В общем, жалко было денег, жалко до слез. И обидно за свою мешковатость-недотепистость. Тем не менее отыгрывать назад было поздно, и Серж, почувствовав неведомый доселе груз ответственности перед своей чертом даденной супружницей, решил морально перед ней реабилитироваться. Пошел в нотариальную контору и написал завещание, которое разослал в четыре швейцарских банка. А затем со спокойной совестью и невероятным облегчением отправился к себе в поместье…
…Известие о гибели Ли Серж воспринял стоически. Образ жизни его супруги в какой-то степени предполагал такой плачевный финал – с течением времени Лиховский, сам того не желая, свыкся с постоянным подспудным ожиданием трагического известия, и когда таковое известие все же воспоследовало, он принял его как должное. Даже удивился себе – очерствел, что ли? Гораздо больше потряс Сержа факт существования Алисы. Нет, Ли неоднократно говорила, что у нее есть сестра и племянник, о которых Сержу предстоит позаботиться в случае ее безвременного ухода в лучший мир. Но Лиховский и предположить не мог, что эта сестра будет похожа на его супругу как две капли воды!
… – Понимаю, – сочувствующе сказал тогда Рудин, понаблюдав за раскачивающимся с пятки на носок Сержем, с ходу вломившимся в прострацию. – Сам такой. Всех подряд обманули и перехитрили. Была бы еще от этого польза…
Размышляя в тот вечер о превратностях судьбы, Серж вспомнил о «страховом полисе» Ли и задумался: а что же с ним сейчас делать? Сначала решил уничтожить. Ли умерла, «полис» теперь никому не нужен. Адаптера для просмотра компакт-кассет у Сержа не было, однако, прежде чем разбить их молотком, он без всякой задней мысли полюбопытствовал, что же записано на стандартной кассете, предназначенной для показа Директору.
Посмотрел. Задумался. И вдруг прозрел. За какое-то мгновение Серж внезапно переосмыслил свое положение. А ведь он является единственным наследником, черт подери! Если раньше архивариус никогда не помышлял о том, что регулярно переводимые им на счета деньги Ли имеют к нему хоть какое-то отношение, то теперь все менялось. Это его деньги… А в свете последнего перевода можно с уверенностью утверждать, что он в одночасье вдруг стал состоятельным человеком. Настолько состоятельным, что может теперь все бросить и рвануть в Европу. Если взять за основу это предположение, то, продвинувшись чуть-чуть вперед в цепи умозаключений, можно попробовать напоследок воспользоваться «страховым полисом» Ли и заметно улучшить свое финансовое положение. Зачем добру пропадать? Чем черт не шутит – а вдруг получится… И, не отходя от сейфа, Серж трясущимся пальцем натыкал служебный номер Директора.
– Андрей Владимирович уехали на озеро Долгое, к Нестерову, – сообщил приятный женский голос. Кто спрашивал, не поинтересовались, видимо, номер был известен только своим. – Что передать?
– Ничего, – несколько растерялся Серж. – Ничего не надо… А вы что так поздно там делаете?
– А мы так поздно здесь дежурим, – кокетливо сообщила дама. – А вы кто, простите?
– Я друг, – сильно смутившись, соврал Серж. – А как мне найти на Долгом этого Нестерова?
– А он там один – больше возле озера усадеб нет, – несколько удивилась дама. – Вы что – не знаете? Вы лучше позвоните завтра с утра. Неужели вы хотите на ночь глядя туда ехать?!
– Я не… я не хочу, – смущаясь, пробормотал Серж. – Но… но мне надо. Спасибо…
И что вы думаете? Ах, вы не думаете, вы знаете – конечно, отправился наш архивариус к черту в зубы. Вытащил справочник «Подмосковье», прикинул на глазок: а до Долгого от Каменки каких-нибудь семьдесят километров. Пустяк! Взял кассету, надел штормовку с капюшоном – в кино видел, что злодеи такие штуковины на дело надевают, – и, ни слова не сказавши уставшим после долгой дороги гостям, сел в свою вишневую «99»-ю и умелся…
Серж соврал Рудину дважды. В первый раз, когда сказал, что едет в Питер, навестить больную маман и проконсультироваться у специалиста по аномальным явлениям по поводу объявившейся в поместье нечисти. Второй – когда заверил, что воспринимает Алису как сестру…
К родственникам Лиховский давно не испытывал никаких теплых чувств и в ближайшем будущем навещать никого не планировал. Консультироваться он также ни у кого не собирался, поскольку прекрасно знал о природе «аномалии», набросившейся ночью на Рудина.
Серж собирался ехать в Белогорск. Будучи оторванным от житейской суеты интеллигентом, Лиховский тем не менее обладал гибким мышлением и умением прогнозировать ситуацию. Так вот, он думал-думал и спрогнозировал: ситуация просто из рук вон и нужно немедля ее ломать. Понял Серж в какой-то момент озарения, что совершил страшную ошибку, вот так запросто обратившись к Директору с предложением продать архив Ли.
«…Иначе тебя будут долго пытать, ты все выложишь, и потом тебя просто убьют…» – сказала Ли, инструктируя муженька. Тогда он не придал ее словам особого значения. А сейчас вдруг понял их подлинный смысл. Остро этак понял, до самой глубины души – и страшно ему стало, как до этого никогда в жизни.
Не простят ему такого знания. Обложат, как волчонка несмышленого, – псы натасканные, волкодавы – и сожрут вместе с костями и плешивой шкурой. А потому нельзя дожидаться окончания двухнедельного срока, необходимо действовать сейчас, пока опытный враг находится на чужой территории, в ограниченном количестве и не предполагает, что в отработанной схеме могут возникнуть какие-то непредвиденные изменения.
А по поводу отношения к Алисе Серж соврал Рудину непреднамеренно. Просто так получилось. Ну в самом деле, не будете же вы говорить своему приятелю, что в ближайшее время собираетесь увести у него жену? Тем более если приятель здоровее вас раза в три и, по вашему рассуждению, является тупоголовым мужланом, способным в припадке ревности разомкнуть вас на составные части безо всякого разумного повода.
Серж чуть ли не сразу определился в своем отношении к Алисе – как только свыкся с мыслью, что это не Ли, а ее отражение. Именно отражение… За несколько дней, проведенных с дамой, Серж успел понять, что точная копия Ли на самом деле во всех отношениях лучше оригинала. Тихая, мечтательная, добродетельная, прекрасная мать и… судя по всему, великолепная любовница. Да вдобавок знает три языка и обожает историю. Восхищенно смотрит на собеседника, когда тот изливается сверкающим водопадом архивных знаний, внемлет чутко, затаив дыхание… Ах, Алиса! Тот факт, что рядом с этой женщиной пребывает тупоголовый мужлан Рудин – похотливый обжора, вместилище порока, структурированный сгусток семенной жидкости! – это не более чем досадное недоразумение. Это не составит труда исправить на последнем этапе, когда основные проблемы будут решены…
Глава 7
Профессионалы автодела и некоторые инспектора ГИБДД утверждают, что «чайники», которые перемещаются на личном транспорте, по большей части делятся на три категории: ездоки, ездуны и ездюки. Медикодипломированный домовой Ефим, несомненно, принадлежал к последней категории. На службе у Толхаева ему редко доводилось садиться за руль автомобиля, а «уазик» управделами в последний раз водил очень давно и в сильно нетрезвом состоянии – когда ездил в колхоз на картошку, пребывая на первом курсе мединститута. В общем, к какой бы категории этот самый ездюк ни принадлежал, он, помимо всего прочего, приобрел три ящика пива и, едва миновав пост и выехав из города, принялся это пиво потреблять.
– Поддатый, что ли? – удивился Турды, заметив, что от приближающегося «уазика» за версту несет заводным музоном и несогласованностью движений водителя с конфигурацией дорожных изгибов. – Когда успел? А ну, Аскер, Абай, – выходите на дорогу. Тормозните его, а то машину нам испортит, внук барана.
Аскер и Абай вышли на дорогу и замахали автоматами, приказывая водителю остановиться. Можно от души пожалеть, что за рулем драндулета сидел не мастер на все руки Ваня Соловей или Серега Рудин. Любой из них, даже пребывая в сильно нетрезвом состоянии, и не подумал бы остановиться. Ни секунды не сомневаясь, снесли бы к чертовой матери автоматчиков, с разбегу шлепнули «Волгу» в бочину и умчались бы напролом в сторону от усадьбы. Как наседка, жертвуя собой, уводит корсака прочь от гнезда, где сидят беспомощные птенцы…