По ту сторону калитки стояла девушка, и десять из десяти, что я знал, кто она.

«Что ты здесь делаешь? Зачем пришла? Как нашла меня?» — все эти вопросы нагромоздились на краю моего разговорного органа, но так и не были озвучены из-за предварительного статуса на них: «дурацкие». Это все были глупые вопросы не ожидавшего, что ему пофартит снять клевую чиксу, ботана. А мне отчего-то совсем не хотелось казаться таким. Особенно после того, как обучал уму-разуму ее парня и казался в его глазах круче Стивена Сигала.

— Он мой брат… — сказала она, будто прочитав мои мысли.

Я открыл калитку и впустил ее в дом. Внутри было чертовски холодно. Все замерзло: вода, еда, кровать. Девушка была холодна. Я был холоден. У нее во рту было непривычно холодно. Но разрази меня гром, если когда-нибудь еще в моей жизни под утро в комнате было так жарко, как сегодня.

Это был один из тех дней, что запоминаются на всю жизнь.

27 октября 2015 г., 21.00

2 года 4 месяца после эвакуации

Нас накрыли.

Выбрали, в общем-то, идеальный момент, молодчаги. Мы с Руно как раз стволы опустили и друг в друга всматривались, будто сто лет не виделись.

Потому я особо и дернуться не успел, когда через черный выход в банк, как спущенные с цепей питбули, ворвались трое. Оружие у плеча на девяносто градусов, фонари с-под муфты стволов бьют яркими, слепящими лучами, движения точные, умелые. Работают слаженно: один остается на прикрытии у входа, идет замыкающим, первый держит на прицеле того, кто к нему лицом — Руно, второй — меня. Никакой излишней тупотни, не размахивают стволами, не подставляют друг другу под прицелы спины.

— Стоять! Не дергаться! Руки бросил! Ствол на землю!

Голос выставленный. Дай угадаю — «доги»? Причем не исподворотное рванье, которое к ним на службу поступило (Гремучего банды вроде), а реальные вояки. Или у каталовских, может, заимелись спецы по вооруженному разбою? При любом раскладе не юли, Салман, делай чего говорят, быть может, дешевле обойдется.

— Чего стоим?! Рылом в пол, сказал! — рявкнул второй, и тут же последовал удар в спину, стегнули словно плетью по ногам.

Шов дал о себе знать, полыхнуло в боку, мать родная. Но мозг (надо сей запчасти все-таки отдать должное) быстро переключил внимание на более приоритетные вопросы. Боль подождет, если есть шанс схлопотать пулю в затылок, верно?

— Приглашения ждешь?! Упор, ля, лежа, сказал! — А это уже не ко мне, зато есть возможность сблизиться. Руно ложится рядом, лицом к лицу. Да, все-таки симпатичная кошечка, хоть и сразу заметно, что не ручная-домашняя. Коготки небось наостренные, и в глазах ни намека на страх, растерянность или подавленность. А еще от нее хорошо пахнет. Интересно, чем штыняет сегодня от меня?

— Кто такие?! Че здесь шаримся?

Пробили по карманам, стянули мой тощий рюкзак, забрали нож.

— Я — Руно! — сквозь зубы прошипела она. — Скажи этому уроду, пусть уберет ствол.

Ого. Вот тебе и коготки. Однако…

Заминка у меня за спиной была насыщена шуршанием форменной одежды. Перекидывались на мигах? Все, точно не каталовские ребята, уровень сто процентов не тот.

— Руно — это что? — спросил тот же грубый командирский голос, но заметно поубавивший в требовательности. — И не дерзи, ясно тебе? Уберут, когда скажу. Отвечай на вопрос.

Девушка вздохнула, поджала губы.

— Руно — это позывной. Еще вопросы?

— А это что за чертила? — спросили тем же грубым голосом, имея в виду, я так понял, меня. — Откуда он тут взялся?

— Сам спроси. Он говорящий.

Старшой недовольно процедил сквозь зубы что-то нелитературное. Тем не менее от нее отошли, ствол убрали. Девушка поднялась на ноги, отряхнула одежду — армейские штаны в черно-серых пятнах камуфляжа, черную утепленную кенгурушку, — подняла с пола свой АК. При свете фонарей («доги» стволы поопустили, но все ж опасливо держали направленными в ее сторону) могу сказать точно одно: все-таки красивая она, блин. Ухоженная, аккуратная. Челка по самые глаза, подстрижена на удивление ровно; волосы ниже плеч, резинкой сзади собраны. Да уж, повезло кому-то за этот каштановый хвост лошадку погнуздать.

— Кто такой? — переадресовали вопрос мне. — Откуда?

— Командир, стоя удобней говорить. Может, я…

— А по печени если? — обрезали. — Кто прислал, отвечай.

Епт, ну и скажи, мил-человек Салман, оно тебе надо было??? Кто теперь на чьей стороне? И что ответить? Сказать, Жека такой-то прислал? А в каких они с ним были терках, знаешь? Друзья? Или, может, сподручники воровского авторитета Вертуна, крышующего «конфетку»? Хотя… так если посмотреть, то на щелбанов вертуновских не похожи. Больше на вояк, причем очень даже неплохо натасканных. Так все-таки «доги»? Да, скорей всего.

— Висельник один прислал, — сообщаю.

— Откуда ты его знал?

Девушка вздохнула, губы дугой выгнула, всем своим видом будто бы сказав: «Ну и тупые вы, мужики, ну и тупые». И знаете, хоть не люблю я слишком суровых баб (из-за того, что становятся они похожи на мужиков), ей шла эдакая легкая сердитость. Сразу обозначала в ней женщину с характером, боевитую, дерзкую, самостоятельную. Возможно, в прошлом военнослужащую (раз у нее есть позывной), девушку в форме, умевшую навести толк как в вопросах обращения с оружием, так и со своей моральной устойчивостью. Редкое сочетание слабого пола, но я оценил.

— Ты чего, тупишь, что ли? Или вопрос повторить?

— На рынке в одной очереди стояли, — отвечаю. — Там и сконтарились. Он мне сказал, где дешевле.

Пауза. Снова вояки переглянулись между собой.

— Передал что-нибудь?

— В кармане. Я встану?

— Пробуй. Только ствол оставь и не глупи, тягачок. Если тебе верил Жека, это не значит, что я верю.

Скрипя от боли в боку — ощущение было таким, будто порвались не только нити на шве, но и все ткани вплоть до пяток, — я поднялся на ноги. Щурясь от направленного в лицо света, достал из нычки тот самый ключ. Отдавая, почему-то пожалел, что не имею в кармане «эфки». Надо бы, в качестве сдерживающего элемента. Так бы колечко в зубы — раз, и точно имеется шанс целым выйти. А так уж хрен знать, чем все закончится.

— Он сказал от чего это? — совсем уж спокойным голосом спросил старшой.

Я помотал головой. Возникла нехорошая пауза. Один из фонарей погас, ствол вниз опустили, но командирский по-прежнему продолжал слепить, вынуждая щуриться и прикрываться ладонью.

— Запутал ты меня, тягачок. Раз знал, что петлянули Жеку, то на кой хер пришел? Маяк выставил. Ты ж ему, по ходу, уже ниче и не должен был. Или какой-то свой интерес во всем этом есть? Только не начинай соплить типа совесть, то-се. Ладно?

Задницей почувствовал — от того, что я сейчас скажу, зависит жить мне или нет. Хотелось бы обдумать хорошенько, что и как ответить, кинуть на весы всю ту информационную ветошь, что накопилась в голове, и тщательно взвесить. Поразмыслить над тем, что отбросить, где приврать и о чем лучше не вспоминать вообще. Только кто ж мне даст столько времени-то? И где гарантия, что, даже если я выдумаю себе лучшую легенду, они в нее поверят?

Поэтому я отвел взгляд в сторону и вниз, дабы свет не так резал в глаза, и ответил:

— А хрен его знает, командир. Сопли это для тебя или нет, а я обещал — вот и пришел. Жека, если что, жизнь мне спас. А еще мы оба — десантники. Что ж мне, взападляну было сходить сюда ради «голубого берета», тарелкой повертеть, что ли? Ну просил разыскать Руно, тяжело, что ли? Найди — передай, я передал. Все, что дальше, меня не волнует. Своих забот хватает. В общем, если это у тебя ко мне все, то, может, я пойду?

Свет, казалось, стал еще ярче. Или то на дворе пуще стемнело? Я поймал себя на мысли, что давно такого не испытывал. Будто на экзамене в школе, когда плел все, что знал и не знал, и вот теперь жду, думаю, прокатило ли? Хотя, по правде говоря, я ведь не лгал. Так что, коль случится оказия, пойду в котел вариться с чистой совестью. Ну относительно, конечно.