Джим открыл глаза, увидел Блэза и безотчетно улыбнулся.
— В Вашингтоне мы не смогли купить такого душа, — сказал он. — Где только Китти не искала.
— Наверное, их делают на заказ. — Блэз отвернулся, Джим выключил воду и взял полотенце. — Как тебе понравился Брисбейн?
Пока Херст с молодой женой пребывал за границей, Артур Брисбейн управлял не только газетами, но и политической карьерой Херста. Шеф хотел познакомиться с Джеймсом Бэрденом Дэем, того же хотел и Дэй. Конгрессмены-демократы, они могли быть полезны друг другу. К сожалению, Дэю удалось побывать в Нью-Йорке, лишь когда Херст оказался за границей. Блэз устроил ему встречу с Брисбейном и пригласил поехать с ним в Ньюпорт; Дэй согласился и приехал один, без жены. Каролина, похоже, была рада гостю, и Блэз мог теперь увидеть сестру в новом свете, когда они с Дэем как профессионалы говорили о политике. Конечно, она рассуждала куда разумнее Херста, которому, она сама это говорила, стремилась подражать, зная, как это раздражает Блэза.
Джим быстро оделся — по старой привычке, объяснил он.
— Я все время в движении: из пансиона на пикник, оттуда на вокзал, у меня нет времени одеваться, думать, заниматься чем-нибудь, кроме политики.
— Не представляю себе такой жизни.
— А я не представлял — и даже сейчас не представляю, что значит быть настолько богатым. — Его глаза обежали спальню, обставленную в стиле подлинного Большого Трианона.
— Это все равно что родиться с шестью пальцами вместо пяти. На это не обращаешь внимания, пока не напомнят другие. Так какого ты мнения о Брисбейне?
Джим расчесывал свои мокрые кудри и тихо стонал от боли, когда расческа врезалась в колтуны.
— Он не так хорошо разбирается в политике, как ему кажется. Особенно в политике нашей, Запада и Юга. Он считает Брайана дураком…
— Это не так?
— Я вижу, что ты считаешь всех нас, с Запада, деревенщиной, особенно когда заманиваешь в такой дом, как этот, но мы знаем об этой стране кое-что такое, что неведомо шестипалым людям, — засмеялся Джим.
Теперь засмеялся Блэз и не удержался от вопроса:
— Если вы так много знаете, почему мы все время обходим вас на выборах?
— Деньги. Дай мне то, что Марк Ханна давал Маккинли и дает Рузвельту, и я тоже буду президентом.
— А ты бы хотел?
Мальчишеская голова повернулась к позолоченному зеркалу, в котором отразились обе головы. Джим посмотрел на отражение Блэза в зеркале.
— О да. Почему бы и нет?
— Но у тебя нет шести пальцев.
— Мне нужны друзья с шестью пальцами. — Джим сел на край постели и начал завязывать шнурки. — Только когда случается настоящая беда, власть денег решает не все. Есть масса рабочих, фермеров, большая их часть будет на нашей стороне. Вот почему меня интересует Херст. Он учредил свои Демократические клубы, и это лучший способ привлечь их к себе, но боюсь, что он настолько поглощен другим — использовать клубы для выдвижения его кандидатуры — а в этом мало проку для нас, для партии, пока, во всяком случае.
— Ты думаешь, у него есть шансы?
— Он слишком богат для нас, демократов, — Джим покачал головой. — Ему было бы лучше с вашим братом. Но эти его газеты совершенно рассорили его с респектабельной публикой. Что до меня, то я хочу, чтобы Брайан снова попытал счастье, хотя…
— Он проиграет.
— Газеты превратили его в некое подобие нашего национального дурачка, — грустно сказал Джим. — Они это делают всегда, когда кто-то пытается помочь трудящемуся человеку.
Блэз так и не научился определять, где у политика кончается правда и начинается рассчитанное лицемерие. Действительно ли этот красивый богоподобный юноша, провинциальное божество, скорее Пан, чем Аполлон, принимает близко к сердцу заботы трудящегося человека, цены на хлопок, таможенный тариф? Или это просто шум, который он должен поднимать, своего рода брачное пение птиц, чтобы получить то, к чему он стремится? Блэз не стал доискиваться до истины. Вместо этого он напомнил Джиму, что Херст помогал созиданию из Брайана популистского, если не популярного героя.
— Значит, шестипалые хозяева страны еще не до конца его испортили. У Брайана есть и богатые поклонники.
— Да, это наша удача. Херст сделал для нас много полезного — неважно почему. — Джим встал, и Блэз вспомнил, что сам он до сих пор не одет. Он направился к двери в свою комнату.
— Мы обедаем на борту океанского лайнера у Пейна, — сказал он. — Сказал ли Брисбейн, что ты далеко пойдешь в мире политики?
— Сказал, — засмеялся Джим. — И даже объяснил, почему.
— Потому что у тебя голубые глаза.
— Именно. И Херст такой же сумасшедший?
— В чем-то еще более.
— Мы не должны спускать с него глаз, — сказал Джим, выходя из комнаты и направляясь вниз к гостям.
— Холодных голубых глаз.
— Особенно со всех шестипалых.
Вопреки мольбам Маргариты, Каролина отправилась в гости на яхту.
— Я должна выглядеть абсолютно безукоризненно, пока…
— Пока… что?
— Я делаю то, что должна делать. — Этот ответ вызвал поток беззвучных, слава богу, слез. На самом деле у Каролины еще не родился план, как избежать грядущей катастрофы. Она должна сохранять хладнокровие, говорила она себе, не делать ничего сгоряча и, уж конечно, не говорить никому.
Отец ее будущего ребенка, прогуливавшийся по палубе на корме яхты, выглядел очень импозантно на фоне острова Блок-Айленд за его спиной. Другие гости в ожидании обеда собрались в главном салоне. Хотя Каролина старательно избегала Джима, она не могла отказать себе в свежем воздухе. У нее в жизни не кружилась голова, а теперь она страшилась именно этого. Ощущения в ее теле были ужасны, и это еще мягко сказано; всякое могло случиться.
— Мне, должно быть, не следовало приезжать. — Джим улыбнулся. — Но Блэз настоял, а я у него в долгу — за мистера Херста, или, скорее, мистера Брисбейна.
— Я рада, что ты здесь. — Каролина изо всех сил старалась казаться оживленной. — Искренне рада.
— Я не представлял себе, как живут эти люди.
— Велико искушение?
— Нет. То, чем я занимаюсь, куда интереснее. Мне никогда не бывает скучно, а эти люди…
— Устраивают обеды для своих собак.
— Я только что познакомился с мистером Лером, — поморщился Джим.
— От этого нет спасения…
— Эта бедная девушка, на которой он женился…
— Ты это заметил?
— Мы, в наших краях, не такие уж простачки.
— Я так и не думала. — Каролину радовало, что благодаря шоковой ситуации, в которой она оказалась, она не испытывала никакого влечения к Джиму. Он же излучал сексуальную энергию, как пресловутое динамо Генри Адамса. Ей придется его охладить, решила она, не вполне уверенная, чего требовал и что позволял этикет беременности. Доктор, которого она анонимно посетила в Балтиморе, был настолько заинтересован гонораром за предстоящий аборт, что она решила к нему больше не обращаться. Она выжидала и сама не знала, чего именно.
— Теперь ты вернешься в свой Америкэн-сити?
Джим кивнул. Хотя его губы выглядели очень соблазнительно, она предпочла смотреть на Блок-Айленд.
— В понедельник. Китти беременна.
— О, нет! — удивление Каролины было столь спонтанным, что она, показалось ей, выдала себя с головой.
Но Джим просто усмехнулся в ответ.
— Для этого, как тебе известно, люди и женятся.
— Откуда мне это известно? — Она видела в этой ситуации макабрический юмор. — Понятия не имею. — Она овладела собой. — Она нездорова? Я имею в виду — у нее бывают приступы тошноты?
Джим кивнул, не проявив большого интереса к этой теме.
— Всегда при этом бывает неважное самочувствие.
— И когда же… будет ребенок?
— В октябре, полагает доктор.
В том же месяце, когда придет и ее срок. Он, как петух, прыгнул из постели в постель, может быть даже в один и тот же день. Впервые она поняла, насколько опасны мужчины. Мало того, что они наделены физическим превосходством, еще и эта ужасающая способность зачинать новую жизнь одним небрежным тычком. Права была мадемуазель Сувестр. Лучше сапфический образ жизни, «белый брак» между дамами, чем эта потная черная магия.
