Оживление русской промышленности в описываемую эпоху было, таким образом, явлением нормальным, имевшим корни во всей хозяйственной и государственной жизни страны и твердую почву, на которой оно, без большевистской катастрофы, продолжало бы свое быстрое и мощное развитие в полной гармонии с другими проявлениями деятельности страны и с параллельным ростом народного благосостояния.

Я ограничусь лишь очень немногими показателями оживления русской промышленности в рассматриваемую эпоху. В области промышленности предметов широкого потребления, производство хлопчатобумажной пряжи повысилось с 15 миллионов пудов в 1905 году до 23 миллионов в 1913 г., а производство хлопчатобумажных тканей с 13 до 20 миллионов пудов. Белого сахара произведено было в 1905 г. – 50 миллионов пудов, а в 1913 г. – 108 миллионов пуд. Производство папирос равнялось 12 миллиардам штук в 1905 г и 26 миллиардам в 1913г.

В области тяжелой промышленности – производство каменного угля возросло с 1.091 милл. пуд. в 1908 г. до 2.214 милл. пуд. в 1913 г. Чугуна произведено было в 1903 г. 152 милл. пуд., а в 1913 г. 283 милл. пуд. Что касается до нефтяной промышленности, то разрушения, произведенные во время смуты 1905 г., были так велики, что до войны добыча не достигла еще уровня 1904 г. и лишь во время войны, под влиянием развития Грозненского района, добыча достигла почти что прежнего уровня (656 милл. пуд. в 1904 г. и 602 милл. в 1916 г.).

Что касается до железных дорог, то ни одно десятилетие не дало такого толчка прогрессу в этой области, какое дало десятилетие 1904-1914 года.

Этому вопросу мною посвящено немало страниц в моем предшествующем изложении, и можно сказать без преувеличения, что без достигнутого успеха в этой области не было бы и их осязательных результатов, которые проявила вся экономическая жизнь Poccии в эту пору длина русской железнодорожной сети, не считая финляндских дорог и Китайской Восточной железной дороги, равнялась накануне войны, на 31 декабря 1903 г., 55.314 верстам. На 1 января 1914 г. она увеличилась до 65.526 верст, из коих две трети, а именно 43.383 версты составляли казенную железнодорожную сеть: 33.416 верст в Европейской и 9.969 верст в Азиатской Poссии.

Такова была финансовая и экономическая политика России в десятилетие 1904-1913 г. г. Таковы были в беглом обзоре достигнутые ею результаты перед самым началом великой войны и сопроводившей ее катастрофы.

Выступление M. M. Ковалевского в Государственном Совете по поводу моего увольнения. – Мои беседы с Императрицей Маpиeй Федоровной. – Мое выступление в Государственном Совете по вопросу о подоходном налоге. – Назначение меня Председателем второго департамента Государственного Совета. – Следствие по делу Сухомлинова. – Сделанное мне предложение заняться подготовкой к мирным переговорам. – Назначенье меня попечителем Лицея. – Мое последнее свидание с Государем. – Февральская революция и ее отраженье на нашей частной жизни. – Мой первый арест и освобождение. – Жизнь в деревне. – Процесс Сухомлинова. – Допрос меня Чрезвычайной следственной комиссией Временного Правительства.

Об этом времени я скажу лишь очень немногое и только то, что пришлось пережить мне в связи с моим прошлым.

Время после моего увольнения 30-го января 1914 года составляет уже пору очень мало заметную в смысле моего личного участия в государственных делах.

Как и в 1906-м году, спешно перебравшись из Министерской квартиры на нашу частную на Моховой улице, которая давно подготовлена была нами и только временно занималась близким мне человеком, Генералом Пыхачевым, мы в какие-нибудь 10 дней окончили наше устройство и были искренно рады тому, что могли в новой обстановке начать нашу новую жизнь, мало похожую на ту, которую мне пришлось пережить в течение предшествующих десяти лет.

Никому из нас и наших близких не приходило в голову, что недолго нам суждено прожить так, как мы рассчитывали, и всего через три года мы лишимся всего, что устраивали с любовью в течение всей нашей жизни. В Государственном Совете меня встретили самым радушным образом; все, наперерыв старались выразить мне свои симпатии и не скрывали своего отношения к моему увольнению.

В первом заседании Совета, после моего увольнения – оно пришлось на, 4-ое февраля – я не присутствовал, так как не начал еще моих посещений Совета. Как только заседание открылось, и Председатель Акимов объявил об этом, из академической группы поднялся Академик, Профессор М. М. Ковалевский и попросил разрешения сделать внеочередное заявление. Разрешение ему было дано в молчаливой форме, простого жеста, выражавшего согласие на то Председателя. Своим очень громким голосом, отчеканивая каждое слово, Ковалевский заявил от своего имени и от имени и по поручению Академической Группы, что она и его единомышленники, а он надеется, что к ним присоединятся и другие г. г. члены Государственного Совета, – не могут не высказать открыто их чувства глубочайшего сожаления по поводу того, что Статс-Секретарь Коковцов вынужден был покинуть свой двойной пост Председателя Совета Министров и Министра Финансов.

Заметив желание Председателя Совета остановить его, Ковалевский, повышая голос, заявил, что ему и его друзьям неизвестны, конечно, те побуждения, которые вызвали это печальное явление, но сожаление их и даже чувство скорби, вероятно, разделяются широкими кругами общественного мнения, которое привыкло уважать и ценить гр. Коковцова, и как осторожного и вдумчивого руководителя всей нашей внутренней политики, и как выдающегося Министра Финансов, много и с несомненным успехом потрудившегося в деле упрочения русских финансов в такое трудной время, в, которое он их вел. Из группы центра раздался ряд голосов о том, что и их группа всецело присоединяется к сделанному заявлению. Ковалевский хотел продолжать свою речь, но Председатель, видимо, справившись с неожиданностью, прервал его, сказавши, что заявление его выслушано, и он предлагает приступить к очередным делам.

Я не имел об этом никакого понятия, никогда не встречался с Академиком М. М. Ковалевским вне заседаний Государственного Совета и только неделю спустя имел возможность да и то не в заседании, а в зале перед заседанием поблагодарить его за высказанное мне сочувствие. Это не избавило меня от дошедшего слуха, усердно распространявшегося потом, что выступление Ковалевского было результатом сговора со мною и было устроено в виде протеста, направленного лично против Государя. Конечно, ничего подобного не было на самом деле.

Как только я привел к окончанию мои личные дела, я обратился к Председателю Государственного Совета Акимову с просьбою доложить Государю мое ходатайство разрешить мне провести некоторое время за границей, чтобы повидать мою дочь, только что вышедшую вторично замуж, и отдохнуть от пережитых впечатлений.

Разрешение мне было дано немедленно, с предоставлением права оставаться там сколько я захочу, и 15-го марта мы выехали через Берлин прямо в Палермо, где и пробыли около трех недель, а затем, заехавши на четыре дня к дочери в Женеву, в половине апреля я вернулся обратно в Петербург. Еще до моего отъезда из Poccии мне пришлось два-три раза видеть Государя на различных праздниках, и два раза меня пригласила к себе вдовствующая Императрица.

При первой встрече с Государем мне казалось, что Он избегает подходить ко мне и вступать в отдельную беседу, как будто опасаясь услышать от меня что-либо неприятное. Но уже во вторую встречу, на эрмитажном спектакле и за ужином после него, Он подошел ко мне и стал расспрашивать, что я собираюсь делать, кроме участия в заседаниях Государственного Совета, и когда узнал, что я предполагаю просить разрешение на поездку за границу и в частности в южную Италию, где раньше не бывал, Государь, видимо, обрадовавшись моему совершенно спокойному тону и таким намерениям, сказал мне: «наслаждайтесь там как можно дольше, не торопитесь возвращаться, и когда Вам будет очень приятно на полном отдых, подумайте обо мне и пожелайте чтобы и мне было не слишком тревожно. Вы должны всегда, помнить, что я Вас глубоко уважаю и никогда не забуду Ваших заслуг, и опять повторяю Вам: если у Вас будет какая-либо забота, то знайте, что Вы доставите мне большую радость тем, что обратитесь ко мне. Надеюсь видеть Вас по Вашем возвращении и буду всегда рад принять Вас».