— Паук! — крикнул он, называя, как понял Володя, кличку шефа. — Может, хватит языком по-пустому буруздеть? Тебе мальчик не ясно все изложил?! Или совсем у тебя керосин в башке кончился и ты не можешь понять, что нас обошли, а обошел нас тот, кто тебя на это дело подряжал! Гляди, все очень просто: тебя в долю взяли, а после решили, что сами все устроят, чтобы не делиться. Просто так совпало, что его люди и твои люди на дело одновременно вышли, в одну и ту же ночь! Он — фараонов музейных, видно, на корню купил, подделку дал им, мы — как и планировали — мальчика туда заслали, вот и получилась накладка небольшая. Еще раз тебе толкую — тебя решили побоку пустить, тебя и нас, а за такие вот дела у нас, ты знаешь, положено наказывать без всякой жалости и промедления! Потянет он за ручку своей машины — и полетит с машиной вместе на небеса, как птичка! Так что вот, Паук, скорей-ка выходи на этого, как там, Белоруса, что ли! Пусть он почешет репу да расскажет, кого он посылал на дело! Если окажется, что он действительно нас парил, то потребуем не только нашу долю, но и компенсацию за обиду, ведь мы не какие-нибудь там лохи, а люди солидные, способные обидеться, очень серьезно обидеться. Ну а наша обида, предупредим его, не одними лишь нахмуренными бровями кончиться может! Замочим его — и Вася!
Володя, пока продолжался длинный Димин монолог, сидел недвижно, будто у него из тела вынули и мышцы, и кости, а вместо них под кожу набили какой-то дряни вроде оконной замазки. Он видел, какой поворот принимал его хитрый маневр. Да, нужно было молчать до тех пор, пока все не разъяснилось бы само собой: у Кита — его подделка, а подлинник — на трубах, в камине. «Если они меня раскроют, — подумал Володя, шестеренки сознания которого крутились, точно в ткацком станке, — то признаюсь, что все перепутал с испугу, и отдам им подлинного Боттичелли. А если не расколют они меня, то сам приду к тому... как его... к Белорусу этому, и мы поделим с ним выручку. Тогда мама, увидев деньги...» И Володя уже в который раз представил восхищение мамы, раскаявшейся, смущенной, возвращающейся в тот дом, откуда она недавно ушла.
Паук же, никак не отреагировавший на Димину страстную речь, вдруг повелительно сказал ему, сделав резкий жест ладонью, будто отгонял комара:
— Выйди-ка за дверь на пять минут. Позову...
И Дима тут же поднялся и покорно удалился из кабинета шефа, который уставился на Володю с любезностью крокодила, желающего проглотить кролика и завораживающего зверька своим ласково-пытливым взглядом.
— Мальчик, — со вздохом промолвил он, — ты нас не обманываешь, а? Подумай, еще не поздно, не надо лгать. Может, ты придумал все об этих ночных посетителях музея? Уж больно невероятно, чтобы кто-то одновременно с нами тем же способом стал действовать. Может, ты кому-нибудь сказал о том, куда собираешься идти?
Володя, которого буквально прожигал до костей звериный взгляд Паука, сказал дрожащим голосом:
— Нет, я вас не обманываю и не думал никому об Эрмитаже говорить. Что я, дурак, что ли? Я все понимаю... Может... может... это Дима брякнул, а я-то тут при чем?
— Дима? — удивленно взметнул кверху свои брови старичок. — Ах да, Дима, понял! Ну а свою-то копию ты почему же не принес? А если ты ее тем самым мильтонам передал, чтобы они ее повесили, а настоящую картинку взяли да унесли, что тогда? Знаешь, у нас с плутами короткий разговор... — Паук, понизив голос до шепота, наклонился через стол к Володе: — Электропаяльник представляешь? Знаю, представляешь. Так вот им не только паять можно, а еще удобно очень у таких вот мальчиков всякие тайны выведывать — пихнешь раскаленное жало в одно место, вот и выйдет правда...
Володе казалось, что через несколько минут он или разрыдается и во всем покается, или, напротив, рванет отсюда со всех ног, чтобы позвать на помощь. Но последний вариант совсем не годился — догонят, каяться же тоже было равносильно самоубийству, поэтому, собрав в комок остатки своей воли, разбежавшейся было по всем уголкам его похолодевшего, сжавшегося тела, Володя заявил как можно спокойней:
— А вы меня не пугайте вашими паяльниками! Это еще неизвестно, кто из нас плут: я, вы или Дима. А может, этот самый Белорус ваш! Всем вам, я вижу, охота друг друга надинамить да баксы в свой карман забрать! А мне и тех денег, что пообещали за «работу», хватило бы. Копию же я в камине оставил, потому что боялся — застукают. Разве не говорил я вам об этом?
Паук, казалось, твердым тоном Володи остался доволен. Он, видно, никак не предполагал, что этот худенький мальчик, услышав о паяльнике, сможет вести себя так хладнокровно и уверенно. Старик заулыбался примирительно и без тени плотоядности — почти искренне — и сказал:
— Ну-ну, верю тебе, верю. Только скажи, сколько же тебе этот... Дима пообещал?
— Десять тысяч долларов или «деревянными» по курсу, — не моргнув, ответил Володя.
— Ого-го! — даже присвистнул от удивления старик. — Да он что, очумел, что ли? Нет, милый, такой гонорар для тебя не предусматривался. Ну, тысяча «зеленых» еще туда-сюда...
Понятно, что Володя, услышав о том, что его гонорар был на самом деле в десять раз меньше того, о каком говорил Дима, был огорчен и постарался выразить свое негодование как можно искренней.
— Что?! — воскликнул он почти грозно. — Да стал бы я за тысячу мараться! Я что вам, селедку из универсама уносил, а? Я что, не знаю разве, сколько вы за подлинного Боттичелли получите? Нашли идиота!
— Ладно, прикуси язык! — цыкнул на него Паук, которого стал раздражать дерзкий тон жадного до денег мальчишки. — Пока что мы делим шкуру неубитого медведя. Найдем картину — поговорим о другом гонораре. Хотя, если ее вынесли другие, то стоит ли вообще вознаграждать твои труды? Ну, разве я не прав? Ведь ты, выходит, для дела не принес никакой пользы. А кстати, скажи-ка зачем тебе десять тысяч долларов? — неожиданно спросил Паук, и Володя уже собирался было ответить ему в прежнем дерзком тоне, — не ваше, дескать, дело. Но вдруг он подумал, что для него будет гораздо лучше вызвать к себе симпатию этого негодяя, и мальчик откровенно поведал старику о том, что случилось в их доме и как он собирался вернуть назад свою мать. Володя внимательно следил за Пауком, полагая, что он отнесется к его рассказу с насмешкой, презрительно, однако старик слушал мальчика очень внимательно и даже уточнял некоторые детали. В конце истории Паук выглядел совершенно озабоченным, точно всей душой проникся бедой, посетившей семью мальчика. Помолчав и подергав себя за отвислую мочку уха, Паук с интересом спросил:
— Скажи-ка, а где работала твоя мамаша?
— А в Институте археологии. Научный сотрудник она...
— Ясненько! — с живостью в голосе откликнулся Паук, будто сообщение Володи имело для него особое значение. — Красивая такая, даже очень красивая, точно? На тебя, между прочим, похожа, с черными вьющимися волосами и маленькой такой бородавкой над левой бровью, да?
— С родинкой, а не бородавкой, — пробурчал Володя, пораженный точным описанием его матери. Мальчику вдруг именно сейчас стало куда страшнее, чем тогда, когда Паук пугал его раскаленным паяльником. — Откуда вы знаете? еле шевеля губами, спросил Володя. — Вы что, знакомы с моей мамой? Может... — и мальчик замолк, страшно уязвленный внезапно явившимся предположением, может, она к вам и ушла?
Обнажая неестественно красивые вставные зубы из белоснежного фарфора, Паук громко и очень натурально рассмеялся:
— Нет, юноша, не ко мне! Я уже стар для того, чтобы уводить от мужей их жен, да к тому же не люблю я женщин, изменяющих своим мужьям. Когда-то меня самого жена покинула, в молодости...
— Когда вы не были еще богатым? — наивно спросил Володя и, видно, попал в самую точку, потому что Паук прекратил улыбаться и внезапно ожесточился, постарел лет на десять с виду и сказал очень сухо:
— Да, тогда... Короче, я ненавижу тех, кто изменяет, а поэтому никогда бы не доверился той женщине, которая покинула своего супруга. Но я знаю того, к кому ушла твоя мама, а потому скажу тебе, Володя, что вернуть ее назад будет очень трудно, почти невозможно. Во всяком случае заработанные тобой деньги — это сущие пустяки в сравнении с тем, что может предложить тот мужчина твоей маме. К тому же он очень образован, он — барин с головы до ног и очень любит твою маму. А что еще нужно женщине? А кем же был твой отец и ее муж?
