Вот так: несколько фраз, высказанных не вовремя обиженной девчонкой, случайное наличие благодарных слушателей – и привет! На меня долго косились все кому не лень, а я пребывал в неведении – вплоть до того момента, пока любознательная Ольга Алексеевна в порядке эксперимента не пригласила меня в гости. Эксперимент, как вы уже знаете, не удался, и ошеломленная моим стремительным натиском главбух между делом сообщила мне, откуда ветер дует. Мы с Пошехонским после этого долго устраняли последствия легкомысленной Аленкиной болтовни: Вовка вынужден был проводить вдумчивую разъяснительную работу со своей взбалмошной пассией, а я изо всех сил доказывал, что страдаю преувеличенной тягой к прекрасному полу и вообще весь из себя мужик мужиком. При этом дело доходило до скандалов с Ольгой, которая упорно отказывалась обнародовать нашу «порочную» связь, и, утверждая, что ей наплевать на мои отношения с другими женщинами, тем не менее ревновала меня ко всем подряд особям, не отягощенным вторичными половыми признаками мужской направленности. В общем, черт-те что и сбоку бантик…
Итак, показалось мне, что жизнь моя вошла в колею и приобрела новую направленность, отличную от прежней, военной эпохи, напоенной дикой экзотикой Приграничья и измеряемой в «акциях». Показалось мне, что появилась у меня семья: Ольга, Вовка, фирма… Да, показалось…
В субботу вечером мы с Вовкой вне графика зависали в «Элефанте» – Аленка, категорически не желавшая признавать зарубежных методик дистанционного почитания шефа, раньше срока «забыковала» и устроила большущий семейный скандал в головном офисе. Скандал потребовал от Пошехонского изрядного напряжения моральных и физических сил и нашел свое отражение в поэтической форме:
@STIH = Как ядра органайзеры летали!
Тетради, ручки брызгали шрапнелью!!
И в панике клиенты удирали!
Дивясь такому буйному веселью!!!
P.S. Йо-хо-хо! Покажем вредным англичанам, где раки зимуют! (Это я сочинил, сидючи в приемной и прислушиваясь к разъяренным Аленкиным крикам и невнятным причитаниям Пошехонского, доносящимся из его кабинета.)
– Убью гадину, – потерянно пробормотал раскрасневшийся Вовка по окончании сражения, когда его пассия стремительно покинула офис, забыв впопыхах шарфик и сумочку в шкафу. – Убью! Чего я ее терплю? Никак не пойму – ну что в ней такого?! Гадина! Мегера!
– Лучше женись, – мудро посоветовал я. – И все образуется. У вас любовь – я же вижу. Богатая и знатная невеста тебе без надобности – сам такой. А девчонка на все сто, с какой стороны не подойдешь.
– Да понимаю я! – горестно махнул рукой Вовка. – Все понимаю. Мне больше никто не нужен, я чувствую. Но жениться? Нет, сначала я ее отдрессирую как следует, чтобы потом не мучиться. Я ее сначала это… как это будет более объектно?
– Приведу к нормальному бою, – подсказал я. – Только тут, Вольдемар, процесс, чреватый обратной связью. Аленка – еще тот фрукт. Кто кого выдрессирует – бабушка надвое сказала…
Итак, вечером мы сидели в «Элефанте». Пошехонский обееручь имел двух хорошеньких белоголовых особей младого возраста, чьи лобки едва прикрывали коротенькие юбчонки, был слегка взвинчен и жаждал психореабилитации.
– А я ему, в натуре – нэ-нэ, блин! А он, мля, в натуре – ну че за дела, пасаны! Блин, кочумайте, пасаны – от винта! Ну, я секу – не-е-е, неконкретный пасан! Ну че – я ему: короче! Че ты тут, в натуре, понты гонишь?! А мы с Олежкой того…
Я вполуха слушал традиционный треп Пошехонского, неспешно потягивал коньяк и настороженно наблюдал за кабинкой, расположенной напротив нас через зал. В «Элефанте» столы размещены вдоль стен и отделены друг от друга полутораметровыми деревянными барьерами, которые не затрудняют созерцание пирующего люда и в то же время создают иллюзию уединения. Это удобно и уменьшает вероятность возникновения конфликтной ситуации: соседи, сидящие за двумя близлежащими столиками, вас не видят и потому бросить бутылкой либо метнуть вилку не могут, а метать вышеупомянутые предметы через зал – далековато.
Так вот, напротив нас заседали какие-то буйные. Буйные наличествовали числом три, потребляли водку стаканами, громко галдели, кривлялись и напропалую крыли матом. Особенно старался один из них, загорелый худощавый черныш, разодетый как павлин – весь из себя такой пестрый и броский – с прической «амнистия» и золотой серьгой в правом ухе. Ранее эту троицу я в «Элефанте» не наблюдал, тот факт, что никто из персонала не удосужился поправить распоясавшихся посетителей, вызывал недоумение (в «Элефанте» отдыхает солидная публика), и потому я прогулялся в холл под предлогом посещения уборной и поинтересовался у мэтра – а кто, собственно, такие?
– Ильяс Шайтуров с дружками, – недовольно буркнул мэтр. – Третий день зависают. В среду откинулся. За счет заведения отдыхают, соколики…
– Шайтуров, Шайтуров… – я пожал плечами – столь исчерпывающая информация мне ничего не говорила.
– Да ты что – не в курсе? – даже как-то обиделся мэтр. – Это же Марата братишка меньшой! Пять лет отсидел за убийство – в среду только вышел. Родной брат – вот и терпим. Пусть покуражится. Все равно долго не погуляет – скоро залетит. А залетит обязательно – конченый пацан. Если б не брат, давно бы его пришили, потому как отморозок. Желающих – хоть отбавляй…
Получив информацию, я вернулся на свое место, допил коньяк и предложил Пошехонскому переместиться для продолжения культурного отдыха в более подходящее местечко.
– Не понял – че такое? – театрально взвился Вовка. – Че за дела, братуха?
– Сидим неудобно, – лаконично пояснил я, не желая вдаваться в подробности. – Поехали ко мне – по дороге объясню.
– Ты че – из-за этих поцев? – понятливый Вовка потыкал растопыренной пятерней в сторону Ильяса со товарищи. – «Быкуют», типа, мешают, в натуре, а? Так щас я пойду скажу, чтобы заткнулись, в натуре! Меня в этом городе каждая собака…
– Никуда ходить не надо, – не на шутку обеспокоился я. – Ты, Вова, в этом городе два года. А есть такие, которые пять лет здесь не были – так что знать ты их не можешь.
– Это вот эти, что ли, не были? – презрительно оттопырил губу Пошехонский, опять тыкая картинно развееренными пальцами в сторону троицы. – Да я в гробу их видал! Мы с тобой уломаем их за десять секунд – я те отвечаю!
– Не стоит с ними связываться, – неожиданно выдала зрелую мысль одна из белоголовых особей, сидевшая справа от Вовки. – Вы хоть и крутые, но против Марата вам не потянуть. А это его брат – Ильяс. Я знаю его, мы в одном дворе живем…
– Девочка правильно говорит, Вовчик, – подхватил я. – Сидим мы неудобно – поверь мне на слово. Ребятишки нас видят. Точнее, наших дам – мы им без надобности. За фазой насыщения следует фаза сладострастия – обычный кабацкий цикл. Сейчас пропустят еще пару рюмашек, потом попрутся знакомиться… – Тут я обреченно присвистнул и поспешил добавить: – Вова – не дури. Это – младший брат Марата, Ильяс. Отморозок еще тот, совершенно непредсказуем. Ссориться нам с ним нельзя, иначе придется воевать со всей ольховской братвой. Так что – надо миром…
А Ильяс уже шлепал к нам через зал развинченной походкой бывалого зечары. То ли я что-то напутал с фазами из кабацкого цикла, то ли братишка Марата обратил внимание на два энергичных жеста Пошехонского, адресованных его компании, то ли по какой третьей причине – но так или иначе, он направлялся к нам.
– Ай, Света, Светочка, Светулечка, Светуля!!! Ты лучик света в темной уркиной судьбе!!! – жизнерадостно проорал Ильяс, приближаясь к нашему столу и выдергивая из-за него белоголовую особь намба один – ту самую, что предупреждала о нежелательности связи с дурной компанией. – Ай, красючка – выросла-то как! А сикуха была – ни сиськи, ни письки. Ну ты, бля, даешь! Ну ты… Не, смотри – жопа, дойки – ну я торчу! – Тут Ильяс по-хозяйски запустил руку под юбку дамочке и неловко начал оттягивать резинку колготок – сопротивления, как и следовало ожидать, не последовало. – Пойдем, Светк, – я те по-соседски прям щас вдую! Ух, бля, я те вдую! Давай – ты тоже к нам, погудим, бля, малехо. – Данная фраза была адресована второй белоголовой особи, восседавшей слева от Вовки. Особь безропотно вскочила и начала выбираться из-за стола.
