Скрипнул замок, тяжелая дверь со скрежетом отползла на ржавых петлях, открыв неширокий проем. Нет, фонаря у него нет, или батарейки пожалел (что, в принципе, оправданно, ведь кто же может еще шнарить по казематам ночью, кроме своих?).

Впрочем, наманалово он распознал сразу. Во-первых, в черной «дожьей» форме мог быть только «дог» — местным западло было бы носить мусорские мундиры. А во-вторых, наметанный глаз распознал, что силуэтов тут несколько. Впрочем, воспользоваться плодами внимательности он все равно не успел. Трофимов коротко ткнул кулаком ему в незащищенное горло. Глаза конвоира выкатились, он наклонился вперед, будто собирался блевануть, и тут же угодил лейтенанту в руки. Обвив ему шею правой рукой, Трофимов прижал бедолагу к себе и резко рванул на себя, вродь как хотел на воздух поднять. Послышался глухой хруст, тело конвоира обмякло, руки провисли.

На все ушло не больше двух секунд. М-мать. Ни лишнего движения, ни звука. А хорошо, что я не раздразнил его в камере, да?

Тихо клацнула дверь. Я хотел было не дать ей захлопнуться, но старлей поймал меня за руку.

— Оставь, — шепнул.

— Э, Баянист! — донеслось оттуда. — Чего там?

Двое других, оттолкнув качающихся в алкогольном угаре женщин, встопорщились, замерли посредь коридора как два чучела. Прислушиваются. У одного тускло сверкнул в руке матовый короткоствол.

— Слышь? Баяни-и-ст! Чего задела? Гуляш?

Из ближайшей к ним палаты появились еще двое. Взлохмаченные, на ходу одеваются, спали небось.

— Чо орем? — недовольно спросил один из них, видать, старше по масти.

— Да что-то там колотится… Баянист, ля!

Бакун проверил карманы лежащего лицом вниз на ступенях Баяниста, вытащил из-за голенища нож, посмотрел на нас, покачал головой. Больше ничего нет.

Ничего, и этого хватит.

В тот же миг дверь скрипнула вновь. Тут уже не до тихой, надо врубаться на полную катушку. Будем надеяться, их в лазарете всего четверо.

Первого Трофимов с коротким «Н-на!» ударил ногой в грудную клетку. Держась руками за дверную рукоять и косяк, вложил в удар максимум мощности. Взмахнув конечностями, тот громко хыкнул и полетел спиной на своего напарника. Сбил его как кеглю, вместе свалились на пол.

— Чо за нах?! — Те двое, заспанные, рванули к нам.

Прыгнув на лежащих, Трофимов выхватил у того, что был сверху, из руки ствол. Ударил им же в область виска. Второй как раз приподнял голову, намереваясь встать на ноги. Старлей словно на лету по мячу ударил. Что-то нехорошо под его берцем хрустнуло. Наверное, я бы не стал удивляться, если б бошка урки покатилась в дальний конец коридора.

Бакун, ворвавшись в лазарет сразу после напарника, метнул изъятой заточкой в бегущего. Поймав лезвие в ямку меж ключиц, тот резко остановился, отклонился назад, на ногах пошатнулся.

Бежавший вместе с ним сначала было к нему ринулся, но, увидев торчащую из шеи заточку, отстранился. Понял, что ничем не поможет дружбану. А затем развернулся и дал деру в противоположный конец лечебного корпуса.

— Салман! — метнул в меня тревожным взглядом Трофимов.

Да я и без него знал. Беглец — мой, я рванул за ним, словно у него была кнопка, а у меня — взрывчатка на шее. Бабы, стоявшие досель на полусогнутых и с приоткрытыми на четверть глазами, похоже, наконец, врубились, что происходит. Одна из них завизжала, когда я пробегал мимо.

— Епа-а-а…ть, сука-а-а!! — да так до костного мозга пронзительно, что я не мог на нее не отвлечься. Тем более удирающий подарил мне лишних пару секунд форы — зацепился за оттопырившийся край линолеума и распластался на полу. Швырнув к ней свое тело, я схватил матерящуюся бабу за лицо и резко приложил затылком о стену.

Вторая стояла в охренении, выкатив на меня глаза. Спущенные штаны у нее болтались ниже колен, черный мохнатый треугольник контрастировал на светлом теле. Никакой реакции у меня это не вызвало. От обоих штыняло давно не мытым телом. На подоконнике у них за спинами все еще дымился водный бульбик,[17] запах горелой травы в жутком коктейле смешался с замшелой телесной вонью.

Кроме буля там имелась недопитая бутылка водки с парой граненых стаканов и разложенная на газете нехитрая закусь. Типа, на выбор, кто чем расслабляться привык.

Я еще только думал, что предпринять, когда черная тень мелькнула справа. Чьи-то руки легли на голову той бабы, что молчала. Резкий поворот, хруст костей, напомнивший хруст разминаемых костяшек. Тело сложилось, словно манекен, из которого стержень вытащили.

Трофимов? Нет, давай, еще одна попытка.

— Лови его! — Ольга пробуравила меня взглядом, указала на поднявшегося бегуна.

Ни хрена себе скрытые таланты. Лихо, однако.

Я бросился за везунчиком. Невзирая на боль в боку и то, что громыхали мы оба копытами как сбежавшие из зоопарка антилопы, нагнал я его быстро. Он успел крикнуть «Шух!..», когда я поймал его за куртку и потянул на себя. Ударил по ногам ниже колен, швырнул на сторону. Он влепился руками в стену, перекатился, толкнул спиной дверь операционной и ввалился внутрь.

Тут все еще пахло медициной: запах резины, въевшийся в стены запах спирта, привкус хлора и йода. Невзирая на то что шкафчики с медпрепаратами давно обчищены, в операционной — насколько позволяла видеть и делать выводы лунная ночь — соблюдался первозданный порядок. Видать, не обжили (читай: не засрали) зэки, не устроили тут гадючник как везде, куда ступает их лиходейная нога.

Вскочив на ноги, зэк понял, что у него есть единый вариант выбраться из операционной: убить меня. В руке у него блеснул нож. А я же второй раз за одну неделю лишился своего верного дружка.

— Ну чо, хмырек? — хитро блеснул зубами здешний, подманил меня свободной рукой. — Валяй, чего буксуешь? Смелее. Подходи, — он стал повторять движения обезьяны, раскачивая головой. — Галстук самый матерый подберу. Ну, бивень, ля.

Я пошарил глазами в поисках чего бы использовать, но, как назло, ничего подходящего не разглядел. У меня была возможность отступить назад, выйти из операционной. А там бы хоть и Трофимова аукнуть — зачем в героя играть?

Но, е-мое, как же? Чего я, малолетний мандражуй какой-нибудь, что ли? Не справлюсь с сухопарым синим, что ли?

Уйдя от парочки запугивающих атак, я перемещаюсь так, чтобы операционный стол с подвешенным к потолку хирургическим светильником оказался между нами. На белой тележке все еще расстелен марлевый отрез, валяется поржавелая местами белая ванночка с тампонами, но, блин, ни одного инструмента на поблескивающей хромированной подставке. Как так?! Где хоть зажим, не говоря уже о скальпеле?!

— Салман, — негромко позвали из коридора. Издали кто-то, вродь как Бакуна голос.

И шум возни оттуда. Скрипнули ржавые петли.

Зэк отвлекся, блеснул глазами в черный дверной проем. В тот же миг я швырнул в него ванночкой. Не особо надеясь, что попаду. Но иногда мне все же везет — тяжеловатая металлическая посудина отлетела, ударившись ему прямиком в центр лобешника. Это как в той варгеймовской пошаговой стратегии, когда после удачного хода дается еще один ход. У меня появилась еще секунда для действий. Схватив ту самую хромированную плоскую подставку под хирургические инструменты, я наклонился и ударил ею зэка по руке. Лезвие зазвенело по щербатому кафельному полу. Сам синий отдернул ушибленную конечность, будто я брызнул на нее кислотой.

Образовавшаяся заминка дарит мне еще одну возможность. Я прыгаю через операционный стол, валю сидельца с ног.

Сука, как же жжет зашитая рана!

На! На! Злость заставляет меня сдавливать зубы с такой силой, что начинают неметь челюсти. Кулак правой руки опустился раз десять подряд, нос сидельца перекосило набок, в кровавом месиве проглянула белая кость. Но, гребаный мудак, он и не собирался сдаваться. Вцепился руками мне в голову, нащупал большими пальцами глазные ямы. Я ударил его еще раз, на всякий случай головой мотнул, прежде чем понял, что придется отступить. Если глазки дороги. Резко дернулся назад, не помогло — с-су-ка, гребаный клещ! — приподнялся, скосил, наконец, его руки. И тут же ощутил удар ногой в грудь. Потеряв равновесие, я отлетел на операционный стол.