– Мам, а в каких словах у меня ошибки? Покажи, пожалуйста.

Они начали перечитывать письмо, но в этот момент Эйприл услышала щелчок замка во входной двери. Ее глаза встретились с глазами Тэдди, и на их лицах мгновенно появилась улыбка. Они вместе поднялись из-за стола. Марк, брат-близнец Эйприл, уже летел сломя голову вниз по лестнице встречать отца.

Карелла вернулся домой.

На следующее утро, в начале девятого, полагая, что большинство людей через час будут находиться по дороге на работу, Карелла позвонил Эндрю Харту по номеру из записной книжки Сары Флетчер. Трубку сняли после пятого звонка.

– Алло? – спросил мужской голос.

– Мистер Харт?

– Да, я слушаю.

– Это детектив Карелла из восемьдесят седьмого участка. Я хотел бы...

– В чем дело? – тут же перебил Харт.

– Я хотел бы задать вам несколько вопросов, мистер Харт.

– Я бреюсь, – недовольно буркнул тот. – Мне скоро выходить на работу. По какому поводу вопросы?

– Мистер Харт, мы расследуем убийство...

– Что?! Убийство?

– Да, сэр.

– Чье? Кого убили?

– Женщину по имени Сара Флетчер.

– Я не знаю никакой Сары Флетчер.

– У меня сложилось впечатление, что она-то вас знала.

– Сара... Флетчер, вы сказали?

– Совершенно верно.

– Нет, я не знаю никого с таким именем. Кто сказал, что мы были знакомы? В жизни о ней не слышал.

– Ваше имя есть в ее записной книжке.

– Что? Мое имя? Это невозможно.

– Мистер Харт, в данный момент эта книжка лежит передо мной, и здесь есть ваше имя, адрес и телефон.

– Ну что ж... могу только сказать, что я понятия не имею, как они туда попали.

– Я тоже. Именно поэтому я и хочу с вами поговорить.

– О'кей, – согласился Харт. – Который час? Боже, уже начало девятого!

– Да.

– Слушайте, мне надо срочно добриваться и выбегать из дома. Вы не могли бы позвонить мне на работу? Часов в десять, а? К тому времени я буду посвободнее. Я бы встретился с вами и раньше, но ровно в девять ко мне придет посетитель.

– Хорошо, мы подъедем к десяти. Где находится ваша контора, мистер Харт?

– На углу Хамильтон– и Рид-стрит. Точный адрес:

Рид-стрит, 480, шестой этаж, «Харт и Уиддлерман». Мы занимаем весь этаж.

– Хорошо, мистер Харт, увидимся в десять.

– Договорились.

Тяжелые серые облака, нависшие над городом, угрожающе колыхались, словно живот женщины на десятом месяце, но упорно отказывались обрушить на головы прохожих обещанный снег. Горожане начали нервничать. Спеша на работу, толкаясь у входов в метро, штурмуя автобусы и залезая в такси, они нет-нет да и поглядывали с опаской на небо, недоумевая; неужели бюро погоды и на этот раз ошиблось? Рядовой горожанин боится надвигающейся снежной бури, как бубонной чумы. Ни один нормальный человек не любит снег. Никому неохота надевать галоши и, чертыхаясь, натягивать цепи на колеса автомобилей, отменять свидания и опаздывать в театр, а также поскальзываться на обледенелых тротуарах и шлепаться на задницу. Но что еще хуже – никто не любит, когда вам все это обещают, и вы вынуждены смириться с неизбежным, а потом вдруг не получаете обещанного. При всей своей искушенности в житейских делах горожанин – это человек, привыкший к раз и навсегда заведенному порядку, и любое нарушение привычной рутины нагоняет на него страх. Его не выбить из колеи аварией на городской электростанции, забастовкой мусорщиков или ограблением в парке, потому что это не является нарушением рутины, это и есть сама рутина. Кроме того, подобные вещи только дополняют тщательно создаваемый им образ безоглядного хвастуна XX века, способного справиться с любыми напастями. Но что будет, если его напугают забастовкой таксистов, а потом отложат ее или вовсе отменят? Обещают демонстрацию протеста, а ее разгонит полиция? Предскажут снегопад, а вместо этого налетит настоящий ураган, который повиснет над городом наподобие длиннющей серой змеи, вот-вот готовой ужалить? Нет, с горожанами так обращаться нельзя! От этого они становятся нервными, неуверенными в себе и страдают запорами.

– Ну и где он, черт бы его подрал? – недовольно спросил Мейер.

Положив руку на дверцу полицейского седана, он посмотрел на хмурое небо и погрозил ему кулаком.

– Пойдет еще, – успокоил его Карелла.

– Когда только? – вяло пожал плечами Мейер и полез в машину.

Карелла завел мотор и вырулил со стоянки.

– Эти чертовы олухи из бюро погоды... их давно пора гнать с работы, – продолжал ворчать Мейер. – В тот день, когда у нас был последний ураган, они обещали солнце и слабый ветерок. Надо же! Мы в состоянии отправить человека на Луну, но до сих пор не можем точно сказать, пойдет ли во вторник дождь.

– Интересная мысль, – сказал Карелла.

– Какая?

– Насчет Луны.

– В каком смысле?

– Почему у нас должно быть все тихо и гладко, раз мы можем отправить человека на Луну?

– Что за чертовщину ты несешь?

– Мы можем летать на Луну, но порой не можем дозвониться в Риверхед. Мы можем летать на Луну, но не в состоянии справиться с пробками на дорогах. Мы можем летать на Луну...

– Теперь понял, – перебил его Мейер. – Но не пойму, к чему ты клонишь. Ведь есть же связь между погодой и миллионами долларов, которые мы тратим, запуская в космос метеозонды!

– Просто я подумал, что это очень интересное наблюдение.

– Очень интересное, – с сарказмом подтвердил Мейер.

– Да что с тобой сегодня?

– Ничего.

– О'кей, – пожал плечами Карелла.

Некоторое время они ехали молча. Город был серым и представлял собой классический фон для гангстерского фильма 30-х годов. Складывалось впечатление, будто кто-то лишил его всех ярких красок, и рекламные плакаты сразу же потускнели, фасады домов зловеще нависли над тротуарами, модные пальто и куртки на женщинах превратились в заношенные тряпки, и даже рождественские украшения в витринах магазинов поблекли, потеряв свою привлекательность. Окутанные серой мглой, мишура и гирлянды свисали словно клубки лохмотьев, лишь отпугивая покупателей и еще раз напоминая, что все это выставляется только раз в году, а потом убирается в пыльные подвалы. Даже костюмы Санта-Клаусов на перекрестках казались не ярко-красными, а тускло-коричневыми, их бутафорские бороды напоминали клочья грязной ваты, а звон медных колокольчиков казался дребезжанием консервных банок. Сначала у города отобрали солнечный свет, а теперь еще и лишили чистого снега. Город ждал и с каждой минутой становился все мрачнее.

– Я все думаю о Рождестве, – сказал Карелла.

– А что такое?

– Я дежурю. Не хочешь со мной поменяться?

– Чего это ради? – возмутился Мейер.

– Ну, я бы мог подежурить в Хануку[11] или еще когда-нибудь.

– Ты давно меня знаешь?

– Слишком давно, – улыбнулся Карелла.

– Сколько же лет мы с тобой знакомы? – Мейер почесал в затылке. – И ты до сих пор не знаешь, что я справляю и Хануку, и Рождество! Да у меня дома каждый год на Рождество елка, еще с тех самых пор, как у меня дочка родилась. Каждый год! И ты каждый год ходишь ко мне в гости. Вы же с Тэдди были у нас в прошлом году, и ты прекрасно видел эту чертову елку. Прямо в центре гостиной!

– Извини, я забыл. – Карелла хитро усмехнулся.

– Я справляю и то, и другое, – твердо сказал Мейер.

– О'кей.

– О'кей. Так что нет, не буду я с тобой меняться.

– О'кей.

– Вот именно.

Продолжая подтрунивать друг над другом, Мейер и Карелла оставили машину на стоянке, вошли в дом номер 480 по Рид-стрит и поднялись на лифте на шестой этаж. Фирма Харта и Уиддлермана производила браслеты для часов. Большой рекламный щит у стола секретарши в приемной гордо возвещал: «ХАРТ И УИДДЛЕРМАН ШТАМПУЮТ БРАСЛЕТЫ», а ниже шли пояснения в менее восторженном духе, из которых, впрочем, явствовало, что Харт и Уиддлерман сумели решить сложнейшие технические проблемы и теперь располагают возможностью распространять свою замечательную продукцию по всему миру. Весь этот процесс был проиллюстрирован цветными фотографиями в блестящих золотистых тонах, и постепенно у Кареллы сложилось впечатление, что он мог бы без особого труда заложить такой браслет в ближайшем ломбарде. Волосы секретарши были почти такого же золотистого оттенка, но он не шел ни в какое сравнение с блеском на фотографиях. Она оторвалась от чтения журнала и без особого интереса посмотрела на детективов. Мейер с изумленным видом дочитывал рекламу.