Мне пришлось долго и упорно возражать Плеве и по существу и в отношении порядка проведения этого дела. По существу, я старался доказать ему, что вовсе не дело фабричной инспекции следить за настроением рабочих и ставить о нем в известность жандармский надзор, что у нее нет на это никаких средств и способов, что ее дело предупреждать столкновение интересов рабочих и нанимателей, следить за применением на практике, фабрично-заводского законодательства, примирять неудовольствия в таком трудном и сложном деле как заводское и уметь приобрести доверие рабочих, которое одно в состоянии мирно улаживать возникающие конфликты.

Я напомнил Министру Внутренних Дел хорошо известный ему случай военных забастовок в Московском районе, в 1898-м году, когда я, в качестве Товарища Министра Финансов, был командирован разбирать столкновения между жандармским надзором и фабричною инспекциею, причем выяснилась печальная картина этих столкновений и несправедливое и опасное обвинение инспекции жандармами, едва не имевшее крайне печальных последствий.

Подробно развивал я и совершенную для меня, как Министра Финансов, невозможность согласиться на передачу инспекции в руки жандармов, так как эта мера будет иметь самые гибельные последствия для всей нашей промышленности, и я не могу взять на себя ответственность за такой результат и должен возражать всеми доступными мне способами, а не соглашаться на миролюбивое разрешение вопроса, за который на меня же падает вся тяжесть неизбежных последствий, и закончил мои возражения тем, что в виду одобрения такой меры Государем, мне не остается ничего иного, как доложить мои возражения Ему и просить Его, во всяком случае, поручить Министру Внутренних Дел внести такое предположение от своего имени в Государственный Совет, а мне дать право, принадлежащее всякому Министру, возражать против предположения другого Министра, затрагивающих в корне интересы моего ведомства.

Мы расстались более чем холодно, причем Плеве, расставаясь со мною произнес фразу, которая намекала на условия моего назначения два месяца тому назад.

«Я не думал В. Н. – сказал он – что, помогая Вам стать во главе финансового ведомства, я должен буду скоро убедиться в Вашей несговорчивости, о которой многие предостерегали меня, и что с Вашей стороны я не встречу той помощи, на которую я так надеялся, постоянно поддерживая Вас».

– С этой минуты и до самых последних дней, предшествовавших его убийству, наши отношения почти порвались. Мы встречались еженедельно в Комитете Министров, изредка в Государственном Совете, но он ко мне более не подходил, ни о чем не заговаривал и всем было ясно, что недавняя наша близость исчезла.

Вскоре, впрочем, наш конфликт сделался известен, так как Департамент Полиции об этом не молчал, и я могу по совести сказать, что общее сочувствие было на моей стороне, не говоря уже о Витте, который громко возмущался возникшему у В. К. Плеве проекту, хотя злые языки говорили, что он же обещал Плеве поддержать его в Комитете Министров, если бы я согласился внести туда это предложение. Через неделю, я представил Государю письменный доклад, изложивши в нем все наиболее существенные доводы против такой меры. На словах я развил их, и Государь оставил доклад у себя, обещавши мне спокойно и внимательно перечитать его и переговорить с Министром Внутренних Дел.

Что было Им сделано по этому поводу, и как поступил окончательно Плеве, я не знаю, но ко мне мой доклад больше не возвращался. Плеве со мною более не разговаривал, в Комитет Министров этого вопроса не вносил, а с его смертью этот вопрос канул в вечность и больше не возникал до самого моего ухода с должности Министра Финансов, в октябре 1905 года, когда следом за моим выходом, Витте, уже пожалованный в Графское достоинство, провел всеподданнейшим докладом образование Министерства Торговли, в которое отошла и фабричная инспекция.

До половины лета 1904 года моя память не удерживает никаких событий, которые мне хотелось бы отметить. Мои доклады у Государя носили чрезвычайно спокойный и крайне доверчивый ко мне характер.

Не проходило ни одного из них, чтобы Государь, видя мои заботы об изыскании средств на войну и на охранение нашего кредита, не старался ободрять и успокаивать меня. Он неизменно говорил о несомненной нашей победе над нашим противником, который «вместе со своими союзниками заплатить нам все, что мы издержали», – это была Его постоянная и любимая фраза, выражавшая твердую Его веру в нашу победу, и эта вера не оставляла Его и гораздо позже, когда уже было ясно, что нашим надеждам не суждено осуществиться.

Разрешение конфликта с В. К. Плеве. – Убийство Плеве. – Легенда о бумагах, находившихся в портфеле Плеве в момент его убийства. – Новый министр внутренних дел Князь П. Д. Святополк-Мирский и его связь с С. Ю. Витте. – Указ 12-го декабря 1904 года. – Д. Ф. Трепов и рабочий вопрос. – Гапоновское движение. – Демонстрация 9-го января 1905 г. – Мои возражения, сделанные Государю по поводу проекта Трепова о личном воздействии Государя на рабочих. – Прием Государем делегации рабочих Петроградского района. – Неудавшаяся попытка обследования положения рабочих Петроградского района.

В первой половине июля я находился, однажды, у себя в кабинете, на Мойке, и собирался уезжать на дачу, на Елагин остров.

Раздался телефонный звонок и я услышал, к моему удивлению, голос Плеве, почти два месяца не входившего со мною ни в какое общение. Он сказал мне, что хотел бы повидаться со мною, так как есть надобность поговорить по одному личному вопросу, и спрашивает меня, когда может он приехать ко мне, не помешавши в работе. Я ответил ему, что через несколько минут собираюсь ехать к себе на дачу и охотно заеду к нему на Аптекарский остров, если только не помешаю ему. Он поблагодарил меня и сказал, что будет ждать меня.

Как только я приехал, меня немедленно пригласили в кабинет; в приемной не было никого, и даже обычных дежурных чиновников я не встретил в помещении. Плеве вышел ко мне на встречу, наружно совершенно спокойно, и как только я сел против него, протянул мне руку и сказал: «Вы, сердитесь на меня за происшедшую между нами размолвку».

Я ответил ему, что мне сердиться не приходится, но мне очень грустно, что в результате нашего спора, наши отношения совершенно порвались, что он едва отвечает мне на приветствия при встречах, и все видят, что между нами установились совсем необычные отношения. Я не чувствую за собою никакой вины перед ним и все жду, когда он поставит наше разногласие на суд Государственного Совета, так как и теперь уверен в своей правоте.

Рассказал я ему, что я представил Государю, как предупреждал его, мой доклад, после чего ни разу не возбуждал того же вопроса в личных беседах и не знаю какая участь постигла этот доклад. «Этот доклад был у меня», сказал мне Плеве, «и я его вернул Его Величеству, прося не давать ему пока никакого хода, а теперь я просто не хочу поднимать снова этот вопрос. Кто из нас прав – Бог знает – но в чем я не прав, – это в том, что я переменил мои отношения к вам; и в чем я раскаиваюсь и прошу Вас забыть происшедшее, так как Вы поступили совершенно открыто и на Вашем месте и я вероятно поступил бы точно также.

Но теперь не такое время, чтобы мы отходили друг от друга. Я Вас всегда ставил очень высоко и теперь прошу Вас дружески, забудьте то, что было, и станем по-прежнему относиться друг к другу, как было до этого случая. Бог знает, долго ли еще придется нам работать вместе. Вы многого не знаете, да и я пожалуй очень многого не знаю из того, что происходит кругом нас».

Это были его последние слова. Он обнял меня, крепко поцеловал, опять спросил не сержусь ли я на него, и совершенно весело довел меня до передней и уже на пороге опять сказал «ну, значить, все по старому».

Мы больше с Плеве не виделись. Через три дня, хорошо помню число, – это было 14-ое июля, мы встретились на Совещании под председательством Государя в Александрии, по сокращению сметы чрезвычайных расходов на 1904 год.