— Инсульт случился внезапно?

— Я бы не сказал, что как гром среди ясного неба. — Стюарт вырвал страничку из блокнота и положил на стол. — Смотри. Ты находишься здесь. Автобусы в Уин-ярд идут оттуда и оттуда. Поезда до Бервуда и Уарунги по-прежнему отходят от Уин-ярда. Отделение твоего банка находится здесь.

— Спасибо. — Сильвия сложила листок бумаги и сунула в карман. — В машине ты сказал, что отец не хочет лечиться.

— Он отказывается от обследований, но иногда принимает таблетки, не возражает, когда приходит массажист и разминает ему ноги и руки.

— Значит, рассчитывает поправиться?

— Или надеется, что может рассчитывать. Не спрашивай.

— Может быть, это тяжелое время научит отца…

— Научит? Ничто на свете больше ничему не научит Джека Корнока. Шестьдесят лет назад он сам научился всему, чему хотел, и покончил с образованием раз и навсегда.

— Невежественный мальчик из глухого захолустья один отправился завоевывать мир.

— Именно. Все шарики у него в голове давно расставлены по местам и закреплены намертво. И ему это нравится. Ему это доставляет удовольствие. Он уверен, что так должен поступать каждый. Допей вино. — Стюарт налил вино в свой бокал. — Прости, Сил. Но я не знаю, увидимся ли мы еще раз до того, как ты попадешь в Уарунгу, а тебе лучше быть в курсе. Суть в том, что он хочет оставаться хозяином, если это не удается одним способом, он прибегает к другому, благо для него все средства хороши. Прежде его дубинкой были деньги. Теперь — подозрительность. Он не дает Грете ни гроша и даже не говорит, сколько у него денег. Он и раньше никогда не говорил про свои денежные дела ни с кем, кроме Кейта Бертеншоу. Но теперь все по-другому. Теперь выкручиваться нужно не ему, а Грете, она и барахтается с завязанными глазами. Я пытался вступиться за Грету, Гарри пытался. Бесполезно. Тебя, наверное, тоже попросят.

Сильвия прижала руку к груди и широко раскрыла глаза:

— Меня?

Стюарт рассмеялся.

— Не согласишься?

— Конечно, не соглашусь. Существуют же какие-то законы. Разве Грета не может обратиться…

— Ей придется доказывать, что он недееспособен. Я думаю, он из-за этого отказывается от обследований: не хочет давать ей оружие против себя.

Сильвия встала.

— Пойду сварю кофе, — сказала она, думая о чем-то другом. Не дойдя до кухни, Сильвия обернулась: — По-твоему, они смертельно ненавидят друг друга?

— Возможно, — неуверенно проговорил Стюарт.

В кухне, наливая кофе, Сильвия призвала на помощь свою память. Ей исполнилось одиннадцать лет, когда она впервые увидела Грету. Перед ее глазами вновь замелькали расплывчатые очертания цветных лужиц света на полу холла. Грета на коленях перед своим маленьким сыном. Грета улыбается, но Сильвия смотрит только на пробор, разделяющий густые светло-желтые волосы. Грета поднимается с колен, на ее лице все та же улыбка. Джек Корнок стоит рядом или позади нее и остается в тени. Ослепленная неприязнью, Сильвия высвобождает свою руку из рук Греты и только тогда отчетливо видит отца. Отворачиваясь от Греты, она перехватывает его взгляд, в глазах отца недоумение, угроза, злость, отец смотрит на свою молодую жену.

Сильвия взяла две полные чашки кофе и понесла в комнату.

— Я, наверное, просто ни разу не взглянула на отца со стороны. А внуки любят его?

— Никогда не видел его с внуками.

— Маленькие дети обладают чудесным даром безоглядной любви, — сказала Сильвия.

Но Стюарт вдруг насупился и ушел в себя.

— Все они такие писаные красавчики, эти внуки.

— Гарри говорил мне, что они все похожи на деда.

— Все они похожи на Гермиону, — сказал Стюарт. — Никто не знает, что мне приходится выносить, когда эта женщина сидит у меня в машине.

— А с какой стати Гермиона сидит у тебя в машине?

— Я показываю ей дома, да все они ей не по карману. Такая женщина, и единственное, что ее интересует, — дома!

Сильвия взглянула на Стюарта и улыбнулась:

— Ты все еще имеешь дело только с баловнями судьбы?

— С кем же еще иметь дело? У них всегда куча денег. А я почему-то торчу здесь, когда мне давно уже пора расстаться с тобой и попытаться хоть чуточку облегчить их карманы.

Стюарт уселся поудобнее: поставил локоть на стол, другую руку положил на спинку кресла.

— Что ты собираешься делать, Сил?

— Побуду здесь месяца два-три, потом обоснуюсь в Риме. Буду преподавать итальянский англичанам и английский итальянцам.

— Если ты наконец решила осесть на одном месте, почему бы не обосноваться здесь?

Сильвия подняла кофейную чашечку и, чтобы выиграть время, рассеянно поглядывала на деревья за окном. Она знала, что многие англичане и репатрианты вроде нее, едва ступив на землю Австралии, начинают поливать грязью страну и людей. Сильвия не хотела присоединяться к общему хору. Она была настороже и старалась удержаться в границах вежливости любой ценой.

— Я так давно мечтала о Риме.

— А ты можешь работать в Риме на законных основаниях?

— Да, теперь могу.

— Но в Риме ты всегда будешь не уверена в завтрашнем дне, а здесь можешь жить спокойно. Не надо думать о работе и вообще ни о чем, наследницей отца скорее всего будешь ты. — Произнеся эти слова, Стюарт почувствовал, что Сильвия смотрит на него уже без тени рассеянности, и запнулся. — Для тебя это такая неожиданность?

— Конечно, — сказала она с изумлением. — Мне и в голову не приходило.

Стюарт молчал. Сильвия усмехнулась:

— Для тебя такая неожиданность, что мне это и в голову не приходило?

— Почему, собственно, ты об этом не подумала? — проворчал Стюарт.

— Действительно, почему? — Сильвия отпила кофе, заглянула в чашку и наконец сказала: — Прежде всего, наверное, потому, что я всегда видела рядом с отцом Грету и, естественно, считала, что для отца главное — Грета, неизменно, везде и во всем — Грета. Ну и, во-вторых, у меня своя судьба. Я думаю, что главная причина как раз в этом.

— А что, если ты получишь наследство? Деньги не помешают твоей так называемой судьбе?

— Сначала, конечно, немного помешают. Но, знаешь, я подумала, что, в сущности, этих денег хватит только на то, чтобы оплатить мой приезд в Австралию и обосноваться в Риме. Я довольна моей теперешней жизнью. Она мне вполне нравится. И вполне меня устраивает. Я привыкла так жить. Я никогда не рассчитывала на помощь папы и предпочитаю не рассчитывать и впредь.

— Дом достанется Грете. Этого он не может изменить, как бы ему ни хотелось. А вот деньги она вряд ли получит. Впрочем, может, и получит, так что, вернее всего, ты поступаешь мудро, не рассчитывая на деньги. Если Грета не получит денег, она не сможет сохранить дом. Ты всегда недолюбливала Грету, верно, Сил?

Дразнящий пристальный взгляд Стюарта заставил Сильвию усмехнуться и ответить честно:

— Знаешь, трудно сказать. Грета относилась ко мне хорошо, на свой лад. Причинив одну серьезную неприятность, она старалась доставить мне множество маленьких радостей. Ты был уже слишком взрослым, тебя не приглашали на дни рождения. А я никогда не забуду этих праздников, я помню, как Грета украшала столовую, с каким увлечением все мы играли, как вкусно нас кормили. День рождения Гарри и мой праздновали вместе, ты помнишь? На пригласительных билетах всегда было написано: Сильвия Корнок и Гарри Полглейз. Мое имя неизменно стояло первым. Грета никогда не забывала о таких мелочах. Нет, нет, Грета относилась ко мне очень хорошо.

— А ты все-таки ее недолюбливала.

— Почему ты без конца твердишь одно и то же? Что ты хочешь этим сказать? Мало ли что я делала и говорила, когда была глупой маленькой девочкой. — Сильвия нерешительно передвинула ложечку на блюдце. — Скажи, Стюарт, эти шуточки Полглейзов о незаконных доходах… Это правда?

Стюарт взглянул на часы.

— Что ты имеешь в виду?

— Газетные заголовки, на которые наткнулся Гарри, — о деньгах, припрятанных в сиденьях машины…

— Господи боже, по-моему, прошло уже достаточно времени, и наша бедная старушка мама имеет право забыть об этой истории.