— Надеюсь, вы не относитесь к числу друзей миссис Вииринг…Я хочу сказать, что она очень мила, но знаете ли…

— Себе на уме?

— Это мягко сказано. Лиз скорчила рожицу.

Я заметил, что у нее под простеньким золотистого цвета хлопчатобумажным платьем ничего нет. Абсолютно ничего, по крайней мере, бюстгальтера точно. Не знаю, по какой причине, но мне это понравилось, и я решил, что Кристиан Диор, в конце концов, нормальный парень.

— Ну, это только работа, — туманно бросил я. — У нее родился какой-то план или что-то в этом роде, и она хочет, чтобы я проконсультировал ее. Такова, черт побери, жизнь. Вот почему я выбрался из города на уикэнд, а может быть… и побольше, — осторожно добавил я, но Лиз, полностью соответствуя распускаемым о ней слухам, была действительно самой неромантической девушкой Нью-Йорка. Хотя среди ее дружков были видные парни, которым она, вне всякого сомнения, доставила немало удовольствия, она, похоже, была не из тех, кто любит свидания при луне или обожает обмениваться многозначительными взглядами в переполненных комнатах. Она была совершенно простой, обыкновенной девушкой, и это мне понравилось, если, конечно, забыть о ее «мамуле».

— Прекрасно.

Она холодно посмотрела на меня, холодно, насколько это возможно в душном вагоне, где температура была наверняка более ста градусов по Фаренгейту и где все было как в тумане от дыма.

— У вас ведь свою собственная фирма, так?

— Да, — бросил я, кивнув головой, — с тех пор, как я оставил редакцию «Глоуб».

— Должно быть, это ужасно интересно, — сказала она, подражая голосу незабвенной Брин Мавр. — А я сейчас работаю в «Харперз Базаар».

— Я даже не знал, что вы работаете.

— Да, работаю. Точнее, подрабатываю.

— И что вы там делаете?

— Ну… как бы объяснить… Впрочем, вам это хорошо известно. Действительно, мне это было известно. Во всем Нью-Йорке немало таких неопределенного возраста изящных девушек, совсем не бедных, с жемчужными комплектами фирмы «Текла» и набором черных платьев, девушек, которые между посещением занятий в колледже и своим первым замужеством подрабатывают в журналах мод. Они очаровательны, обожают искусство больше любого бизнеса и постоянно фланируют от картинных галерей на Пятьдесят седьмой улице до «увеселительных вечеринок» на Секонд-авеню, где представители высокой богемы дают коктейли в честь знаменитостей.

Лиз, будучи членом такого общества, занимала в нем довольно приличное положение, но всячески старалась сохранить свою индивидуальность: она была не из тех модных глупышек, заканчивающих свою карьеру именно на этом. Она могла совершенно спокойно общаться и с молодым поколением Уолл-стрита, и с Ньюпортской бандой, и с командой Палм-бича и даже с холостяками, завсегдатаями ночных клубов, — полагавшими, что Пятьдесят седьмая улица — это просто какой-то переулок на пути от Пласа до Сент-Ре-гис.

Мы поговорили также о наших общих знакомых. Я слишком мало общался с людьми ее круга, но хорошо их знал, поскольку состоял он в основном из моих бывших школьных друзей и из тех профессиональных зомби, с которыми, если ты живешь в Нью-Йорке и временами бываешь в свете, рано или поздно сталкиваешься.

Когда мы остановились в Спеонке — то ли заправиться водой, то ли еще по какой-то причине, я уже не говорю о том, чтобы прихватить новых пассажиров, я спросил ее, что ей известно о миссис Вииринг.

— Вряд ли я знаю о ней больше других. Просто на нее все время натыкаешься, вот и все. Она приехала откуда-то с Запада. Кажется, после смерти мужа ей досталось немалое состояние. Наверняка она пытается пробиться в светское общество, разыгрывая из себя безутешную вдову.

О таких случаях мне тоже было известно, поэтому мы перевели разговор на другие темы, в конце концов договорившись встретиться в субботу вечером в яхт-клубе «Лейдирок», где намечались большие танцы.

Мы условились, что я приеду как приглашенный миссис Вииринг. В случае же, если она не поедет на танцы, постараюсь как-нибудь выкрутиться. Лиз согласилась, что это прекрасная мысль.

Затем мы погрузились в изучение наших газет, а поезд тем временем мчался среди зеленых равнин острова, минуя его основное богатство многомиллионные стада белых уток и огромные картофельные поля. Незадолго до прибытия в Истхэмптон мы оба пришли к выводу, что несчастную Пичис Сандоу действительно кто-то намеренно толкнул под ноги слона. Но кто?

«Северные Дюны» оказался большим деревянным домом, расположенным на вершине дюны к северу от яхт-клуба «Лейдирок», который в свою очередь располагался к северу от Истхэмптона.

Меня встретил неряшливого вида парень в водительской кепке и плаще. Он сразу же меня признал и заявил, что послан миссис Вииринг за мной. Я влез в почтовый фургон, стоявший среди прочих у железнодорожного пути, помахал Лиз, которая села в аналогичный фургон, откинулся на подушки и в полном молчании миновал красивый сельского типа городок, огромные вязы и серебристый пруд.

По берегу океана, среди пустынных дюн, между небольших групп камышей, темнеющих на фоне белоснежного песка, возвышались унылые дома. Буйный золотисто-зеленый поток Мейдстона придавал приятный, какой-то упорядоченный вид дороге, бежавшей к северу от городка в сторону Монтока, где располагались большие дома и коттеджи летних резиденций.

«Северные Дюны» было одним из самых больших и мрачных зданий. Со стороны океана к нему примыкала застекленная веранда, в остальном он ничем не отличался от прочих беленых построек.

Внутри же он производил более благоприятное впечатление.

Худощавый дворецкий взял у меня мой чемодан и проводил меня в освещенную солнцем большую комнату, расположенную в южной части дома. Стены ее были затянуты шелком, а из окон открывался прекрасный вид на площадку для игры в гольф и на океан.

Миссис Вииринг приветствовала меня, поднявшись с кресла у камина.

— Вы даже не представляете, мистер Сарджент, как я рада, что вы откликнулись на мое приглашение.

Она сердечно пожала мне руку. Это была солидная интеллигентного вида женщина с копной голубых волос и белым лицом, бесстрастно взиравшая на мир своими маленькими синими глазками. Ей было уже за пятьдесят. Грудь напоминала туго набитый песком мешок, а ясный, отчетливый голос звучал как-то странно.

— Садитесь сюда. Может, чего-нибудь выпьете? Я могу приказать… впрочем, вы сами можете сделать коктейль по собственному вкусу. Бар вон там. Я только что немного выпила дюбонне. Другое не пью. Перед обедом ведь полезно немного выпить, как вы считаете?

Она что-то невнятно пробормотала. Я ответил на все ожидаемые вопросы. Сделал себе виски с содовой, а ей налил немного дюбонне со льдом. Затем я опустился в мягкое кресло напротив лее и застыл в ожидании.

Но миссис Вииринг не торопилась переходить к делу.

— Альма Эддердейл приезжает на следующей неделе, в понедельник. Вам известно об этом? Я просто обожаю ее. Она остановится в «Морских брызгах». Она ведь ваш старый друг, да? Я, конечно, тоже хочу с чей увидеться и с удовольствием бы пригласила ее к себе, но она предпочитает одиночество, а у меня как назло в этот уикэнд дом полон гостей… — Она одним глотком допила свой дюбонне. — Друзей и знакомых, — добавила она задумчиво, бросив взгляд в окно на площадку для гольфа, залитую солнцем.

— Интересно… — начал я, надеясь сразу же перейти к делу.

— Вы не возражаете, если я еще выпью? Да, пожалуй, мне стоит выпить. Мой доктор уверяет, что мне это на пользу. «Перед обедом, Роза, надо выпить чуточку дюбонне, чтобы разогреть кровь».

Я налил ей в высокий стакан столько этого напитка, что его, по-моему, было вполне достаточно, чтобы довести ее кровь до кипения. Двумя глотками она осушила бокал, и мне сразу же стала ясна одна из ее проблем. Но, как бы то ни было, выпивка, видимо, действительно шла ей на пользу. Ее глаза заблестели, она поставила бокал на стол и произнесла:

— Обожаю смесь, а вы?

— Смесь чего, миссис Вииринг?

У меня было такое ощущение, что мы работаем на разных частотах.