предметности мира. Его предмет наблюдения – социальные отношения, т.е. отношения смысла, которые не имеют предметности, а состоят из се-
тей реляций и рекурсий, операций и селекций. Самые простые предмет-
ные формы, как и формы действий и понятий, – это, по Луману, на самом
деле сложные конструкты элементарных форм, которые способны только
отличать одно от другого и благодаря этому выстраивать комплексные
структурные инвариантности и идентичности.
В каком-то смысле Луман восстает против классической пармени-
довской аксиомы: «Есть только сущее, и сущее едино». Если в классиче-
ской метафизике абстрактная неизменная сущность предмета - условие
возможности отличия предмета от всего другого, то в интерпретации Лу-
мана отличие становится исходной категорией, в которой только и может
раскрыться сущность. Он мыслит «двоицу» впереди «монады», множество
впереди единства, отличие впереди иденичности, иное впереди тожде-
ства, зло впереди добра, грех перед добродетелью. Не случайно в «кос-
мологии» Лумана дьявол оказывается выше Бога, ибо «влеком импульсом
66 Luhmann N. Einfьhrende Bemerkungen zu einer Theorie symbolisch generalisierter Kommunikationsmedien // Он же, Aufsдtze und Reden. Stuttgart, 2001. C. 60.
67 Следуя этому пониманию, понятие предмета выражает существенное видовое свой-
ство понятия, а установление различия по отношению к другим понятиям.
44
наблюдать Единое». «Дьявол выступает представителем порядка, выстро-
енного на основе различений, и должен их воспроизводить. В Средневе-
ковье он оказывается космологическим адвокатом всего того, что дей-
ствует чересчур хаотично, становится Богом adhoc-кратии».68 Не будет
преувеличением сказать, что таким «дьяволом», способным – не по-
французски эмоционально и постструктуралистски, а по-немецки строго
теоретично - обосновывать многообразие и отклонение, негацию и дезин-
теграцию, стремился выступать в социологии и сам Луман.
Форма – это различение двух сторон, их граница и, таким образом, их единство. Различение обращено к тому, что’ оно различает, к одной
стороне, но в нем одновременно дана иная сторона формы, через отно-
шение к которой происходит различение. При этом ни одна из сторон не
дана для самой себя: она лишь «иная» сторона другой. Противоположен-
ность двух сторон формы создает пространство для осуществления опе-
рации выбора одной альтернативы, совершения перехода от одной сто-
роны к другой. Форма – условие возникновения времени и действия, т.е.
новых координат, в которых должен быть сориентирован любой акт. В
этом смысле форма есть «развернутая во времени автореферентность».
Время возникает здесь как момент, необходимый для актуализации
(пересечения границы) или воздержания от актуализации иной стороны.
Пересечение границы является особым творческим моментом, поскольку, в отличие от тавтологического повторения, отношение к иной стороне
влечет за собой взаимную идентификацию. «Каждое определение, каж-
дое обозначение, каждое узнавание, каждое действие совершается как
операция установления такой формы, которая, подобно грехопадению, производит в мире разрез, вследствие чего возникает некое различие, одновременность и потребность во времени, а предшествующая неопре-
деленность становится более недоступной».69
Близость к Гегелю здесь очевидна: подобно гегелевской диалектике
«бытия и ничто», «бытия и иного», согласно которой, посредством отри-
68 Цит. по: Lehman N. Stenographie// Beobachter: Konvergenz der Erkenntnistheorien?
Muenchen, 1990. C. 132.
69 Luhmann N. Einfьhrende Bemerkungen zu einer Theorie symbolisch generalisierter Kommunikationsmedien // Он же, Aufsдtze und Reden. Stuttgart, 2001. C. 62.
45
цания отрицания вырастает все сущее, лумановскую форму конституиру-
ет «акция и негация».70 Тем не менее, при всей симпатии Лумана к диа-
лектике, его мысль идет по иному пути. Проводя параллели с построени-
ями Гегеля, Луман подчеркивает, что бинарные отношения формы не
нуждаются ни в каком «снятии» в высших формах. Не происходит «синте-
за» «тезиса» и «антитезиса», в котором диалектика освобождается от му-
чительного различия и успокаивается в обретенном единстве. Форма яв-
ляется скорее чем-то внешним тезису и антитезису, «исключенным треть-
им», только с позиции которого нечто и может наблюдаться (но само оно
не может быть наблюдаемо). Однако если существует различение между
формой и тем, что она маркирует, значит, она «видима», т.е. существует
«суперформа» - форма, различающая нечто и его форму.71 Хотя речь идет
о различии различий, наблюдении наблюдений, отрицании отрицаний, они не выстраиваются в диалектические последовательности, а скорее
ценны возникающим при этом структурным многообразием, создающим
пространство возможностей, которые можно проходить, как математиче-
ский оператор проходит комплекс значений переменной.
Важно заметить, что для каждой из обозначаемых сторон ее вторая, «иная» сторона является инкогнито, хотя обе стороны не могут существо-
вать друг без друга, или, лучше сказать, могут быть идентифицируемы
только благодаря друг другу. Взаимоположенность двух сторон служит
тем прообразом, который помогает Луману создать терминологию систем-
ных отношений. Система и окружение - две стороны одной формы. Они
никогда не могут «видеть» или «достигать» друг друга. Лумановская си-
стема является «монадой без окон», но по иным основаниям, чем у Лейб-
ница. В оппозиции «что и ничто» для «что» не существует «ничто». В лу-
мановской интерпретации «что» не есть единство, единством является
70 Луман не хотел бы давать этому исходному различию наименование: «Похоже, более
не сущеcтвует обязательного «primary distinction» - ни бытия - небытия, ни логической
ценности истинности-лжи, ни в науке, ни в морали. Но это не значит, что без различий
было бы что-то возможно». Luhmann N., Die Gesellschaft der Gesellschaft. Frankfurt, 1997. C. 593.
71 Хотя речь идет о самоприменимости, но именно здесь, в недрах возникающего пара-
докса, и формируется содержательная завязка эволюции системы.
46
форма, в которой родилось различение «что и ничто».72 Именно их «об-
щение» через различение, выступающее одновременно связью, создает
потенциал рекурсий в системе, ее главную проблему и задачу. Форма -
единство, но она не едина – еще одно нарушение правил традиционной
философии!
Классическое противоречие бытия и ничто Луман переводит в про-
блему парадоксальности формы. Двусторонность формы не диалектична, но и не просто логически противоречива, а парадоксальна. Форма охва-
тывает «да» и «нет», и таким образом все, что лежит между ними, потен-
циально может подпасть под утверждение или отрицание. Парадокс фор-
мы не имеет разрешения, а должен разворачиваться во все новых и но-
вых парадоксах, что можно считать еще одной аллюзией на гегелевскую
систему.73 Вот как представляет себе смысл парадокса сам Луман: «Кто желает одновременно использовать обе стороны, идет вопреки
смыслу различения. Это невозможно, это ведет к парадоксу. Речь идет об
идентичности различия, о различении, которое различает себя само в се-
бе самом. И если формулировка гласит: различает себя самого в себе са-
мом, то можно предположить, что речь идет о символе всего мира. Рас-
смотренная как парадокс, каждая форма символизирует мир. Как и мир, парадокс есть случай чистой автореферентности – это не просто движе-
ние мнения «туда и обратно», а то очарование, которое отсюда возника-
