— Господа! — раздался тут громкий голос, и Володе показалось, что это обращение относится и к нему тоже. — Господа, все ли успели сделать ставки?! Через пять минут начнется бой! Прошу делать ставки!
Дима, перебросившись с Аяксом парой слов, обратился к Володе, протягивая ему тысячерублевую банкноту:
— Сейчас мы подойдем к распорядителю и поставим на Тертого. Ты тоже поставишь на Тертого — отдашь деньги и скажешь, что ставишь на него. Понял?
Хоть Володя пока лишь с трудом понимал, чего от него хотят, так как никогда в жизни ни на кого не ставил, но он машинально принял деньги и пошел вслед за Димой и Аяксом к столу распорядителя, похожему на большую трибуну. И Володе приятно было делать это, потому что мальчику казалось, что на него устремлены сейчас взгляды всех этих хорошо одетых мужчин и женщин, считающих его ровней и смотревших на него только с удовольствием.
— На Тертого! — громко и твердо сказал Володя, протягивая деньги седоватому человечку-распорядителю, одетому в черный костюм с кис-кис, любезному и церемонному одновременно.
Седой мило улыбнулся, наклонил голову к плечу, смотря на Володю, точно на пирог, выпеченный к именинам, и мальчику вдруг стало стыдно, словно его раздели при всей этой честной публике.
— А почему не на Зденека? — нежно пропел распорядитель, обливая Володю патокой своей сладчайшей улыбки.
— Я хочу на Тертого! — еще более твердо сказал Володя, понимая, что это будет воспринято с уважением, как должное.
— Ну, как хотите, — изобразил смущенное покорство распорядитель, будто почувствовав, что поступает нетактично, советуя делать ставку на Зденека. Просто шансы Тертого малы, вот и все. Впрочем, вот ваш жетон.
И седой с той же очаровательной улыбкой светского льва протянул Володе пластмассовый кружок, оранжевый, с белым тиснением.
— Все, господа! — провозгласил распорядитель громко. — Все ставки сделаны! Начинаем! Итак, сегодня на ринге два бойца, и оба суперкласс! Встречайте — Зденек Матюшевский и тот, кто выступает под псевдонимом Тертый! Вот они!
И тут же распахнулись две двери зала, расположенные одна напротив другой, и одновременно к рингу двинулись два бойца, раздетые по пояс, но в широких белых штанах. Господа и дамы зарукоплескали, зазвучало «браво!», а бойцы шли, улыбаясь, подняв в приветствии правую руку. Ловко вскочили под канаты ринга и стали разминаться каждый в своем углу, мелко-мелко прыгая на месте. Откуда ни возьмись явились их наставники, из-за канатов отдававшие последние рекомендации. Судьи и рефери, как заметил Володя, отсутствовали, кроме того, никто, как видно, не собирался надевать на руки бойцов обычные боксерские перчатки. Не было на их головах и кожаных шлемов, смягчающих удары, но зато руки Зденека и Тертого были обмотаны жгутами, точно они боялись разбить костяшки рук.
— Если это бокс, — наклонился Володя к Диминому уху, — то где ж перчатки?
Но Дима лишь махнул рукой:
— Здесь не бокс, а бой, вроде гладиаторского. Перчатки не нужны, работают «до предела». Что, не слышал о таком? Ну так посмотри, зрелище занятное. И, пожалуйста, без сантиментов. Эти парни знают, на что идут, они ведь «профи» и баксы за это хорошие имеют. Если наступает летальный исход, то их семьи получают такую знатную страховку, что обижаться или жаловаться никто не смеет. Ну тихо, начинают!
Бойцы на самом деле кончили разминку и теперь лишь ждали сигнала каждый в своем углу. Володя видел, как внутренне собрался каждый, устремив свой взгляд в глаза противника, и вот раздался долгий, протяжный удар гонга, и не успел этот звук стихнуть, как бойцы уже сблизились настолько, что сухопарому, жилистому Зденеку даже удалось нанести первый удар, резко выбросив по направлению к голове Тертого свою ногу, обутую в башмак, напоминающий кроссовку и бутсу футболиста одновременно. Пронзительное «Йя-я!» заглушило гонг, но боевой возглас Зденека и его резкий удар оказались напрасными, потому что Тертый, который казался меньше ростом, но более плотно сложенным, от удара ушел и, пока Зденек выправлял равновесие, сделал «вертушку», крутнувшись на левой ноге ловко, как волчок, и выбросил правую. Обе его ноги на мгновение вытянулись, точно струна, превратившись в прямую линию, и удар, тяжелый и верный, пришелся Зденеку точно в грудь, и противник Тертого, взмахнув руками, как тряпичный паяц, полетел на канаты.
Только ограждение ринга и спасло Зденека — канаты отбросили его к Тертому, не ожидавшему, видно, что тот сумеет оправиться от столь сильного удара, а поэтому раскрывшегося, что и позволило Зденеку нанести ему своей длинной рукой отличный боковой, от которого Тертый качнулся и даже скривился от боли.
Бой, длившийся не более полминуты, привел всех господ и дам в совершенное неистовство. Многие повскакивали с кресел, стали размахивать руками, дико заорали: «Бе-е-й, Зденек, бей!!!» или «Давай, Тертый, ломи-и-и!!!». Кричали и дамы, и если бы Володя посмотрел сейчас на них, то не приметил бы в их облике ни следа аристократизма, которым любовался при входе, а лишь одну жестокую, звериную страсть и ненависть к человеку, который не сделал лично им ничего дурного.
А между тем Тертому, у которого из рассеченной брови струилась кровь, снова удалось провести удар ногой (видно, в этом он был мастак), угодивший Зденеку в голову. Зденек, однако, и тут устоял и, стремясь опомниться от удара, прийти в норму, стал уходить от Тертого, ловко двигаясь по рингу и лишь лениво отмахиваясь от ударов почувствовавшего удачу бойца. Так они кружили по белому полотнищу ринга, отлично освещенному для того, чтобы господа и дамы, съехавшиеся сюда занять вечер, не пропустили ничего из этого прекрасного зрелища, щекотавшего их возбужденные шампанским нервы.
И вот Зденек, собравшись, двинул в атаку, начав с того, что угодил ногой прямо в пах, Тертому, и было видно, как тому больно: Тертый даже выпучил глаза и открыл рот. Но жизнь, похоже, была Тертому дороже паха, поэтому, когда Зденек сблизился с ним, чтобы провести серию решающих ударов, Тертый вдруг, странно изогнувшись и одновременно присев, снизу ударил Зденека ребром ладони по кадыку, и было слышно, как захрипел сухопарый Зденек, схватившись за горло. Этим и воспользовался Тертый, подскочивший к своему противнику и трижды нанесший ему удар коленом в пах, словно мстя за коварный удар, который Тертому пришлось испытать две минуты назад. Зденек вначале упал на колени, одной рукой держась за горло, а другой за пах — похоже, он отлично знал, что в случае полного падения на ринг противник просто-напросто может его добить, поэтому держался изо всех сил, хоть и согнулся в три погибели. Но сильный удар Тертого, нанесенный ногой прямо в голову, беспощадный, жестокий, отбросил Зденека на целый метр, и боец упал навзничь, как видно потеряв сознание, потому что его руки уже не прижимались к разбитым местам тела, а точно плети раскинулись в разные стороны.
Володя, следивший за боем со сжавшимся сердцем, с таким сильным волнением, что кружилась голова и по спине струился пот, видел, как Тертый хотел было продолжить избиение поверженного противника, но тут раздался гулкий удар гонга, являвшийся, как видно, сигналом для бойцов. И Тертый в каком-то раздражении, недоуменном и требовательном, даже повернулся в сторону распорядителя, давшего сигнал, и нетерпеливо взмахнул рукой: зачем остановил? Но подчиниться все-таки пришлось, и Тертый, желая показать зрителям, что вовсе не утомился, избивая человека, легкой боксерской трусцой запрыгал в свой угол.
А зал вопил! Оказалось, что за Тертого стояли совсем немногие, и приветственных криков, в общем, было мало, а в основном кричали что-то оскорбительное в адрес победителя, свистели и поединком были недовольны. Несколько господ даже сорвались со своих мест и бросились к распорядителю, пытаясь, наверно, доказать, что Тертый вел бой нечестно, и Володя слышал, как они ругались с распорядителем, употребляя совсем не аристократические выражения. И Володе показалось, что все эти люди недовольны совсем не тем, что Тертый вел бой нечестно, а тем, что поединок кончился так скоро и они, заплатившие большие деньги за удовольствие любоваться гладиаторским боем, не сумели насладиться в полной мере.