Достав двухлитровый котелок, Елена зажгла спиртовую лампу и отмерила необходимое количество очищенной воды. В закипевшую жидкость отправились корни мандрагоры, цветы ночной фиалки и мраморная пыль. Толченый янтарь, веточки тиса, белая глина. Волшебное варево станет плотью пришельца.
Тщательно проверив целостность круга и печатей, Елена установила котелок в центре и уверенным движением обезглавила птицу. Окропив границу кровью, нараспев произнесла слова вызова. Голос низкий и шипящий воспроизводил звуки мало похожие на человеческую речь, глаза закатились, обнажая голубизну белков. Не глядя, ведьма вспорола птице брюхо, запустила руку в теплый ворох внутренностей и вырвала сердце. Сжала горячее сосредоточие жизни, вдохнула соленый запах крови и положила его в готовое зелье. Несколько мгновений – чуть дольше, чем полагается – ничего не происходило, а после ткань мира прорвалась, и защитная сфера медленно заполнилась туманом. В центре возникла сгорбленная тень, быстро разросшаяся в высокую статную фигуру.
Елене показалось, вернувшееся зрение обманывает ее. Котелок со звоном выкатился за границу круга, остатки зелья залили часть печатей. Символы погасли, жидкость с шипением испарилась, наполнив сумрачное пространство подземелья запахом серы и пепла. Или ей только показалось?
– Ты еще, что за черт? – широко раскрыв глаза, ведьма уставилась на представшее перед ней существо – худое, бледное и обнаженное.
– Я – владыка предвестника трупов, повелитель завывал, хозяин срединного мира – патетически изрек демон, легко переступая границу круга. Голос его звучал низко и мягко, но под бархатными нотками с легкой хрипотцой ощущалась сталь. – Тут пахнет гордыней, злобой и похотью… норны указали мне путь в эту часть чертога ветров. – Он повел плечами и склонился, протягивая ей руку. Елена воззрилась на нее как весталка на наглеца, спутавшего ее с храмовой проституткой.
Девушка была готова к чему угодно, но только не к этой ереси. Видимо пришелец совсем больной. Елена нащупала котелок и с размаха опустила его на голову твари. В котелке образовалась вмятина, но голова незваного гостя осталась целой. Золотисто-карие глаза смотрели укоризненно, протянутая рука не дрогнула.
Ведьма икнула.
***
Званый обед заслуженно претендовал на «самое унылое событие года» в моем списке. Кастилла оправила мне юбку, пригладила воротник, посетовала на несколько выбившихся из косы волосинок. Предложила переобуться в туфли с каблуком повыше – мой метр шестьдесят восемь был для нее оскорблением. Подозреваю в кругу единомышленников она величала меня не иначе как «этот своенравный недомерок».
Сама Кастилла выглядела воплощенным совершенством, разве чуть напряжена. И в любезном обращении чувствуется необходимость, а не искренность. Думаю, она делает это специально. Ты понимаешь – она о тебе невысокого мнения, но придраться не к чему. Не вызывать же ее на дуэль из-за призрачного «мне кажется».
– Плечи расправить, живот втянуть. Вдохните глубже и улыбайтесь, дорогая моя, улыбайтесь. Хорошие манеры это… – она взмахнула рукой с изящными тонкими пальчиками, будто подыскивая нужное слово, такое же породистое и сладенькое как она сама. – Это главная добродетель юной девушки.
– Не беспокойтесь Матриарх, – кротко ответствовала я, – я не ем руками и не сморкаюсь в скатерть. Разве что вытру их о пиджак соседа, буде ему захочется под покровом скатерти погладить мое колено. Как в прошлый раз.
Тетушка сдвинула брови и поджала губы, не оценив ни шутки, ни намека. Закрадывалось нехорошее подозрение, зачем я на всех этих «семейных» обедах и зачем там похотливые мужчины, по возрасту годящиеся мне в дедушки. Я не одна из этих воспитанных безропотных овечек позволяющих выдать себя за старого развратного фавна.
– Я полагаюсь на ваше благоразумие, – чопорно сложив руки, она отправилась встречать гостей.
Приглашенные будто назло явились в традиционной одежде – женщины в котарди, мужчины в мантиях, хотя семейный обед вполне допускал современный деловой стиль. В кремовой юбке до колена и белой блузке с воротником-шарфом я казалась белой вороной среди одетых в траурные цвета родственников. Кролик среди пира стервятников. Чтобы справится со смущением, я подумала, есть ли под мантиями штаны или нет. Я бы не отказалась плюнуть на правила и запустить ищущую руку под одежду вон того блондина с породистым лицом. Кем он там мне приходится? Троюродный дядя… ох, слишком близкое родство, оно того не стоит. Еще решит, что я похотливое порождение Гинунгагапа.
Когда все собрались, меня как самую знатную из приглашенных дам провел к столу муж Кастиллы, а она замыкала шествие с главой «новой крови». Как обычно ни Гая, ни его мать приглашением не почтили. Мои тетки не разговаривали больше десяти лет, при встрече одаривая друг друга натянутыми улыбками.
– Ангелина, дорогая, попробуйте утку, она особенно удалась, – проворковала тетушка, изящно справляясь с порцией приготовленных на пару овощей. – Мой повар сегодня превзошел себя.
Аристократка до мозга кости, она выглядела подлинным образцом для подражания: не звенела приборами о фарфоровую тарелку, губы не блестели от жира, а доходившие почти до кончиков пальцев кружевные манжеты оставались идеально чистыми. Ела она изящно, довольствуясь порцией неспособной насытить ребенка. «Воспитанная дама никогда – никогда! – не позволит себе есть с жадностью». Мне полагалось мучиться от стыда за наполненную тарелку. Старшие родственницы смотрели с тщательно скрываемым неодобрением.
Отцы-основатели, с каких пор хороший аппетит стал бестактным и греховным? Я ведь не набрасываюсь на еду как свинья на желуди и не запихиваю в рот все, что попадается на глаза.
Назло родственницам я взяла с общего блюда кусочек утки. Мой желудок урчал от голода, требуя нормальной пищи, а не безвкусных салатиков с пресной подливкой. Я проспала и стояла перед выбором: попасть к тетушке накрашенной и свежей после душа, или сытой. Обыкновенно кормили у тетушки из рук вон плохо.
Сидящая напротив кузина вяло ковыряла фруктовый салат полностью безучастная к происходящему. Судя по дряблой коже и темным кругам под глазами, накануне она выпила слишком много и выглядела старше собственной матери. Я не видела кузину больше года и за это время она переменилась в худшую сторону. Какая досада, тетушке больше не придется хвастаться блестящими перспективами дочери.
Ей вообще больше нечем хвастаться – дело приносит все меньше прибыли, дочь превратилась в содержанку, меняющую человеческих поклонников как носовые платки, а мой братец… ясно, что из него не будет толку. С бледного остроносого лица на меня смотрели безвольные серые глаза покойной матушки. Он был ее последней попыткой удержать власть в семье, ведь у мужчины на это больше шансов. Подозреваю в его венах не больше отцовской крови, чем золота в Альпах. Ну да ладно. Пусть проступок останется недоказанным.
Справа от тетушки сидел весьма довольный собой Анастас и его губами мне не иначе как сам Дьявол улыбался. Я не представляла, какими такими судьбами он оказался на семейном обеде нашего Дома. Тетушке мало одного обвинения в измене, и она желает получить второе, приглашая потенциальных мятежников за стол? Или она рассчитывает что в неформальной обстановке лидер «новой крови» разглядит во мне некие достоинства и решит осчастливить предложением о слиянии капиталов? Да он скорее женится на своей левой руке и будет хранить ей вечную верность.
Посему старания Кастиллы вовлечь нас в общий разговор не удались. Анастас завел тихий разговор о скаковых лошадях с моим полубезумным двоюродным дедушкой, а я позволила соседу слева рассказать мне последние сплетни.
После обеда тетушка задержала меня на «чашечку чая». В уютной обстановке малой гостиной, среди изящной мебели в стиле барокко, светлых шелковых обоев и сладкого благоухания чайных роз, мне наконец поведали то, с чего по-хорошему стоило начать. На лице тетушки при этом не отразилось даже намека на раскаяние. Она сообщила новость как бы, между прочим, тем же тоном, каким могла сказать о переменившейся погоде. Фарфоровая чашечка с танцующими пастушками, до краев наполненная чаем с цветками сакуры не дрогнула в ее тонких пальцах.