Вперед, как всегда, были посланы разведчики.

Я соскочил в окоп. Там за пулеметом лежал Кусков. Рядом стреляли партизаны, лица их были сосредоточенны и серьезны.

— Тимофей Иванович, передай пулемет товарищам. Надо организовать отход, — положил я руку ему на плечо.

Он отдал пулемет Тихонову и вытер руки снегом.

— Оставайся здесь с Усольцевым и дразни их, пока мы не выйдем из лагеря, а потом догоните нас, — приказал я ему.

Он кивнул головой и подозвал к себе Усольцева.

Партизаны вылезали из окопов и быстро садились в сани. Сзади все еще была слышна стрельба.

Через полкилометра нас догнали со своими группами Кусков и Усольцев.

— Оторвались, — тихо сказал Кусков и сел рядом со мной в сани.

Я не знал, где сейчас находятся Луньков, Шешко со своей группой, отряды Сороки и Мотевосяна. Они не возвратились обратно в лес. Все перепуталось, смешалось. Нужно во что бы то ни стало и как можно скорее вывести отряд.

Вот и шоссе Осиповичи — Бобовня. Ко мне прибежал Малев и сообщил:

— Какие-то неизвестные спрашивают пропуск.

Я соскочил с саней и, проваливаясь в снег, с трудом стал пробираться за Малевым. Партизаны без команды залегли в канаву и приготовились к бою.

С 24 января был установлен общий пропуск для всех трех отрядов, кроме того, был установлен свой пропуск, внутренний.

Когда я поравнялся с головной частью колонны, из леса опять раздался окрик:

— Пропуск?

— Какой пропуск? Межотрядный или отрядный? — громко спросил Ларченко.

С другой стороны шоссе из леса послышался глухой голос:

— Что за отряд? Кто командир?

— Не говорить, — прошептал я, но кто-то из партизан уже успел крикнуть: «Градов!»

— Пусть подойдет к нам.

Я выслал Маслова с тридцатью автоматчиками. Когда группа Маслова подошла на близкое расстояние, то увидала, что это власовцы.

— Отойдите! — крикнули власовцы.

— Убирайтесь сами, сволочи! — ответил Маслов.

Те и другие отошли. Отряд продолжал двигаться по шоссе. Когда мы отъехали от засады с километр, сзади раздались три винтовочных выстрела и в воздух взвились красные ракеты.

— Помощи просят, — усмехнулся Родин.

Скоро показалась деревня Поликаровка. Выехали на дорогу. Я остановился, мимо проходили партизаны. Прошагал Карл Антонович, его фигура выделялась среди остальных и в темноте.

— Лошадей в деревне возьмите, лошадей! — крикнул я ему.

Из одной избы выбежала женщина.

— Немцы не были? — окликнул я ее.

— Нет, — ответила она. — Час тому назад проходила разведка отряда имени Фрунзе, но куда ушла, не знаю.

Ее слова заглушил усилившийся огонь минометов, пулеметов и автоматов. В воздухе во всех направлениях летели трассирующие пули, взлетали ракеты. В окнах дребезжали стекла, лошади становились на дыбы.

— В деревню Шантаровщина! — приказал я Меньшикову. Он передал приказание Ларченко, и тот скрылся в темноте.

Партизаны легли в сани, отпустили вожжи, и лошади вихрем понеслись из деревни. Вокруг рвались мины.

«А если впереди засада?» — кольнуло в сердце. Но вот мы благополучно свернули в лес.

Неподалеку от деревни Шантаровщина был расположен лагерь отряда имени Фрунзе. Я дал приказ двигаться к нему. В пути мы встретились с самим отрядом. Командир отряда Арестович сказал, что возле деревни Шантаровщина стоят броневики и танки противника, поэтому он решил отходить в Воробьевский лес. Я сообщил, что наш отряд был вынужден оставить лагерь.

— Оккупанты хорошо подготовились к карательной экспедиции и долго не дадут нам покоя. Необходимо уйти из этих районов. Если отряды Сороки и Мотевосяна остались в Вороничских болотах, то, прорываясь отсюда, мы облегчим их положение: оттянем на себя большую часть сил противника. Временно перейдем в Полесье, — предложил я.

Арестович высказал сомнение в возможности прорыва через Варшавское шоссе и железную дорогу. По данным его разведки, днем и ночью там курсирует бронепоезд, а Варшавское шоссе покрыто засадами. Я рассказал Арестовичу о своем плане прорыва.

— Уйти в Полесье — это единственный выход, — поддержал меня комиссар Родин.

В это время гитлеровцы открыли огонь и осветили местность ракетами. Мы прямо по целине оттянулись в глубь леса.

Дальше отряды двигаться были не в состоянии: лошади окончательно выбились из сил. Остановились на дневку в лесу, в трех километрах южнее деревни Щитковичи. В этой деревне стоял штаб власовцев. Поэтому, несмотря на тридцатиградусный мороз, разжигать костры запретили. Партизаны обоих отрядов заняли круговую оборону.

В ночь на 26 января выслали в разные стороны четыре разведгруппы. Никто не спал. Над лесом вспыхивали ракеты и стояло зарево пылающих деревень. Во всех направлениях были слышны пулеметные и автоматные очереди.

Утренние донесения вернувшихся разведчиков ничего хорошего не предвещали. Противник занимал все окружающие деревни.

Я подозвал радиста Лысенко.

— Можешь связаться с Москвой?

Он снял рукавицы, пошевелил замерзшими пальцами и ответил:

— Попробую.

Я написал:

Радист быстро передал радиограмму и, получив ответ, настроил приемник на Москву. Передавали приказ Верховного Главнокомандующего И. В. Сталина от 25 января 1943 года. Возле рации собралась группа партизан. Лысенко записывал называемые цифры и города.

Затаив дыхание, изнуренные, промерзшие партизаны слушали названия освобожденных городов. Родин, взяв у радиста исписанный листок, уселся в сани и на машинке отпечатал двадцать экземпляров. Эти листки он роздал партизанам.

— Не сдадимся, будем биться до последнего вздоха! — крикнул Денисевич, когда кончили передавать приказ.

Этот приказ влил в партизан новые силы. Все стойко переносили трудности.

Во второй половине дня прибежали разведчики Арестовича.

— Враг движется колонной!

Мы отдали приказ: вывести обозы из зоны обороны на юг, личному составу приготовиться к бою, разведку противника не трогать и пропустить через линию обороны, основные силы подпустить как можно ближе, огня без команды не открывать.

Момент напряженный, в цепи партизан тишина. Но противник что-то задержался, не подходил.

— Что они, на четвереньках ползут или на черепахах едут, — нетерпеливо сказал Рахматул Мухамендяров.

— Черт их поймет! Скорей бы! — отозвался лежавший с ним рядом Анатолий Чернов.

— А вы сходите проверьте, — предложил я им.

Спустя несколько минут они вернулись и доложили, что карателей нет. Оказалось, что разведчики Арестовича приняли за карателей местных жителей, убежавших из своих деревень.

На минуту напряжение спало. Я посмотрел на часы — было около четырех часов дня. Мы решили, не ожидая сумерек, двигаться к Варшавскому шоссе по лесному массиву, по целине, объезжая населенные пункты.

Отряды снова двинулись. До Варшавского шоссе в головной колонне пошел отряд имени Фрунзе. Партизаны этого отряда были лучше знакомы с местностью.

Кусков снял посты, а я проверил, все ли партизаны на месте. Не оказалось моего адъютанта Малева. Он пропал где-то в районе деревни Поликаровка. «Придется идти без него», — подумал я.

Впереди шла разведка, по флангам двигались сильные группы прикрытия во главе с Усольцевым и Ефременко, весь остальной состав отряда был также готов в любую минуту вступить в бой.

Полозья звучно скрипели, лошади тяжело дышали и часто проваливались по брюхо в снег. Сани натыкались на скрытые под снегом пни, упряжь то и дело надо было починять, ломались оглобли. Это сильно замедляло движение. За одиннадцать часов мы продвинулись лишь на двадцать километров.