— Но у отца в самом деле были незаконные доходы?
— Если тебе нравится слово «незаконные»… — с пренебрежением сказал Стюарт. — Отец уже давным-давно истратил эти деньги, купил на них дом, мебель, покупал машины, ну и все остальное, а остаток, видимо, вложил в разработку полезных ископаемых. Ему повезло, ты знаешь, он вышел из дела до того, как компания обанкротилась.
— Но в газетах писали, что он нажил деньги на черном рынке?
— Он зарабатывал на жизнь, не нарушая законов. Был совладельцем многих мелких предприятий. Химчистки, кино, такси, закусочные. Работал как проклятый. Получил лицензию на продажу спиртных напитков, а тут началась война и Сидней наводнили янки. Отец выворачивался наизнанку, продавал спиртное на черном рынке, как тысячи других.
— Мама, кажется, ничего об этом не знала?
— Есть ли на свете человек более доверчивый, чем мама?
Или менее надежный, подумала Сильвия.
— Ты слышала, как она прохаживалась насчет его баснословных выигрышей на скачках? — спросил Стюарт.
— А Грета знала о скачках?
— Кто знает, что Грета знала, а что нет. Грета не очень-то откровенничает. Ты, по-моему, того же мнения.
— Пожалуй.
— Почему ты никогда не спрашивала меня об этом, когда я бывал в Лондоне?
— Пока я жила в Лондоне, отец и Грета находились довольно далеко от меня. Откуда ты все это знаешь?
— Друзья-приятели много чего мне рассказывали. Припирали к стенке где-нибудь в баре и говорили: «Послушай, а твой старик — мужик что надо», и начинался очередной рассказ о его подвигах. Они и не думали его осуждать, вот что интересно. Они считали его героем.
— Так-таки героем?
Задетый ироническим тоном сестры, Стюарт впился в нее взглядом.
— Ты, Сил, наверняка знала, что он негодяй.
Сильвия вертела в пальцах ложечку.
— Вернее, смутно догадывалась. Из-за шуток Полглейзов. Но для меня шутки все-таки оставались шутками. И для них тоже.
— Погоди, смутно догадывалась или считала шутки шутками?
— Наверное, и то, и другое, — сказала Сильвия, пожав плечами.
— Но ты же объездила столько стран, видела мир…
— Совсем другой мир.
Стюарт встал. Подошел к дивану и взял пиджак.
— Знаешь, Сил, мир всюду один и тот же. Стоит только его чуть-чуть поскрести.
Сильвия положила ложечку на блюдце и встала.
— Очевидно, я смотрела куда-то не туда, — сказала она с улыбкой.
— По-моему, у тебя удивительный дар смотреть не туда. Банки по-прежнему закрываются в три, Сил.
— Тогда я сначала пойду в банк, а потом позвоню Грете.
— Так и сделай. — Стюарт поправлял манжеты. Он окинул Сильвию взглядом, всю, с ног до головы, и Сильвия заметила, что в его глазах мелькнуло недовольство. — Канадские деньги не пошли впрок твоим платьям.
В вопросе о туалетах они никогда не могли договориться.
Сильвии стало скучно:
— Где заплатить за квартиру?
— Я сегодня же позвоню тебе и скажу. Мне пора. — Стюарт обнял Сильвию за плечи и поцеловал в щеку.
Банк находился тут же за углом, на Кинг Кросс. Сильвия жила на этой улице перед отъездом из Австралии. Она помнила, как выглядят эти места, а о переменах ее предупредили друзья. Может быть, зря? Она была почти уверена, что эротоманы и другие любители непристойностей вытеснили отсюда не только постоянных, но и временных жителей, и обрадовалась, что ошиблась. Не без нежности поглядывала она на хозяек с сумками и корзинками, толпившихся у тележек с фруктами, на чинных пожилых людей в шляпах и перчатках, с тростями в руках, шествующих как ни в чем не бывало мимо проституток, витрин с книгами в крикливых обложках, реклам фильмов только для взрослых и заведений со стриптизом.
Единственное, что удивило Сильвию, это множество выходцев из Азии и Океании, о чем ее никто не предупредил. Она повернула домой, мечтая принять душ и переодеться. Стюарт поселил ее на улице Мэкли, где росло больше деревьев и торговля любовью шла не так бойко. Сильвия не сразу нашла свой подъезд; неуверенно оглядываясь, она задержала взгляд на молодом человеке у витрины кондитерской. Он походил на римлянина того типа, который нравился Сильвии меньше всего, и привлек ее внимание лишь потому, что она узнала в нем Гая Полглейза, — узнала и не узнала. Сильвия хорошо помнила прелестного ребенка с шелковистой кожей и темными кудрями, похожего на пажа или юного флейтиста с картины эпохи Возрождения, поэтому не могла себе представить, какие причуды роста превратили этого ребенка в коренастого, мрачного, безвкусно одетого мужчину с сизыми отвисшими щеками. Хотя Розамонда, Гарри и Стюарт говорили ей, что Гай переменился, они ни слова не сказали о его внешности. Но сейчас, торопливо проходя мимо Гая и доставая на ходу ключи, Сильвия убедилась, что Гретин Ариэль превратился в Калибана.
Все имущество Сильвии умещалось в чемодане и в сумке через плечо. Ящик из-под чая, набитый бумагами и картами, она оставила в Лондоне у своих друзей — Ричарда и Джэнет Холиоук. Сильвия доставала из чемодана платье и свежее белье, а перед глазами у нее стоял Гай: массивная голова склонилась к витрине, пристальный взгляд устремлен на пирожные, и она вспомнила, что даже ангелочек с черными кудрями, по имени Гай, отличался жадностью. Как над ним ни смеялись, он все равно тянулся через стол за лакомым кусочком и отвечал на насмешки радостным смехом.
Сильвия разделась, но никак не могла найти купальную шапочку; в это время зазвонил телефон. В трубке раздался уверенный ласковый голос:
— Сильвия?
— Грета, вы?
Услышав, как дрожит ее собственный голос, Сильвия вновь почувствовала, что приговорена судьбой все делать не так, как надо. И будто в подтверждение сказала:
— Я как раз собиралась принять душ.
— Может быть, позвонить попозже?
— Нет, нет, я вовсе не поэтому… сейчас вполне удобно.
— Я позвонила Стюарту на работу, и он дал мне твой телефон. Стюарт так добр к Джеку. Он вообще добрый человек. Мы все страшно рады, что ты вернулась, дорогая. Рози хочет с тобой повидаться, и Гермиона тоже. И, конечно, Гарри.
Теплый ласковый голос, такой доверчивый — у недоверчивой Греты! — как всегда, вызвал бурю в душе Сильвии. Так как Сильвия с самого начала упорно считала Грету единственной виновницей ухода отца и страданий матери, не было случая, чтобы она уступила натиску Греты, не возненавидев себя в эту самую минуту или в крайнем случае потом.
— Как папа? — сухо спросила она.
— Почему бы тебе не взглянуть самой? Я заеду за тобой, хорошо?
— Сегодня?
Разговаривая со Стюартом, она никогда не чувствовала себя такой косноязычной, такой беспомощной. Но стоило ей заговорить с Гретой…
— А почему бы нет? — удивилась Грета.
— Не могу, Грета.
— Я сказала Джеку, что привезу тебя.
Мать, Грета и еще отец? Сильвия больше не пыталась скрыть смятение: — Я просто не в силах.
— Понимаю. Хорошо; тогда, наверное, тебе стоит пойти принять душ. А как завтра?
— Завтра я хочу навестить маму.
— Ну конечно. — Грета всегда с необычайной поспешностью, почти благоговейно уступала Молли первое место. — Тогда в пятницу?
— В пятницу. Непременно.
— Приезжай часам к четырем. Я попрошу Гарри заехать после работы.
— С удовольствием повидаюсь с Гарри и Маргарет.
— Увы, Маргарет ты не увидишь. Неужели тебя никто не предупредил? Она ушла от Гарри два месяца назад и тут же добилась развода, благо сейчас в моде скоропалительные разводы.
— Маргарет добилась?
— Может быть, они оба этого хотели. Гарри не терпится на тебя взглянуть.
Последние слова Грета произнесла тоном заговорщицы, отчего Сильвия совсем смешалась.
— Мне кажется, я видела Гая, — растерянно сказала она.
— Гая? — переспросила Грета, голос ее сразу стал другим: напряженным, встревоженным. — Ты его узнала?
— Да… какое-то сходство осталось… кажется. Правда, я не знаю… он разглядывал пирожные. — Наступила пауза. — Ручаться я не могу…
— Неважно, неважно. Я отняла у тебя слишком много времени. До пятницы. Иди принимай душ.