В эти два исторических дня много было высказано с той и другой стороны, что было бы очень полезно сохранить для потомства на самом деле, чтобы, когда-нибудь, правдивый, незаинтересованный исследователь сказал на чьей стороне была правда, и кто просто тратил свои силы в попытке связать правительство по рукам и по ногам.
В вопросе о недостатке объема прав Государственной Думы и в рассмотрения бюджета оппозиция договорилась просто, что называется, до геркулесовых столбов.
Но ее основной тезис, что сметные правила, 8-го марта, лишили Думу всякого права изменить бюджет в большей его части, я представил расчет, напечатанный, в предвидении этого аргумента, в самой объяснительной записке к росписи, по которому из двух с половиною миллиардов всей росписи более 60 % всех кредитов находятся в полном и ничем не стесненном рассмотрении народного представительства. А если к этой сумме прибавить 400 миллионов кредита на оплату государственного долга, который и не может быть сокращен, потому что он исчислен по данным не допускающим никакого сокращения, пока государство стоит на неприкосновенности своих международных обязательств, а затем прибавить к этому действительно забронированный, но только на один последний 1908-ой год, кредит около 200 миллионов предельного бюджета Военного Министерства, поступающих с следующего года в свободное обсуждение законодательных палат то на поверку остаются забронированными сметными правилами какие-нибудь 400 миллионов рублей, то есть лишь одна шестая часть бюджета, да и то забронирована она только в том смысле, что нельзя исключить кредит не затрагивая самого закона.
Для всех было, однако, ясно, что дело сводится к внесении полной анархии в государственный организм, и к чести Думы 3-го созыва нужно сказать, что оппозиции было в эту пору не легко: мои резкие возражения встречались такими громкими знаками одобрения, что моральная победа была очевидно на стороне правительства по всем основным предметам нашего непримиримого с нею столкновения. Созналась в этом и сама оппозиция, не поскупившись, конечно, на резкие обличительные статьи в своей прессе, в которой приняли участие и некоторые научные кадетские силы того времени, вероятно, не раз пожалевшие потом о высказанных ими взглядах, когда много лет спустя им пришлось самим очутиться на стороне правительства, – правда, на короткое время. Я имею в виду хотя бы профессора Фридмана.
В этих двухдневных прениях наибольший интерес с точки зрения аргументов оппозиции представляла, бесспорно, статья 9-ая сметных правил, против которой, казалось бы, не должно было быть каких-либо споров, если бы в методах борьбы против правительства существовала бы необходимая справедливость. Эта статья, составлявшая весь центр тяжести придирок к действиям правительства, в существе своем была совершенно понятна и даже неизбежна при всяком режиме. Она применяется одинаково во всех странах с окрепшим даже парламентским строем и нигде никому не приходило в голову строить на ней главный план нападения на правительство. У нас эта статья к тому же только повторяет в сметном деле тот самый принцип, который закреплен был в наших основных законах, как известно, по самому учреждению Государственной Думы и Государственного Совета недоступных воздействию законодательных учреждений без особого на то полномочия Верховной власти.
В основных законах содержится статья 94-ая, изложенная в редакции, не дающей места к какому-либо сомнению:
«Закон не может быть отменен иначе, как только силой закона, посему, доколе новым законом положительно не отменен закон существующий, он сохраняет полную свою силу».
В полном соответствии, с таким постановлением основных законов, статья 9-ая сметных правил говорит с почти буквальной точностью: «Если какой-либо расход основан на законе, нужно сначала изменить закон, и тогда только падает и установленный им расход».
Помимо того и здравый смысл с очевидностью говорит, что нельзя в порядке простого рассмотрения смет исключать произвольно какие-либо расходы, обеспеченные специально изданным для них законом, и вводить, таким образом, полнейший хаос в государственный организм, лишая его тех его органов, которые могут быть даже неудовлетворительны, но незаменены лучшими, на что требуется и время и внимательный предварительный труд, тогда как на исключение расхода из сметы достаточно случайного большинства присутствующих членов законодательной палаты и государство может быть одним неосторожным постановлением лишено любого органа власти.
Но в нашем молодом законодательном организме, или точнее в одной из групп, поставивших себе задачею бороться с правительством во что бы то ни стало, эта очевидность не помешала развиться самым страстным спорам. Мне пришлось три раза выступать с элементарными доказательствами этой простой истины, прежде, нежели с правых скамей Думы раздалось энергичное требование прекратить бесполезный спор.
Конец этих двух памятных дней, стоивших мне изрядного напряжения сил, вполне оправдал мои усилия. Законодательное предположение 40 членов было просто передано в бюджетную Комиссию и покоилось в ней почти до самого конца полномочий Думы третьего созыва, то есть боле четырех лет.
Началась более спокойная сметная работа в бюджетной Комиссии. Мне пришлось провести в этой работ многие и многие дни, вплоть до мая месяца, когда рассмотренный в Комиссии бюджет поступил в Общее Собрание и начались опять жаркие схватки мои с Шингаревым и некоторыми другими представителями борьбы со мною – о чем речь впереди.
В начале апреля, незадолго до разъезда членов Думы на пасхальный вакант, до сведения правительства дошло, что по смете Министерства Путей Сообщения Дума готовит правительству некоторый сюрприз.
В подкомиссии бюджетной Комиссии, рассматривавшей смету Министерства Путей Сообщения, собрались в большом числе представители оппозиционного направления, возглавляемые видным молодым кадетом, считавшим себя большим специалистом по всем вопросам железнодорожного дела, очевидно потому, что сам он окончил институт путей сообщения и состоял приват-доцентом Томского Политехнического института.
Это был Некрасов, сыгравший потом, в начале переворота в марте 1917 года, видную роль, в качестве первого комиссара по ведомству путей сообщения и ему, именно, принадлежала заслуга внесения в железнодорожную среду первых проявлений величайшей демагогии и разложения, которые определили всю деятельность этого ведомства в первый период революции, до большевистского переворота.
В подкомиссии, а затем и в самой бюджетной комиссии были, разумеется, и другие знатоки железнодорожного дела, как Марков I-ий, влияние которых было значительно слабее, но и они были далеко не прочь показать правительству превосходство своих знаний над министерскими специалистами и попытаться проявить свое влияние при первом соприкосновении законодательных учреждений с такою важною отраслью казенного и даже частного, но сильно зависящего от государственной власти, хозяйства. К тому же и положение нашего железнодорожного дела было, в ту пору, на самом деле не блестящее. Правда, что главная причина, тому, коренилась в последствиях несчастной войны, в расстройстве транспорта от революционных условий 1905-1906 года, которые не могли быть, разумеется, исправлены в такой короткий срок, который протек с той поры до приступа, к нормальной работе нового законодательного аппарата. Да и финансовое наше положение после войны не могло дать всех тех средств, которые были необходимы для того, чтобы упорядочить все дело, и требовались годы времени и постепенное, планомерное исправление недостатков прошлого. Для Государственной Думы и, в особенности, для оппозиционных ее элементов пища для критики была чрезвычайно обильная и поводы для обвинения правительства в неумении вести дело были слишком разнообразны и даже благодарны.
Вдобавок и высший состав Министерства Путей Сообщения в лице Министра, военного инженера Шауфус-фон-Шафхаузена мало соответствовал новым условиям законодательной работы. Совершенно неприготовленный к защите интересов своего ведомства в публичных заседаниях с множеством оппонентов говорящих и часто нападавших на представителей правительства довольно бесцеремонным образом плохо владевший речью, терявшийся при всяком резком нападении и отвечавший на него с нескрываемым раздражением Н. К. Шауфус был чрезвычайно смущен, когда Столыпин заявил нам всем в заседании Совета Министров, что до его сведения дошло, что бюджетная комиссия решила внести в Общее Собрание Думы, в качестве своего заключения по смете Министерства Путей Сообщения, по разделу казенных железных. дорог, требование о назначении особой комиссии из среды членов Государственной Думы и Государственного Совета, для расследования положения нашего железнодорожного хозяйства, с предоставлением ей широких полномочий в смысле осмотра дорог на месте, требования разъяснений от всего персонала и даже контроля за расходованием средств, отпускаемых по смете.
