— Говорят, «старогородские» парни, муки отщипнуть захотели, а в павильоне засада была, — постукивая донышком рюмки по столу, сказал Варяг. — Жопа бы им там, но «дог» один был подсадной. Боевых товарищей с «конфетки» вскрыл. Муки только х*й взяли, — громила злорадствующе хмыкнул, показал прорехи в частоколе зубов. — Песок в мешках был. На понт лохов бездарных приманили.

М-де. Еще и лохом обозвали, думаю. А инфа, однако, распространяется быстро. И заметь, ни телефона нет, ни газет, ни телевизора, а по хрен — все в курсах. Конечно, неточность инфы возрастает пропорционально скорости, и не исключено, что до вечера к этой сводке добавится еще парочка пикантных подробностей. Но, в целом, это мне даже на руку. Чем отдаленнее будут слухи от правды, которую знали только я и бывший «дог», тем спокойнее я себя стану чувствовать. Вот уже и «старогородскими» нас назвали (благодаря Рябе, который долгое время скитался по Старому городу, где и примелькался). Чем дальше они станут искать нас от Вишенки, тем лучше.

Да только по глазам этим раскосым и губам небрежно выгнутым вижу, что владеет Калмык более интересной, точной и существенной информацией, чем Варяг. Знаем-с, подождать лишь надо, пока натешится он своим положением Калмыка Всеведающего и убедится, что наша осведомленность на уровне пятиклассника, изучающего женскую анатомию по учебнику. Сам расскажет, не выдержит такой пытки.

— Никакие они не старогородские, — наконец поведал он. — Здешние и старик, и Гунар, — «водила», в уме отметил я, — и Ряба. Этот пару дней назад у меня был, патроны под «макара» долгануть хотел. Говорил, может рассчитаться товаром. Я бы сыпанул ему щепоть, да у самого тогда не было. А «пес» этот, что ты говоришь, подмазали ему, — Калмык снизу вверх посмотрел на Варяга, хитро осклабился — реальный падла, еханый бабай.

— Чего это? — пытаясь казаться как можно невозмутимее, спросил я.

— Ну потому что, Салман. Нанай хер к носу прикинул, промотал чего-то в башке своей и понял, что в последнее время, если западляч этот с группой шел, возвращался один. Типа, повезло, бежал. А на базе корчил из себя мученика, слюни пускал. Вот его и брали, как пробника, понимаешь? Чтоб не жалко было, если тягачье порежет. Падла? Падла. Но я бы руку ему пожал, — и посмотрел на меня так, будто я знал его лично, эдакую звезду шансона Жеку Пятничанского.

Рентген херов. Впрочем, наверняка он ничего знать не может, так что пусть не купается у меня в глазах, не на свидании.

— Наливай, чего втыкаешь? — говорю, а сам вспоминаю, как к Жеке обращались ночью в павильоне Левон с пулеметчиком. Обещали устроить драянье очек. Так, будто бы они часто ему такое устраивали.

Проанализировав все, я с легкостью представил себе, что на «конфетке» Жека мог вести себя совсем иначе, чем прошлой ночью. Знаю я таких людей: чтоб не выдать своих намерений, он может и тюфяком прикинуться. И терпилой какое-то время побыть. Недооценил я, оказывается, кредитора своего. Диверсант, стало быть. Так вот что он имел в виду, когда говорил, что «по одиночке» надоело ему?

Интересно тогда, от чего же этот чертов ключ?

Я хотел бы сказать, чтоб Калмык попридержал язык насчет вишенской родословной налетчиков, потому как тема эта еще добрую неделю будет мусолиться в этих стенах, но по понятной причине не стал. Нельзя дать понять, что я каким-либо макаром заинтересован в этом движении. Даже Варягу, с которым я был повязан общими делишками еще задолго до буйства и с которым я до сих пор поддерживаю — ну давайте рискнем назвать их все же дружескими — отношения (хотя понимаю, что дружеские они пока мы порознь дела решаем). Никто ничего не должен знать.

— Можешь подсказать еще одну темку? — обращаюсь к Калмыку.

— Ну, ежели ответ знаю, чего б не подсказать? Правда, не забесплатно, Салман, — опершись локтями на стойку и приблизившись ко мне лоб в лоб, хитро ухмыльнулся бармен. — У тебя звенит что-то на карманах, а?

Я стаскиваю с плеч рюкзак и, порывшись в нем одной рукой, достаю ощипанные тушки ворон в целлофановой обертке, кладу на стойку.

— За меня и того парня, — киваю на Варяга, который хохочет и похлопывает меня по плечу.

— Не рождественский гусь, — поведя подбородком, сморщил лоб Калмык.

Тем не менее сверток исчез по ту сторону стойки так же быстро, как появился с этой. Отвернувшись, бармен окликнул на родном языке помощника. А когда тот показал из кухни свой орлиный нос, несмело поприветствовав нас с Варягом, передал ему мою плату.

— Ну так что тебя интересует?

— Тебе что-нибудь говорит клика Руно?

Калмык призадумался, отведя черные маслянистые зрачки в сторону.

— Вряд ли, Глебка, — он мотнул головой, — тут однозначно такого не было. Мож, из проходящих кто?

— Да вот и я думаю, что за зверь такой? Руно.

— Должен что?

— Да не, должников своих я всех знаю.

— А что ж тогда?

— Да так, от человечка одного пару слов передать надо.

— Ясно. Ну, как говорится, прости. Не слыхал.

Замяли тему. Выпили, о чем-то другом Варяг разговор завел, но я лишь делал вид, что слушал. Предчувствие было дурное.

Может, зря я спалился с этим Руно? Может, вообще не надо было в бар идти?

Пацанье за угловым столом уже вообще понесло. Один из них дернул второго за воротник, тот вскочил со стола, встопорщился, как петух, графин с водкой на пол грохнулся. «Сыновья» рванули к ним как пожарные на вызов. Одному руки за спиной заломили, грызлом в пол, второго оттянули, бросили в угол, третий, потрезвей оказавшись, сам отскочил. С криками и пинками погнали хлопцев из бара. Мы с Варягом сидели не оборачиваясь, навиделись, хватит, лишь Калмык проводил их недовольным взглядом.

— Ба, какие люди, и не в драке! — раздалось со стороны входных дверей.

Я не спешил оборачиваться, но по переменившемуся выражению лица Калмыка понял, что ничего хорошего от автора этой реплики ждать не придется. К тому же каждым волоском на спине своей я ощущал, что относилась она именно ко мне. Не к бармену, не к толкателю ядер варяжскому и не к кому-либо из посетителей «Невады». Именно ко мне.

Голос знакомый. Предчувствие не обмануло, хоть Руно тут оказался ни при чем. Я лениво оборачиваюсь, будто не понимая с чего бы какому-то мурлу здесь со мной фамильярничать.

И вот она, загадка, друзья. Черная спецурная форма, черная «пидорка», скатанная так, чтоб накрывать лишь темечко, скрипучие новой кожей берцы, открыто автоматы поверх одежды. Стоят, волчьими глазами зыркают, на зубах желтый налет, влажные губы в ехидной полуулыбке играют. Кто это у нас? Правильно, давайте поприветствуем гостей — это «доги». А кто вот этот, что ближе остальных, широко расставив ноги? Гремучий, сука, правая рука Наная. Без смотрящего пожаловал, с двумя шакаленышами чуть постарше тех, кого только что «сыновья» вывели.

Что ж, эта встреча должна была когда-нибудь произойти. Хоть я и всячески ее избегал. Гремучему было за что на меня обидки держать, и вполне возможно, сейчас он попытается отыграться.

Так уж я привык по жизни, знаете ли, что если ко мне кто решать вопросы какие приходил, то решали мы их непосредственно с тем, кто был в деле. Братки, кто там с первого класса вместе, или еще какая бригадная свита обычно топтались по ту сторону двери. Те, кто впрягались за кого-то там что-то решать, уходили от меня ни с чем, я с представителями дел не вел. Так вышло, что, когда Нанай впервые постучал мне в дверь, я пригласил внутрь только его. Гремучий с пацанами из балета остался на улице. После этого он как-то при встрече пробовал мне объяснить свое видение отношений между «нами» и «вами», но в следующий раз ко мне точно так же зашел один лишь Нанай. Остальные паслись на снегу во дворе. И Гремучий в том числе. Он, несомненно, попытался бы вправить мне мозги, но Нанай эту заколупину моего характера уважал, а потому попридерживал узду товарища.

Теперь же он был без Наная.

— Привет, Калмык, — став от меня по другую сторону, Гремучий похлопал ладонями по поверхности стойки. — Ну че тут у вас? Водовку попиваете? Повод, может, есть?