– Я не понял, братуха, – че за дела?! – ошарашенно проблеял Пошехонский, неловко вскинув пальцы. – Ты че, в натуре, творишь…

– Слышь, шелупонь, – я тебя знаю? – соизволил, наконец снизойти до Вовки Ильяс. – Ты че там пальцовку гнул, понужал в нашу сторону? Ты кто такой ваще?

– Я… я… я это… – тут Вовка смешался – в городе действительно все более менее значимые людишки друг друга знали, дурные вопросы вот такого типа никто не задавал, так что модель адекватной реакции в арсенале дитяти туманного Альбиона начисто отсутствовала. – Я это… ну, фирма «Егор»… Я…

– Головка от х…я, – ласково осклабившись, пробурчал Ильяс, неожиданно перегибаясь через стол и с размаху проводя по лицу Пошехонского растопыренными пальцами. У определенной категории незаконопослушных граждан сие деяние именуется «штифты загасить» и используется в качестве ритуального акта постановки на место зарвавшегося индивида, не совсем объективно оценивающего свою роль в мужском коллективе. На Пошехонского, однако, данный жест произвел обратный эффект. Владелец «Егора» выпал из состояния прострации и с ходу вломился в боевой транс. На совместных тренировках я сумел преподать жадному до любого рода обучения отроку ряд типичных моделей поведения в экстремальных ситуациях и довольно сносно поставить несколько основных ударов – и вот сейчас он поспешил продемонстрировать, что был хорошим учеником.

– Страшная ошибка, – замороженным голосом саперного робота проскрипел Пошехонский, хватая Ильяса за плечо и разворачивая его к себе. – Не следовало тебе этого делать, малыш…

Бац! Размашистый свинг в челюсть справа был просто великолепным: Ильяс вспорхнул спиной вперед, подбросив пятки, тяжело шлепнулся на ковровую дорожку. Особи белоголовые синхронно взвизгнули, зал замер на несколько секунд, в ужасе затаив дыхание – даже оркестр умолк, оборвав песню на половине такта. Пошехонский, не останавливаясь, приставными шажками двинулся к распростертому на полу Ильясу – добивать, как я учил. Да, есть такой грех, учил я этого оболтуса – не оставлять упавшего противника, как на ринге, когда рефери фиксирует результат, а бить до тех пор, пока не перестанет подавать признаков жизни.

Несколько секунд всеобщего замешательства прошли – и все вокруг пришло в движение. Медленно двинулись в нашем направлении сгрудившиеся у входа в зал секьюрити «Элефанта» – то ли разнимать, то ли помогать кому. Бац! Неугомонный Пошехонский, приблизившийся к Ильясу, неудачно пнул его ногой в бок. Удивительно быстро оправившийся от весьма приличного удара урка поймал денди лондонского за ногу, повалил, они сцепились в партере, принялись возится, рыча что-то нечленораздельное.

– Замочу, падла!!! – взревел, опомнившись, один из дружков Ильяса, выбираясь из-за стола и валкой трусцой припуская к дерущимся; второй не замедлил присоединиться к нему, доставая на ходу из кармана какой-то предмет.

– Ну спасибо, Вовчик, – удружил! – горестно буркнул я, растопыриваясь в боевой стойке на пути сотоварищей Ильяса и разминая кисти рук. – Этого я тебе никогда не забуду!

Сотоварищи баловать публику трюками не сочли целесообразным: заметив препятствие на своем пути, они сомкнулись плечом к плечу и попытались с ходу вынести меня с поля боя.

Оп-па! Чуть сместившись вправо, я подхватил одного под локоток и сильно толкнул на бежавшего рядом партнера, меняя вектор перемещения. Ребятишки смешно покатились по полу, однако быстро сориентировались, вскочили и бросились: один ко мне, второй – к сцепившимся на полу ратоборцам. При ближайшем рассмотрении предмет, ранее извлеченный из-за пазухи одним из уголовников, оказался выкидным ножом, который не замедлил зловеще щелкнуть, выбрасывая тускло сверкнувшее смертоносное жало.

– Замочу, сука!!! – прохрипел приятель Ильяса, подскакивая к Пошехонскому сзади и замахиваясь ножом. Нырнув под руку пытавшемуся ударить меня бандиту, я мощно метнулся вперед, в прыжке бия ногами в спину поножовщика. Удар получился сильным: поножовщик утробно хекнул, с разбегу влетел башкой в деревянную перегородку между столиками и без движения рухнул на пол. Зафиксировав аут, я вернулся ко второму приятелю Ильяса и от всей души хлобыстнул его в репу – а репа оказалась матерая, необъезженная, с ходу входить в контакт с полом не пожелала и опять мотанулась ко мне. Я примерился, включил бедро и хлобыстнул еще разок – в лоб. На тренировке таким ударом я ломаю сосновую плашку толщиной в шесть сантиметров. Репа пала – без каких-либо поползновений к реконструкции первоначальной конфигурации.

– Не фуй тут прыгать, полы марать, – пробормотал я, разворачиваясь к основным устроителям всего этого занятного времяпрепровождения.

Устроителей к тому моменту совокупными усилиями пытались разъединить: секьюрити с переменным успехом оттаскивали Вовку от скрючившегося на полу Ильяса. Вовка победно вопил:

– Заколбасил, бля! Заколбасил! А-а-а! Я его заколбасил!!! – и бесновался в их руках, норовя пнуть Ильяса в бок.

Брат Марата что-то хрипел, потерянно мотал головой, держась одной рукой за затылок, второй слепо шарил вокруг себя. Присмотревшись, я обнаружил то, что он искал: неподалеку валялся револьвер, тускло поблескивавший вороненой сталью, – выпал в пылу борьбы из плечевой кобуры, которая виднелась из-под пиджака Ильяса. Метнувшись вперед, я подхватил револьвер, сунул его маячившему рядом с кучей малой мэтру и посоветовал:

– Отдашь, как в себя придет и успокоится. Смотри – раньше отдашь, пальбу откроет. Спрячь пока. Ты все видел – Ильяс первым начал. Это на тот случай, если Марат спросит. Ты понял, нет?

Мэтр, держа револьвер за ствол, плачущим голосом попросил:

– Сваливали бы вы, а?! А то сейчас очухается, звякнет Марату – такое начнется! Сваливали бы вы, а?!

– А мы уже, – согласился я, подхватывая Вовку под локоть и выдергивая его из кучи секьюрити, как морковку из свежеполитой грядки. – Мы уже. Рассчитаемся потом, как цунами утихнет, – и скоренько поволок своего воинственно покрикивающего хозяина к выходу.

– Я его уделал! Я его уделал! – возбужденно бормотал Пошехонский, когда я тащил его по улице к машине, стараясь оттеснить от ярко освещенных витрин ресторанного холла. Разгоряченный баталией Вовка оттесняться не желал – с любопытством глазел на скопление народа в холле и отказывался натягивать пальто, хотя к вечеру слегка подморозило, в одном пиджачке было весьма неуютно, а идти до стоянки довольно далеко – мы выскользнули через черный вход и теперь огибали ресторан по периметру. – Я его уделал, ты понимаешь? Это поворотный момент в моем становлении как личности на родной земле. Понимаешь? Тут важно то, что я, выпускник престижного британского вуза, не спасовал перед бандитом. Тут важно, что я показал себя этим… ну, как его – кем я там себя показал?

– Полным идиотом, – не стал угодничать я. – Тут важно, Вольдемар, не то, что ты там показал, а то, что завтра нас с тобой потянут на «стрелку». И на этой самой «стрелке» будут сильно унижать и оскорблять физически. А потом выставят счет – за моральный вред. Это в лучшем случае. В худшем – завалят сразу, без базара. Ты, бандитик мой стилизованный, – ты имеешь понятие, что такое «стрелка»? Не книжная, вычитанная из современных детективов, а всамделишная?

– А какая разница? – пробормотал Вовка, внезапно останавливаясь – увидел через витрину нечто интересное в длиннющем застекленном переходе из ресторанного холла в зал «VIP», от которого до стоянки было рукой подать. Я на миг выпустил его из вида и по инерции протопал несколько шагов, а когда обернулся, чтобы ответить, какая, собственно, разница между этими пресловутыми «стрелками», было уже поздно.

– А-а-а… – проблеял Вовка, отступая, и, запнувшись, плюхнулся на задницу.

По коридору к нам бежал Ильяс. В руке у него был револьвер – мэтр, сволочь, не внял моему совету. На почтительном удалении следовали секьюрити «Элефанта» – видимо, для очистки совести, вряд ли кто из них попытался бы голыми руками обезоружить разъяренного бандита.