до адресата-современника. Лишь сакральные письмена, правовые кодек-
сы правителей и выросшая из этих форм книга получают статус «публич-
ности», будучи адресованы не только каждому современнику, но и буду-
щим поколениям. Тем не менее, отмечает Луман, вплоть до Нового вре-
мени не существовало потребности в широком потреблении книг, круга
людей, который формирует заказ на массовый выпуск книг. Ведь уже
ручная переписка книг к моменту изобретения книгопечатания была в
достаточной степени «индустриализована» и рационализирована. Ее мас-
совость сдерживало отсутствие сколько-нибудь значительного спроса.
Изобретение книгопечатания не только позволило снизить потреб-
ление энергии и сил, достичь большей эргономичности и эффективности
трудозатрат, повысить коммуникативный успех письма, но прежде всего
переориентировало производство книг на потребительский спрос и в ис-
торически короткий срок создало рынок публикаций. Все может быть
опубликовано, если это можно продать. Господствовавшей до сих пор ло-
гике политических и религиозных институтов при публикации сакральных
текстов и кодексов пришлось столкнуться с экономической логикой кни-
готорговцев и книгоиздателей. Впрочем, логика политических и религи-
озных идеологий также оказалась немаловажным препятствием на пути
развития книгопечатания. Тем не менее способность книги преодолевать
возникающие препятствия (цензуры или религиозных запретов) револю-
ционизировала общественную коммуникацию. По прошествии нескольких
столетий книгопечатанию уже не приходилось приспосабливаться к суще-
ствующим ограничениям, накладываемым властью, - напротив, власти
пришлось приспосабливаться к неизбежной публичности книгоиздания.
Особенно ярко последствия публичности книгоиздания проявились
в религиозной сфере: книги, как ничто другое, поощряли религиозные
расколы. Если учесть, что за время Реформации было издано около 500
млн. экземпляров Библии, можно представить себе, сколь грандиозным
был религиозный эффект книгопечатания. Священное Писание, в своем
157
сакральном статусе столетиями недоступное не только для толкования, но практически и для чтения, было открыто и таким образом десакрали-
зовано для сотен тысяч людей. Их отношение к сфере сакрального благо-
даря только факту массового издания стало иным: Библия начала вос-
приниматься как интимная Благая весть, обращенная к индивидууму че-
рез чтение. Сам смысл сакральности вышел из таинственной недоступно-
сти и непостижимости и перешел в сферу языка и слова.
Возникшая в Европе Нового времени религиозная санкция на чте-
ние подстегнула развитие массового образования. Читать теперь мог и
должен был не только тот, кто связан с управлением большим хозяй-
ством, но и благочестивый мирянин. Массовый спрос обусловил чувстви-
тельность к цене и запустил процесс индустриализации книгоиздания. К
середине 19-го века книги стало уже не только можно, но и необходимо
читать любому уважающему себя бюргеру, ибо оказалось, что они акку-
мулируют в себе значительную информацию и необходимы для осущест-
вения обычной, повседневной коммуникации. Но и процесс писания по-
степенно все глубже переориентируется с интереса автора на интерес чи-
тателя: пишут только то, что будет опубликовано и потом прочитано. Ав-
торство как предприятие становится рентабельной экономической акци-
ей: труд по созданию пользующегося спросом произведения будет окуп-
лен и сторицей вознагражден. Этот процесс сопровождается развитием
массовой периодической печати. «Литературизация» населения и соот-
ветственно массовость литературы повышают образовательный стандарт
нации, но в каком-то смысле понижают порог понимания и культурного
уровня самой литературы.
Если письмо долгое время служило сохранению и комментированию
текстов, т.е. использовалось как функция социальной памяти, то массо-
вое книгопечатание, по мнению Лумана, меняет функциональное назна-
чение письма. Книги начинают выполнять маргинальные прежде для
письма функции – развлечения, отдыха, обмена опытом. Воспроизведе-
ние на письме живой коммуникации создает литературу, роман. Старый
тип мемориального чтения, чтения для воспоминания важных истин са-
кральных текстов, сменяется новым, экстенсивным, который ищет в мате-
риале для чтения новой информации. На месте привычки повторять
158
текст, возникает потребность сравнивать разные тексты: текст должен
быть интересным.302
Преимущества письменной формы коммуникации перед устной до-
ходят до того, что интеракционные, зрительные формы, такие, как театр, в определенной степени поглощаются литературной формой драмы. Если
эпохе Платона была свойственна убежденность в превосходстве «неписа-
ного» учения, живого слова перед мертвым текстом, то в Новое время, напротив, признание и влияние, популярность и авторитет автора стали
определяться по преимуществу тиражами и количеством написанного. Ав-
торство – в его социальном аспекте – не является больше атрибутом ин-
дивидуальной творческой деятельности, становясь делом продвижения на
рынке, имеющим количественное выражение. Сама публичность в каком-
то смысле превращается в количественную функцию тиражей –в сфере
периодической печати, предложения на книготорговом рынке или в фор-
ме публикаций для узких кругов специалистов.
Все это ведет к глубинному воздействию на понимание коммуника-
ции. «А понимание коммуникации, - подчеркивает Луман, - является по-
ниманием общества».303 Исчезает представление, что коммуникация яв-
ляется интеракцией, ибо письменная коммуникация не обязательно ин-
терактивна. Представление о взаимном дисциплинировании коммуника-
ции в рамках интеракционной модели устной речи постепенно заменяется
представлением о правилах разума, которое затем, начиная с эпохи Про-
свещения, - обобщается, становясь доминантой, в понятии о человеке.304
Массовая печать непосредственно воздействует на понимание иден-
тичности пишущего, на само понятие авторства. В авторе исчезает физи-
ческая идентичность пишущего. Даже если, - в отличие от традиций са-
кральной письменности, - современная литература требует обязательной
персональной привязки и социальных координат текста, создатель текста
выступает нелегитимным участником коммуникации. Он терпится только
как лирический герой произведения. «Создатель текста не может появ-
302 Там же. С. 294.
303 Там же. С. 299.
304 Там же. С. 301.
159
ляться в тексте, поскольку он знает конец истории и ссылкой на себя
разрушил бы последовательность событий».305
Утрата личностной идентичности и анонимность автора создают
проблему социальной достоверности письменной коммуникации. Когда
нет способа непосредственно убедиться в добросовестности информации, возникает такое явление, как «авторитет», концентрирующий в себе га-
рантии аутентичности коммуникации и защищающий от злоупотребления
социальным престижем. Сама публикация наделяет авторитетом, - в от-
личие от манускрипта.
Напечатанное не просто позволяет многократно умножать написан-
ное, но и в высокой степени обладает физической сохранностью. Книго-
печатание открывает путь к формированию массовых библиотек, дает
возможность сортировать, сравнивать, квалифицировать массивы тек-
стов. Количественный рост напечатанного вызывает потребность в обзоре
и упрощении, развитии методов систематизации и формализованной об-
работки информации, в актуализации актуального и забвении забытого.
Массовое распространение письма с его строгостью формулировок и
