Некоторое время все стояли неподвижно, молча, отдыхая после драки. Даже курица успокоилась, села в гнездо и замолкла.

Слышны были только тяжелое дыхание да шум осыпающейся штукатурки и выламываемых кирпичей в месте подкопа. Время от времени в проеме показывалась широкая рука, хваталась за край кирпича, раскачивала его туда-сюда, пока наконец не отваливался кусок.

Пленная парашютистка испытующе глядела туда, не понимая, что происходит. Янек спокойно спросил по-немецки:

— Сколько людей? Задание вашей десантной группы?

Женщина молчала. Кос положил руку на кобуру и с треском расстегнул ее.

— Хайль Гитлер! — истерично закричала женщина.

Стена затрещала, от проема пошли трещины, на глиняный пол обвалился большой кусок стены, и в облаках пыли в сарай вошел Густлик.

— Зачем шумишь? — недовольно спросил Янек.

— А что мне делать? Я ведь не мог пролезть в эту нору, — оправдывался Густлик, раздавая в то же время автоматы Григорию и Янеку и погладив Лидку по растрепанным волосам.

— Эта ведьма собиралась мне голову отрезать вот на этом пне… — пожаловалась девушка.

— Черт возьми, она и в самом деле похожа на ведьму! — выругался Густлик. — А говорить не хочет? Ну-ка, дайте мне ее!

Поплевав на ладони, он схватил немку за плечи, втолкнул в курятник и запер за собой дверь.

— Густлик! — позвал Янек.

— Подожди, — услышал он в ответ и вслед за этим раздался крик перепуганной женщины.

— Густлик! — Кос рванул за дверную скобу, но дверь не поддавалась.

Минута тишины, и опять этот жуткий женский крик. Янек занес автомат, чтобы разбить ржавый замок. В этот момент засов отскочил.

— Чего? — Елень отвел занесенный для удара приклад. — Их всего восемь человек. Выброшены для разведки. Шпионят, потому что завтра ночью должны высадить сюда десант, чтобы взорвать мост, а потом под землей искать бомбу или еще что-то.

— Надо их уничтожить, — решил Янек.

— Да, — подтвердил Густлик. — Они сидят в башне на самом верху. Она и проведет. А ну, марш!

Парашютистка, все время смотревшая на Еленя со страхом, послушно пошла. За ней Григорий.

— Лидка, ты вместе с Шариком останешься у машины, — приказал Янек и, беря в руки фонарь, чтобы погасить его, спросил Густлика: — Что ты ей, прохвост, сделал?

— Да ничего особенного. — Елень вынул из кармана заводную лягушку, которую как-то выиграл в «махнем» у Григория, и показал на ладони, как она прыгает. — Лягушек и мышей даже самая несгибаемая должна бояться.

Они оба громко рассмеялись.

— В чем дело? — спросил грузин.

— Потом расскажу, — ответил Янек и, дунув, загасил фонарь. — Пошли.

В темноте раздавался только сдерживаемый смех, бряцание оружия, скрип открываемых ворот. Посреди двора мелькнули две фигуры. Еще двое проскользнули вдоль стены, где уже сгустились тени.

Двое вошли через главные двери. Минуту спустя открылось окно на первом этаже, погруженное во мрак; Янек и Густлик, помогая друг другу, проникли внутрь дворца. Мрак и тишина царили здесь. Пахло промерзшими после зимы стенами, жареным мясом и древесным дымом.

Немка вела их через дворцовый холл — большой зал, освещенный догорающими в камине поседевшими уже углями. Экипаж шел за ней гуськом. У входа в башню они замедлили шаг. Остановились, обеспокоенные каким-то шорохом, — в оконном проеме промелькнула тень черного кота. Тихо начали подниматься по ступенькам. Казалось, что им удастся захватить немцев врасплох, взять их без единого выстрела, но именно в это мгновение парашютистка, не обращая внимания на ствол автомата за своей спиной, прыгнула через перила вниз, скрылась под лестницей и закричала во весь голос:

— Внимание! Здесь поляки!

Густлик схватил автомат, чтобы дать очередь, но Янек его остановил:

— Прячься!

Вверху открылась дверь, вертикальный столб света прорезал внутренность башни.

— Внимание! Поляки! — еще раз предупредила немка.

Янек быстро вскинул автомат к плечу, короткой очередью достал до самого верхнего этажа. Прогремели три выстрела. Немец закачался и рухнул вниз. Свет погас.

— Осталось пять, — сказал Кос.

Почти одновременно раздались три длинные автоматные очереди, и густая ленточка трассирующих пуль из пулемета пошла вниз.

— Гранаты! — услышали они возглас наверху.

Стрельба замолкла, как отрезанная ножом.

— Спрячьтесь! — скомандовал Янек.

Вся тройка молниеносными бросками отступила за толстую нишу двери и пропала в изломах стены. Они слышали стук падающих на ступеньки гранат, а затем взрыв, второй и еще два одновременных взрыва в самом низу, где пряталась парашютистка. В воздух поднялись клубы раскрошенной штукатурки.

Кос поразился, что те, наверху, отплатили своему товарищу смертью за предупреждение. Видно, другие, не людские, законы существуют среди гитлеровцев… Сверху брызнула длинная очередь трассирующих пуль. Янек ответил на нее короткой из своего автомата и услышал стон пулеметчика.

— Четверо! — закричал он.

Густлик и Григорий одновременно выстрелили в сторону промелькнувшей вверху вспышки. С грохотом полетел вниз автомат и упал к их ногам.

— Трое!.. — почти одновременно крикнули оба.

— Вихура и новенький приедут на готовенькое, — сказал Янек.

И в эту минуту танковый снаряд ударил в верхнюю часть башни. От взрыва вздрогнули стены, посыпались битый кирпич и обломки каких-то предметов.

Долго, пока не осела пыль, стояла тишина. На самом верху начали ползать язычки пламени.

— Не выдержали, чтобы не ударить. Конец работы, — заявил Янек. — Лети, Гжесь, тяни сюда «Рыжего», грузовик и все остальное, а мы пока огонь здесь погасим.

Они направились по лестнице вверх. Пока один поднимался на лестничную площадку, второй прикрывал его автоматом, затем они менялись. В некоторых случаях излишняя предосторожность не мешает.

В открытую дверь, ведущую в дворцовый зал, просунула голову пестрая корова со сломанным рогом. Она, видимо, решила держаться поближе к Томашу, который подоил ее в полдень. Корова насторожила свои темные мохнатые уши, чтобы лучше слышать мелодию, исполнявшуюся на гармошке, и, медленно пережевывая что-то, смотрела влажными, немигающими глазами в сторону длинного тяжелого стола с остатками солдатского ужина.

На столе горела большая керосиновая лампа. Посреди стола стояло блюдо с грудой рыбьих костей, а рядом белело ведро. Музыкант остановился на минуту, зачерпнул из ведра кружкой и с улыбкой протянул Густлику.

— Шестая, — сказал силезец. — Молока я могу выпить сколько хочешь.

Томаш вернулся к своей гармони, растянул черные мехи, украшенные ромбом из белого канта, и, тихонько аккомпанируя себе, запел свою песенку:

— Откуда ты это знаешь? — прервал его Елень. — Эта песня не из ваших краев.

Черешняк кивнул головой и закончил строфу:

Не переставая тянуть мелодию на одной ноте, Черешняк объяснил:

— Я разные знаю. Мы с отцом батраками были. Половину Польши прошли, прежде чем оказались в Студзянках, у пани Замойской…

— А такую слышал? — вмешался Григорий и запел:

— А что это по-польски? — заинтересовался Густлик.

— «Грузины, беритесь за мечи!» Старинная боевая песня. Надо хором, на голоса, — объяснил Саакашвили.

Томаш деликатно поглаживал басы, прислушиваясь к сочным тонам, и играл все громче.

— Пан плютоновый! — Черешняк наклонился и тихо, чтобы не могли слышать другие, попросил: — Если вы скажете, то капрал отдаст.

— Что?

— Гармонь.