— Господа, наибольшее число билетиков за дамский костюм получено дамою в костюме Гейши, которой и присужден приз, веер. Гейша, пожалуйте сюда, веер — ваш. Господа, покорнейше прошу вас, будьте любезны, дорогу Гейше.

Музыка вторично заиграла туш. Испуганная Гейша рада бы убежать, но ее подтолкнули, пропустили, вывели вперед.

Верига, с любезною улыбкою, вручил ей веер, — что-то пестрое и нарядное мелькнуло в отуманенных страхом и смущением Сашиных глазах. Надо поблагодарить, подумал он.

Гейша присела, хихикнула, подняла пальчики, — и опять в зале поднялся неистовый гвалт, послышались свистки, ругань.

— Приседай, подлянка! — кричал свирепый, ощетинившийся Колос, — приседай!

Гейша бросилась было к дверям, но ее не пустили. В толпе, волновавшейся вокруг Гейши, слышались злые крики:

— Заставьте ее снять маску!

— Маску долой!

— Лови ее, держи!

— Срывайте с нее!

— Отымите веер!

Колос кричала:

— Знаете ли вы, кому приз? Актрисе Каштановой! Она чужого мужа отбила, а ей приз! Честным дамам не дают, а подлячке дали!

И она бросилась на Гейшу, пронзительно визжа и сжимая сухие кулачки. За ней и другие, — больше из ее кавалеров. Гейша отбивалась. Началась дикая травля. Веер сломали, вырвали, бросили на пол, топтали. Толпа с Гейшей в середине бешено металась по зале, сбивая с ног наблюдателей. Ни Рутиловы, ни старшины не могли пробиться к Гейше. Гейша, юркая, сильная, визжала пронзительно, царапалась, и кусалась. Маску она крепко придерживала то правою, то левою рукою.

— Бить их всех надо! — визжала какая-то озлобленная бабенка.

Пьяная Грушина, прячась за другими, науськивала Володина и других своих знакомых:

— Щиплите ее, щиплите подлянку! — визжала она.

Мачигин, держась за нос, — капала кровь, — выскочил из толпы, и жаловался:

— Прямо в нос двинула!

Какой-то свирепый молодой человек вцепился зубами в гейшин рукав, и разорвал его до половины. Гейша вскрикнула:

— Спасите!

И другие начали рвать ее наряд. Кое-где обнажилось тело. Дарья и Людмила отчаянно толкались, стараясь протиснуться к Гейше, но напрасно. Володин с таким усердием дергал Гейшу, и визжал, и так кривлялся, что даже мешал другим, менее его пьяным и более озлобленным: он же старался не из зла, а из веселости, воображая, что разыгрывается очень потешная забава. Он оторвал начисто рукав от гейшина платья, и повязал себе им голову.

— Пригодится! — визгливо кричал он, гримасничал, и хохотал.

Вырвавшись из толпы, где показалось ему тесно, он дурачился на просторе, и с диким визгом плясал над обломками от веера. Некому было унять его. Передонов смотрел на него с ужасом, и думал: Пляшет, радуется чему-то. Так-то он и на моей могиле спляшет.

[А писатели встали у дверей из буфета на стулья, и смотрели на травмы с удовольствием. Тургенев говорил:

— Это похоже на охоту, приподнимает как-то.]

Наконец Гейша вырвалась, — обступившие ее мужчины не устояли против ее проворных кулаков да острых зубов. Гейша метнулась из зала. В коридоре Колос опять накинулась на японку, и захватила ее за платье. Гейша вырвалась было, но уже ее опять окружили. Возобновилась травля.

— За уши, за уши дерут! — закричал кто-то.

Какая-то дамочка ухватила Гейшу за ухо, и трепала ее, испуская громкие торжествующие крики. Гейша завизжала, и кое-как вырвалась, ударив кулаком по руке злую дамочку.

Наконец Бенгальский, который тем временем успел переодеться в обыкновенное платье, пробился через толпу к Гейше. Он взял дрожащую японку на руки, закрыл ее своим громадным телом и руками, насколько мог, и быстро понес, ловко раздвигая толпу локтями и ногами. В толпе кричали:

— Негодяй, подлец!

Бенгальского дергали, колотили в спину. Он кричал:

— Я не позволю с женщины сорвать маску; что хотите делайте, не позволю!

Так через весь коридор он пронес Гейшу. Коридор оканчивался узкою дверью в столовую. Здесь Вериге удалось ненадолго задержать толпу. С решимостью военного он стал перед дверью, заслонил ее собою, и твердо сказал:

— Господа, вы не пойдете дальше.

Гудаевская, шурша остатками растрепанных колосьев, наскакивала на Веригу, показывала ему кулачки, — но внушительно-холодное у генерала лицо и его решительные серые глаза воздерживали ее от действий. Она в бессильном бешенстве закричала на мужа:

— Взял бы да и дал ей оплеуху, — чего зевал, фалалей!

— Неудобно было зайти, — оправдывался индеец, — Павлушка под локтем вертелся.

— Павлушке бы в зубы, ей в ухо, чего церемониться! — кричала Гудаевская.

Толпа напирала на Веригу. Слышалась площадная брань. Верига спокойно стоял перед дверью, и уговаривал ближайших прекратить бесчинство.

Кухонный мальчик подошел к нему сзади, и шепнул:

— Уехали-с, ваше превосходительство.

Верига отошел. Толпа ворвалась в столовую, потом в кухню, — искали Гейшу, но уже не нашли.

Бенгальский пронес Гейшу через столовую в кухню. Взволнованным голосом он сказал толпившейся на кухне челяди:

— Живее, пальто, халат, простыню, что-нибудь, — надо барыню спасать!

Чье-то пальто наброшено на Сашины плечи, кое-как закутал Бенгальский японку, — и по узкой, еле освещенной керосиновыми лампами, лестнице вынес ее на двор, — и через калитку в переулок.

— Снимите маску, в маске хуже узнают, теперь все равно темно, — довольно непоследовательно говорил он, — я никому не скажу.

Любопытно ему было. Он-то наверное знал, что это не Каштанова, — но кто же это?

Японка послушалась. Бенгальский увидел незнакомое смуглое лицо, на котором испуг преодолевался выражением радости от избегнутой опасности. Задорные и уже веселые глаза остановились на актеровом лице.

— Как вас благодарить! — сказала Гейша звучным голосом.

Баба не трус, интересный бабец! — подумал актер, — но кто она?

Видно, из приезжих: здешних дам Бенгальский знал. Он сказал тихо:

— Надо вас поскорее домой доставить. Скажите мне ваш адрес, я возьму извозчика.

Японкино лицо снова омрачилось испугом.

— Никак нельзя, никак нельзя! — заметила она, — я одна дойду, вы меня оставьте.

— Ну как вы там дойдете по такой слякоти на ваших деревяшках, — надо извозчика, — уверенно возразил актер.

— Нет, я добегу, — ради Бога, отпустите, — умоляла Гейша.

— Клянусь честью, никому не скажу, — уверял Бенгальский. — Я не могу вас отпустить, вы простудитесь. Я взял вас на свою ответственность, и не могу. И скорее скажите, — они могут и здесь вас вздуть.

Гейша задрожала.

— Ужасно, ужасно злые люди! — всхлипывая, сказала она. — Отвезите меня пока к Рутиловым, я у них переночую.

Бенгальский крикнул извозчика. Сели и поехали. Актер всматривался в смуглое и странное гейщино лицо. Гейша отвертывалась. Смутная догадка мелькнула в нем.

— Эге, да ты — мальчишка! — сказал он шепотом, чтобы не слышал извозчик.

— Ради Бога! — бледный от ужаса взмолился Саша.

Бенгальский тихонько засмеялся, и так же тихо сказал:

— Да уж не скажу, не бойся. Мое дело тебя доставить на место, а больше я ничего не знаю. Однако ты — отчаянный. А дома не узнают?

— Если вы не проболтаетесь, никто не узнает, — просительно-нежным голосом сказал Саша.

— На меня положись, во мне, как в могиле, — ответил актер.

Уж скандал в клубе начал затихать, — но вечер завершился новою бедою.

Пока в коридоре травили Гейшу, пламенная недотыкомка, прыгая по люстрам, смеялась и подсказывала Передонову, что надо зажечь спичку, и напустить ее, недотыкомку огненную, но несвободную, на эти тусклые и грязные стены, — и тогда, насытясь истреблением, она оставит Передонова в покое.