Но ведь не мог же этот скафандр быть изготовленным специально для нее. Он, очевидно, был таким же, как и остальные скафандры на корабле гостей. Значит, Гианэя не являлась исключением среди своего народа. Они все были так же гибки и ловки, как она.

Теперь надо было герметизировать скафандр. А Гианэя ни единым жестом не попыталась помочь людям. Она стояла и ждала. Словно ей было безразлично, лететь на Землю или оставаться на Гермесе.

«Вы хотите отвезти меня на свою родину. Думайте сами, как это сделать», - говорил весь ее вид.

- Упрямое существо! - проворчал Вестон, внимательно рассматривая длинные полосы, висящие по краям разрезов скафандра. - Вся беда в том, что проделать это надо как можно быстрее. Иначе она задохнется раньше, чем дойдет до корабля. Неужели она этого не понимает?

- Может быть, она просто сама не знает, как обращаться со скафандром? - предположил Муратов.

- Да, еще бы! Отлично знает, но не хочет помочь. Вот, смотри, Виктор! Кажется, я понял. Эти полосы должны сами прилипнуть к разрезу. Иначе не может быть.

- Так попробуй! Хотя бы вот здесь, сбоку.

Догадка Вестона оправдалась. Казавшиеся металлическими полосы прилипали к разрезам. При этом раздавался сухой щелчок.

Муратов заметил едва различимое утолщение на концах полос. Он нажал на одно из них. Полоса отпала.

- Все ясно, - сказал он. - Рука в металлической перчатке может нажать на этот выступ. Но надеть скафандр самостоятельно нельзя. Выходит, - прибавил он, обращаясь к Легерье, - что Гианэе кто-то помогал при бегстве.

Астроном ничего не ответил.

Вестон укрепил все остальные полосы, оставив только одну, на шее, между воротом скафандра и шлемом. Ее предстояло укрепить самому Муратову, когда все будут готовы к выходу. Ни одной лишней минуты Гианэя не должна находиться без наружного воздуха. Корабли эскадрильи стояли метрах в шестистах от наружной двери обсерватории.

Последнее торопливое прощание, и внутренняя дверь закрылась. В камере остались Муратов, два инженера с эскадрильи и Гианэя.

Люди быстро надели свои скафандры. Чтобы сэкономить время, Легерье решил пожертвовать воздухом камеры и открыть наружную дверь, не откачивая его.

Муратов укрепил последнюю полосу. Теперь Гианэя могла дышать только тем ничтожным количеством кислорода, который остался внутри скафандра.

«А если мы ошиблись, - мелькнула тревожная мысль, - если скафандр закрылся не герметически?»

Но раздумывать было некогда. Условный стук во внутреннюю дверь… Открылась наружная. В камере сразу образовался полный вакуум.

Гианэя стояла спокойно. Все в порядке!

Муратов заранее решил, как ему поступить. Хотя на Гермесе благодаря почти полному отсутствию тяжести карабкаться по скалам было нетрудно, все же это требовало какого-то расхода мускульной энергии и, следовательно, кислорода.

Он поднял Гианэю на руки и чуть ли не бегом устремился вверх по крутому склону воронки. Путь был хорошо известен, и Муратов десятки раз уже проходил по нему.

Как отнеслась Гианэя к этому неожиданному для нее «насилию»? Муратов не почувствовал никакого сопротивления с ее стороны. Ему даже показалось, что она прижалась к его плечу, облегчая ему задачу.

Выходная камера звездолета была уже открыта. Как только они оказались внутри и была убрана лестница, камера закрылась и быстро наполнилась воздухом. В виде исключения решили обойтись без обязательной процедуры «очищения». Риска почти не было, ведь Гермес был совершенно лишен даже намека на атмосферу. Единственное, что они могли занести с собой, - это пыль на ботинках скафандров.

Муратов подошел к Гианэе, чтобы помочь ей снять скафандр. Но девушка отстранила его мягким движением руин и разделась сама.

Ее большие, странно приподнятые к переносице черные глаза пристально, с каким-то необычным выражением взглянули в лицо Муратову. Казалось, Гианэя хотела что-то сказать или спросить.

Что означал этот пристальный взгляд? Было ли это благодарностью или, наоборот, гневом, вызванным бесцеремонным обращением?

Как угадать выражение лица и значение взгляда у существа, хотя и во всем подобного человеку Земли, но глубоко, бесконечно глубоко чуждого?..

Шарэкс мчался среди полей. В желтом море хлебов, подобно островам, ровными цепочками чернели громадные, неуклюжие с «иду вечелектры. Рассмотреть можно было только те, которые находились вдали. Близкие к полотну дороги мелькали туманными полосами. Людей не было видно.

Экспресс останавливался редко. Кончалось поле, проносился мимо город или рабочий поселок, и снова бесконечные желтые поля.

Муратов все время смотрел в окно, но ничего не видел.

Словно кинокартина на невидимом экране его памяти, один за другим проходили кадры тех незабываемых дней…

…Что означал взгляд Гианэи там, в выходной камере корабля?

Пришелица из другого мира подчеркнуто не позволяла никому даже прикоснуться к себе. А он, Муратов, поднял ее на руки.

Но ведь она не противилась. Он хорошо помнил, что Гианэя прижалась к его плечу, быть может, для того, чтобы облегчить ему ношу, ничем не выразила протеста. Она не могла не понять, что он сделал это для нее. что им руководило чувство беспокойства за нее.

Нет, странный взгляд Гианэи не мог быть выражением гнева. Потом, на протяжении четырех суток пути к Земле, Гианэя несколько раэ обращалась к Муратову, как раньше, на Гермесе, она обращалась к Легерье.

Интересно все же, как определяла Гианэя, кто из окружающих ее людей является старшим? Не только внешне, но и внутренне у людей Земли давно уже исчезло представление, что один человек может быть более значителен, чем другой. Ни в поведении, ни в отношениях друг к другу, ни в чем не проявлялось и не могло проявиться подчиненное положение. Все держали себя совершенно одинаково. Только по разговорам можно было определить роль каждого человека в данном случае. Но Гианэя не могла понимать земного языка.

Не могла даже в том случае, если действительно принадлежала к тем, кто направил к Земле спутников-разведчиков. Не могла и тогда, если ее сородичи тайно от людей посетили Землю и познакомились с существующими на ней языками. Персонал астрономической обсерватории Гермеса и члены экипажей вспомогательной эскадрильи говорили на новом языке, появившемся тридцать лет назад и постепенно становившемся общеземным языком. Его Гианэя не могла знать. За последние полвека, и это можно было сказать вполне уверенно, никто не мог посетить Землю из другого мира незамеченным. Теперь существует «Служба Космоса».

Эскадрилья опустилась там же, откуда взлетела. Миллионы людей съехались сюда, чтобы встретить Гианэю.

На Муратова и его спутников эта грандиозная демонстрация произвела неизгладимое впечатление.

А на Гианэю?..

С первого своего появления на пороге выходной камеры обсерватории и вплоть до приземления флагманского звездолета на Земле Гианэя не выказывала никакого интереса к окружающему. Равнодушие, граничащее с апатией, сквозило в каждом движении, в каждом взгляде. За семь суток своего пребывания среди людей Земли она сделала только четыре активных жеста: оттолкнула руку Янсена, когда он хотел измерить температуру ее тела, отстранила помощь Муратова в камере звездолета да еще два раза плавно повела рукой, точно хотела сказать: «Летим!»

К этому короткому списку можно было прибавить еще приветственный жест - поднятие открытой ладони к плечу.

И больше не было ничего!

Этим же жестом Гианэя ответила на приветствие встречающих, выйдя из корабля под небо Земли.

Можно было предположить, основываясь на явной молодости Гианэи, что она ступила на почву другого мира впервые, впервые увидела иных людей и иную природу.

Ни малейшего признака волнения! Это было неестественно.

После долгих сомнений, обсуждений, споров ученые решили нв изолировать Гианэю от атмосферы Земли. Слишком много неудобств доставило бы гостье заключение в скафандр. Если она все же заболеет, ее вылечат. Не существовало уже микроба, против которого не было бы надежных средств. А сама Гианэя, по-видимому, не боялась заражения.