Литмир - Электронная Библиотека
A
A

– Почему? Потому что я грязная извращенка вожделеющая брата. Потому что когда ты рядом ни о чем другом кроме твоих губ, рук и тела я больше не могу думать!

– Извращенка? – Гай горько рассмеялся. – Кто же я, если желаю тебя с тех пор как тебе исполнилось семнадцать? Помнишь ту ночь Гели? Четыре года назад? Я не сожалею, что она была. А должен. Потому что если из нас двоих кто и чудовище то это я.

Гай отвернулся, пытаясь успокоиться.

Я обняла себя в тщетной попытке избавиться от пронизывающего до костей холода. Погода резко испортилась. Острое крошево хлестало по щекам, налипало на ресницы, таяло на коже, скатываясь за шиворот. Ветер безжалостно трепал волосы, швыряя их в лицо, закручивал вокруг ног подол. С таким трудом обретенное самообладание рушилось. Четыре года хождения по тонкому льду и в один момент он треснул.

Даже самой себе я казалась капризным ребенком, меняющим желания каждую минуту. Я все никак не могу определиться чего хочу, малодушно забывая о влиянии своих поступков на других людей.

– Наверное, мне лучше уйти, – с трудом выдавила я сквозь сжавший горло спазм. – Ты был прав. Думаю, не стоит нам больше встречаться. Мы причиняем друг другу боль.

– Этого ты хочешь, Гели? Это все чего ты хочешь от меня? Тогда беги, пока я не сошел с ума.

Бежать?

– Гай… – я потянулась к нему.

– Беги, давай же, – он выпрямился и отступил, становясь вне пределов моей досягаемости. – Добей меня. Хватит дергать туда-сюда, то приближая, то прогоняя прочь.

– Гай…– я сделала шаг.

– Прочь. Исчезни! – всегда спокойный голос сорвался.

– Я тебя не понимаю! Сначала ты просишь не отстраняться от тебя, потом говоришь, что нам лучше не видеться. Мне так же тяжело как тебе. И также больно! – я протянула руку, он оттолкнул ее в сторону.

– Не прикасайся ко мне! – процедил он сквозь стиснутые зубы.

Я покачнулась от силы нахлынувшего чувства. Вены разъедало, будто кто-то заменил мою кровь серной кислотой. Хотелось кричать, бесноваться, рвать на себе волосы. Расцарапать это лицо, столкнуть Гая вниз, увидеть, как на белом снегу распуститься алая роза его жизни. Как погаснет свет, помутнеет этот невозможный, такой странный цвет. Ни у кого не должно быть таких глаз.

Я хотела убить его или умереть самой.

– Я ненавижу тебя, – зло выхаркнула я и отвесила ему звонкую пощечину, потом с силой ударила в нос.

Голова Гая дернулась, в следующий момент он встряхнул меня как тряпичную куклу до стука зубов, до боли сжав пальцы на предплечьях. От радужки осталась узкая полоска, остальное заполнил расширившийся зрачок. Гай был в ярости, на скулах проступил лихорадочный румянец, он не пытался вытереть или остановить хлеставшую из носа кровь. Я напряглась, ожидая, что он бросит меня. Не отрываясь, глядя ему в глаза, чтобы не пропустить этот момент.

Гай ничего не сделал, и тогда я замахнулась еще раз. Он заломил мне руку за спину, я ударила ногой в колено. Щеку обожгло огнем. Я сцепила руки в замок и в повороте ударила локтем в солнечное сплетение.

Разгневанный Гай оттолкнул меня к колонне, от удара вышибло воздух, спину и легкие обожгло огнем, рот наполнился кровью – я прикусила язык. Бездумно глядя в небо, я чувствовала, как струйка крови течет по подбородку, по груди, но ничего не могла с этим поделать.

Гай навалился сверху, я непроизвольно всхлипнула. Холод обжег бедра, когда он, комкая, поднял подол платья и замешкался с застежками штанов, но гораздо большей стала боль от его вторжения, к которому тело готово не было. С тем же результатом он мог вонзить в меня кинжал.

Впившись пальцами в бедра, он держал меня на весу, и я елозила спиной по шершавой стене стараясь не вопить. Я подняла руки силясь оттолкнуть его, лягнула ногами воздух, выворачиваясь из хватки, но его это только раззадорило.

Его рот требовательно захватил мои губы, язык скользнул внутрь. Он дернул ворот платья и зарычал, увидев розовый шрам под левой грудью. Лицо Гая исказилось, он высвободил одну руку и накрыл его ладонью, бедра его ровно и сильно вжимались в меня, раз за разом, вновь и вновь, пока судорога не стянула низ моего живота. Его движения стали резкими, с тем особенным ритмом, за которым следует финал – и мое тело ответило, сжалось вокруг него раз, другой, принимая то, что он мог мне дать. Я услышала дикий, протяженный, нечеловеческий вопль и поняла, что он принадлежит мне.

В голове как снежинки в метель метались мысли – беспорядочные и отрывочные. Бесполезные. Я ненавижу его. Я хочу его. Я не могу без него жить.

Столько лет благоразумия, контроля и все пошло прахом. Столько лет отрицания самого этого желания и ради чего? Отцы-основатели, я же знала, что случиться и все равно сознательно толкнула его за грань рассудка.

Все еще держа меня в объятиях, Гай наклонился, медленно слизнул кровавую дорожку с моей груди, а потом поцеловал, в нем не осталось ни гнева, ни грубости. Только радужка оставалась все такой же узкой. Я ждала, когда он отшвырнет меня прочь, быть может, сбросит вниз, на укрытый снегом камень двора. Или раскается и скажет что это ошибка, которая больше никогда не должна повториться.

Но он был рядом, его тепло согревало меня, и я склонила голову, пряча лицо на его груди. Он закутал меня в плащ и прижал к себе, укачивая как ребенка.

Что-то тихо шептал мне, но смысл слов ускользал.

Очнулась я, когда солнце окрасило мир в яркие закатные тона. Обескураженная я некоторое время смотрела в потолок, потом приподнялась на локтях, осматриваясь.

Гай стоял у окна и повернулся, едва я увидела его. Глядя в его спокойные серые глаза, такие светлые, почти белые, я ощутила стыд. Отцы-основатели, что же такое я натворила? Что с ним сделала? Как нам теперь быть?

Я отвернулась, пропустив момент, когда Гай оказался рядом. Он сел на кровать и взял меня за руки, сомкнув длинные пальцы вокруг запястий, будто опасаясь, что я сбегу.

– Не знаю, что сделать, чтобы ты простила меня. Одних слов будет недостаточно, но… Прости.

Он замолчал, но я знала, что он мог сказать – и не сказал, потому что я и это и так было известно. Никогда он не брал женщин силой. Никогда. Но какая женщина раз за разом вызывала его ярость? Какая из них ударила его? Желала ему смерти?

– Я хочу, чтоб ты поняла, за что мне по-настоящему стыдно, – вновь начал Гай, и я посмотрела на него. – За то, что обидел тебя. За то, что ударил. Не остановился когда ярость прошла. Что мне стоило прекратить? А я решил – это мой единственный шанс быть с тобой, другого не будет и использовал его.

Всю суть ситуации можно описать одной избитой истиной. Такой банальной, что даже повторять не стоит.

Я закрыла глаза. Четыре года назад… Мы сорились из-за какого-то пустяка: я кричала, Гай спокойно высказывал свое мнение, пока в какой-то момент я не поняла, как заводит меня эта перепалка. Я поцеловала его, запустив пальцы в невозможно мягкие волосы на затылке, притянула к себе и рассмеялась, почти в ребячливом порыве. Но он ответил – страстно и горячо и тут уж стало не до шуток. Мне было двадцать и никто до этого, так меня не целовал: властно, дико, выпивая душу в жестком контакте губ, в танце его дерзкого языка у меня во рту.

Я не поняла, когда он успел расстегнуть мою блузку, просто в какой-то момент губы Гая нашли мою грудь, руки скользнули по бокам, огладили бедра. Он подул на напрягшийся влажный сосок и посмотрел мне в глаза, будто спрашивая, как далеко я готова зайти.

Я была согласна на все. Я была обескуражена. Никогда ни единым словом или жестом он не показывал, что желает меня. Дверь его кабинета была не заперта, в любой момент мог войти слуга, или даже его мать, но я позволила усадить себя стол и как завороженная следила, как он медленно облизнул два пальца. Снова поцеловал меня, а пальцы ласкали и поглаживали пока я не начала двигать бедрами в попытке облегчить растущее между ними напряжение. Я готова была умолять о продолжении, когда он ввел их в меня, и я откинулась, уперлась пятками в подлокотники тяжелого кресла. Закусила губу, чтобы не закричать – до кульминации осталось два шага. Но за мгновение до того как я достигла вершины он остановился, выждал несколько секунд и снова начал подводить меня к высшей точке.

62
{"b":"226736","o":1}