У братвы двора.
— Уймись, полосатый! И без тебя тошно, — бросил через плечо жаждавший покурить Дример
и потуже натянул Шапку-Невредимку, которая, намокнув, стала больше напоминать грелку
наоборот. То есть вода её намочила, а голова нагрела. Получилась Шапка-Водогрейка.
— Ну, как скажете, — нисколько не обидевшись, весело мявкнул кот. — Будете ещё много
поколений придумывать разные способы очистки ррразума шебутного населения. И потом, через
много веков, вспомните меня добрым политкорректным словом, мол, вот как нам Башкиррр-оглы
предлагал решить национальную проблему, используя передовые технологии. И к тому же
придёте во конце усея концов.
— Уже пришли, — улыбнулась Масявка и указала на трамвайную остановку, ютившуюся за
углом на косой и разбитой улочке.
Остановка была, как ей и подобает, напрочь обычной. Из стекла. Ну и что? Да, бывает. Видать
было и сквозь неё, и поперёк что хочешь и во всех направлениях. Вот Слипер и ходил теперича
вокруг стеклянной будки, засунув руки в болотного цвета карманы, и разглядывал окружающий
пейзаж сквозь остановочную призму. Цифры на рукаве его комбинезона отражались наоборот. Он
хихикнул и попытался читать наоборот другие надписи. А затем достал из своей оранжевой
сумки-непромокашки налобный фонарь, надел его на голову и стал мигать им в стекло.
— Ну что ты, триетить налево, в самом деле, — буркнул на него Дример. — Нашёл себе
развлекуху…
30
3
— Верно всё делает, — невозмутимо бросила Масюська. — Именно таким образом в трамвай и
сядешь. Только так его вызовешь. Нам не обычный трамвай нужен, не местного хождения, а тот,
что за околицу петляет. На нём и можно к Ключнику попасть. Да и номер евоный сходу не
поймёшь, коли в отражуху не глянешь.
Мора и Загрибука сконфузились друг на друга в надежде, что кто-нибудь из них знает, о чём
говорит Масюська. Но взаимно хмыкнули и пожали плечами.
— Трамвай тот можно только в отражении увидеть, — объяснила Масявка, завороженно глядя
на дождь. — Это оседлые трамваи ходят за просто так на видухе у всех, те, которые промеж домов
по островам шоркаются.
И словно в подтверждение её слов из-за угла скрежетнул и появился обычный трамвай,
старенький, если не сказать дряхлый. Вся наша компания молча наблюдала, как потрескавшийся
вагончик с тронутой ржавчиной дугой аккуратно подкрался к остановке, замер и распахнул
единственную среднюю дверь. Из неё никто не вышел. В нём как сидели, так и остались сидеть
две кудахтающие тётки в бесформенных полупальто, с таким же бесформенным чем-то на
головах, да скучающая девица-кудрица, бритая наголо, но с откровенно красным чубом,
свисающим на нос. И она, и тётки висли над газетными листками.
— Следующая остановка, — раздался томный баритон. — Ухопятковый переулок. Не забываем
читать свежую прессу, дорогие посетители! Несвежие новости дурно пахнут. Только у нас
свежайшая информация на свежайшей мягкой бумаге! Осторожно, двери уже того!
Водителем трамвая оказался высокий бледный тип журавлино-жирафьей породы, с часто
моргающими влажными глазами и рыжими ресницами. Одетый в форменный пиджмак
букинистического цвета, он с интересом смотрел на дрожащего, топчущегося на улице Загрибуку
и жевал невесть откуда взявшуюся в кабине травинку щавеля конского лекарственного. Так же
жуя и не переводя взгляд, он рассеянно повернул рычаг. Двери с грохотом захлопнулись, и
трамвай, сняв стружку с рельс, двинулся дальше по маршруту.
— Жирафы трамваи водят! — испуганно мигая глазами, пролепетал Загрибука, пригвождённый
к месту. — Катет мне в гипотенузу!
— А кто такие жирафы? — спросил его Слипер.
— А я и сам не знаю! — ответил ещё больше перепуганный Загрибука. — Ёктить-октить,
откель во мне это взялось?! Само с языка сорвалось!
Масюська и Масявка переглянулись.
— Тут дело такое, — начала первая. — Вот вы чё думаете?
— Ничё не думаю, — быстро бухнул Мора.
— Да нет, — влезла Масявка, — то есть, да. Тьфу, нет, совсем нет! — Она замотала головой,
словно стряхивала с волос пчелу. — Я в смысле того, что как же вы так думаете, мол, погода в
городе — не пожелай Мудоду, кругом — серо и бетонировано, а живчики так и тянутся пожить-
побывать в Пургопетрике. Дык а почему?
30
4
— Нет, кстати, — подбоченился в карманы Слипер, то есть запихал в них руки, насколько
влезло. — То есть, наоборот, да! Да, почему едут и едут?
— Да потому что! — Масюська вытянула масюсенький пальчик вверх и после театральной
паузы в лучших традициях продолжила: — Жители тута кочумающие, вспоминают всякие разные
разности, которые всегда умели да забыли как навроде, да спрятали и не припомнили где, да
узнали, но не признают в лицо. То есть всплывает в них то самое родное, неотделимое от них
самих, что они сами о себе и не подозревали в своих самых что ни на есть параноидальных
подозрениях!
Дример и Слипер переглянулись.
— Слушай, а они у тебя в этой главе не часто переглядываются? — мявкнула из-под стола
Терюська.
— Шею свернут, — словно подстрелив, гаркнула Соня с холодильника.
— Травматология нам ни к чему! — взял под козырёк я (как можно взять под чего-нибудь, чего
нет в помине? Странные существа люди, придумают же тоже) и закусил карандаш как следует.
— Мда, увлёкся… Забылся… — Я принялся медленно разгрызать карандаш с обратного конца. —
Точно! Немного перестарался… — Я перечитал текст, добираясь зубами до середины карандаша
и не обращая внимания на то, что весь язык у меня уже был в раскрошенном грифеле. — Ну вот,
пожалуй, в этом месте можно и убрать енти самые переглядывания! — утвердительно бацнул я
по столу деревянным огрызком, и он окончательно покинул сей бренный мир, отправившись в
Великое Ежемгновенное Обновление.
Терюська и Соня переглянулись.
Вот блин с компотом!!!
— Кармическая память вскрррывается, — предвидя долгое и нудное копошение всея мозгов,
сходу разъяснил Башкирский Кот.
— То есть я наверняка когда-то точно и очень ясно представлял себе, кто такие эти самые
жирафы? — Загрибука воззрился на кота, и тот невинно пожал кошачьими плечами в ответ —
мол, а я-то тут при чём?
— Сдаётся мне, он прав, — задумчиво сказал Слипер, глядя на стекающие с кошачьих усов
капли дождя.
— Что, тоже кого странного вспомнил? — усмехнулся Дример.
— Не кого, а слово, — подтвердил Слипер, всё так же топоча вокруг остановки трамвая. —
Мне всю дорогу вот в ушах кто-то нашёптывает слово. Одно и то же. Я сначала было думал, что
мерещится. Потом решил, может, радио какое. Но мы прошли уже достаточно много, а оно всё так
же периодически шептается у меня в голове.
30
5
— Что за слово-то? — глаза Загрибуки засияли неуёмным загрибукинским интересом. Шапку
свою он выжал на асфальт и теперь держал под мышкой.
— Начспигайнен! — произнёс Слипер, и вдруг ветер гулко выдохнул и, закрутившись вокруг
него волчком, улёгся.
— Эвона! — уважительно протянул Башкирский Кот. — Да ты фокусник, Слипер-ара-джан!
Крекс-фекс-пекс-брекекекс, сквознячок давай того!
— Да я серьёзно! — обиделся Слипер.
— Как ты сказал? Начесапога… Чего? — сощурил мокрые глаза Загрибука.
— Он сказал — Начспигайнен! — очень точно, ясно и коротко выговорил Башкирский Кот и
почему-то при этом хищно оглянулся.
