Злоба, вспыхнувшая во мне, когда я нашел записку, превратилась в гнев такой силы, что я чуть не трансформировался в вампира. На мгновение мне стало наплевать, кто меня увидит.
— Ты. — Я одновременно пытался успокоиться и вложить в свои слова все презрение, которое чувствовал. Дамон сел прямо и смотрел на меня горящими глазами, ожидая удара. — Ты… ты… — Я запнулся.
— Я тот, кем ты меня сделал, — скучно сказал Дамон, салютуя мне стаканом.
Я сгреб его за плечи:
— Нет. Ты не должен быть бездушным убийцей. Даже Катерина не была такой.
Глаза Дамона вспыхнули:
— Не смей говорить со мной о Катерине! Я знал ее лучше, чем ты.
Я покачал головой:
— Ты сам знаешь, что это не так. Ты любил ее сильнее, но я знал ее не хуже. Катерина хотела, чтобы мы трое были вместе вечно. Она не хотела, чтобы мы были соперниками и врагами. Она не хотела этого.
Удивление и гнев, написанные у него на лице, меня почти обрадовали. Почти.
— Я собираюсь спасти Лекси. Или умереть, пытаясь это сделать. А если я каким-то чудом выживу, я больше никогда не хочу тебя видеть.
Прежде чем он успел придумать очередной ехидный комментарий или угрозу, я вышел в ночь, оставив брата позади. Навеки.
25
Гнев — все, что у меня осталось, и он действовал так же, как человеческая кровь в первые недели, когда я стал вампиром. Я не верил в безразличие Дамона, не понимал, что с ним происходит. Но его отказ помочь мне не изменит моей цели: я должен спасти Лекси.
На другой улице джентльмен на угольно-черной кобыле дружелюбно беседовал с хозяином магазина. Когда хозяин зачем-то зашел внутрь, я схватил лошадь под уздцы и, второй раз за последние двадцать четыре часа нарушая запрет, велел наезднику спешиться и наслаждаться долгой прогулкой до дома.
Хотя в нормальном состоянии я бы бежал быстрее лошади, сейчас я был голоден и измучен, так что, шепотом подгоняя лошадь и отдав вожжи, я несся громким галопом по улицам Нью-Йорка. Кобыла оказалась прекрасным животным, чутко реагировала на малейшее движение, на прикосновение колена. Волосы развевал ветер, в руке я сжимал повод — я снова почти почувствовал себя живым.
Небо начало светлеть, и в хрустальной голубизне раннего утра я гнал и гнал кобылу — от этого могла зависеть жизнь Лекси.
Влетев на аллею, ведущую к особняку Ричардсов, и свернув на тропинку к часовне, я понял, что принял правильное решение. Я чувствовал запах древнего — застарелую вонь крови, смерти и гнили, следовавшую за ним, как тень. Лошадь заржала в ужасе.
Я соскочил на землю, пока лошадь не остановилась, и шлепнул ее по крупу:
— Домой.
Она попятилась, как будто не хотела терять новоприобретенную свободу, потом развернулась и унеслась.
Я вбежал в зал, где женился, отодвинув со своего пути одинокого слугу.
Лекси была здесь, привязанная к алтарю, как жертва древним богам. Ноздри обжег запах вербены — веревки были явно в ней вымочены. Солнце встало, залив кроваво-красным выходящее на восток витражное окно. Свет медленно полз к ее ногам, она корчилась и пыталась отползти. Дымок поднимался там, где смертоносный свет все же коснулся ее пальцев, запах горящей плоти заполнил часовню.
— Лекси! — закричал я.
— Стефан! — В ее крике были и боль, и облегчение.
Я соображал. У меня уйдет слишком много времени на поиски способа снять пропитанные вербеной веревки, закрыть окно мне нечем — ни занавесок, ни ковров. Не думая о себе, я надел собственное лазуритовое кольцо на ее тонкий белый палец.
— Стефан! — запротестовала Лекси.
— Оно тебе понадобится, если ты будешь и дальше следить за мной и меня спасать. — Я сдирал веревки. Вербена жгла пальцы, но Лекси осталась невредима. Несмотря на боль в пальцах, на душе было легко. Я это сделал. Я спас Лекси.
— А теперь…
Пропитанная вербеной сеть накрыла нас обоих, обжигая каждый дюйм кожи.
— Беги! — крикнул я, отпихивая Лекси в сторону.
Она перекатилась по полу, взялась за край скамьи. Когда она поднимала руку, то попала в столб света. Кожу не обожгло, дым не пошел. И Лекси вдруг исчезла, покинув место действия с вампирской скоростью.
Я поднял руки, пытаясь отвести сеть от лица; при прикосновении отравленных веревок я не мог сдержать крика.
Древний вампир вышел на свет — кожаные перчатки на руках и улыбка на бледном лице.
— Здравствуй. — Углы губ разъехались, открывая ряд крепких белых зубов и гниющие клыки. — Так… предсказуемо. Примчаться спасать даму в беде.
Мерзкий запах бойни обволакивал, как горячий ветер в августе: неизбежный, вездесущий и ужасный. Я рвался из сети, наплевав на ожоги.
Он издал смешок.
— Где же тот, кто всегда рядом с тобой, на расстоянии вдоха, как тень? Где твой брат?
Я сжал зубы. Насколько я знаю Дамона, он пьет третью бутылку виски, готовясь закусить девочкой или двумя.
Люций изучающее смотрел на меня — кажется, он принял молчание за браваду.
— Впрочем, неважно. В конце концов я доберусь и до него. Твой брат больше похож на настоящего вампира, чем ты, ничем не интересуется за пределами своего мирка, не собирается делать ничего хорошего. Пусть проживет немного подольше.
— Что ты собираешься сделать со мной? — Честно говоря, теперь, когда Лекси была в безопасности, за себя я не боялся. Я хотел только получить шанс убить его, лишить его возможности мстить и охотиться на людей. Но вербена высасывала из меня Силу, и я понимал, что, если я хотя бы дотронусь до древнего, это уже будет большой победой.
Он сгреб меня и перекинул через плечо, как будто я был не тяжелее мешка с перьями.
— Мои планы не слишком эффектны. — Он отнес меня в боковой придел. На полу все еще лежали розовые лепестки, высохшие до полной невесомости. Цветы в вазах завяли — после смерти невест все оставили как есть. — Но зато долгосрочны. Вампиры живут очень, очень долго. Без еды. Мучаясь веками, но все никак не умирая. — Когда он пожал плечами, сеть сдвинулась. — Может быть, в конце концов они и умирают. Никогда такого не видел, но думаю, мы проверим.
Он повернул налево, в укромный уголок часовни, остановился перед двойными дверьми — я внезапно в ужасе понял, что они вели в склеп. Хотя двери были вырезаны из массивного мрамора, Люций распахнул их без труда, вынул меня из сети и втолкнул в крохотную каменную комнату, где с трудом помещалась дюжина гробов.
Краткое мгновение я наслаждался ощущением холодного ветерка на обожженной коже.
А потом он прорычал:
— Когда жажда крови сожжет тебя изнутри и сведет с ума, я буду здесь. Буду слушать, смотреть и смеяться.
Я бросил последний взгляд на древнюю церковь, на яркий свет живого мира. Потом он захлопнул двери с таким грохотом, что тот явно дошел до небес, и я остался в глухой черноте.
Я бросился на двери всем телом. Они не шевельнулись. Пытаясь подавить крик, я обошел влажную, пахнущую плесенью комнату, ища какое-нибудь отверстие, секретный выход, хотя голос где-то в голове твердил: «Это склеп, Стефан! Единственный выход отсюда — смерть».
Я пробирался среди гробов и саркофагов. Даже в панике я отмечал резьбу и бронзовые петли. На одной из гробниц был вырезан портрет молодой девушки. У нее были огромные глаза и губы, изогнутые как лук. Я упал на рельеф, как будто мог обнять покоящуюся под ним девушку.
По крайней мере Лекси в безопасности. По крайней мере я проведу эти века, зная, что она где-то живет своей жизнью, защищенная моим кольцом. И может быть, может быть, она попытается найти меня.
— Так долго, — пожаловался я Лекси в тишине своей могилы.
И как будто по сигналу, двери склепа еще раз открылись, и изящная блондинка влетела внутрь, рухнув у моих ног.
— Лекси! — закричал я, а двери захлопнулись, снова оставив нас во тьме.
— Привет, — слабо сказала она, — рада встретить тебя здесь.
26
— Что ты здесь делаешь?
Лекси подняла бровь: