— Скажите, Денис, насколько, по-вашему, опасна жизнь первоисследователя в этом мире?

— Думаю, очень опасна. Фолийцы закоснели в ненависти.

— Хм… Вы поторопились избить геннаита. Религия — это ключ ко всем странностям Фоли. Как вы считаете, отчего фолийцы столь милы и предупредительны? Почему их общество не потрясают революции? Ответ простой: геннаизм располагает к довольству. Фолийцам ни к чему терзаться, безуспешно пытаясь достичь идеала. Их верховное божество несовершенно. Самый захудалый фолиец точно знает, что он лучше бога, и это наполняет его душу самодовольством. Нет вопроса «кто виноват?», потому что во всем виноват Геннадий. А значит — нет выматывающих душу разборок, митингов, манифестаций. Нет пенсионеров, простаивающих у Дома Правительства с плакатами. Вся энергия, которую мы, земляне, тратим на поиск стрелочника, у фолийцев идет на разрешение насущных вопросов. Панеев бессмертен, а значит, нет смысла отвлекаться на метафизику.

Денис слушал, приоткрыв рот.

Ландмейстер продолжал:

— Подобно манихейцам, что все мировое зло выводили от Ангро-Манью, жители Фоли разделяют себя и источник страданий. У них есть общий враг, перед лицом которого все прочие злодеи настолько мелки и убоги, что не заслуживают внимания. Если же кто и возненавидит ближнего своего, ему достаточно вызвать перед внутренним взором образ Геннадия, чтобы понять, насколько обидчик в сравнении с богом свят и непорочен.

— Получается, что это, — Завацкий кивнул на записку, — чушь?..

— Увы, да… — Ландмейстер огляделся. — Надеюсь, это останется между нами?.. Вы не станете доносить Магистру? — Дождавшись кивка, он продолжал: — Первоисследователь воистину невыносим. Он скандалит, он не дает прохода машинисткам. Ирочка жаловалась, что у нее все ляжки в синяках. Сам видел. А эти его шпионские эскапады!

— В смысле — разведчицкие?

— Нет! Шпионские! Мне неудобно перед местными дипломатами. Красть у них государственные секреты — это… да это просто подло!.. У вас есть дети, господин детектив?.. Представьте, что некто, пользуясь доверчивостью ребенка, отобрал у него плюшевого медвежонка.

Денис признал, что это и в самом деле выглядит как-то по-злодейски.

— Вот-вот! Именно по-злодейски. А что он творит! Бог мой!.. Кутит ночи напролет с фолийками легкого поведения (по-местному — фолалайками), не пропускает ни одной охотничьей оргии. А результат?.. Вот, любуйтесь! «Проект штабного кресла с системой субординационного гиронаведения». Это для военных. Чтобы, если в помещение входит старший по званию, кресла разворачивались для своевременной отдачи чести. Чертежи честеотдатчика прилагаются.

— Оригинально…

— Не то слово! Местных с детства учат подмечать детали и делать выводы; думаю, вы уже убедились в этом. Но никто ведь не подозревает, что Ангел и Гена Панеев — это одно лицо! Убожество!

— Значит, ему ничто не грозит?

— Пока он себя не выдаст — да.

— А экзомат?

Лицо Ландмейстера перекосилось, словно от зубной боли:

— Экзомат! — фыркнул он. — Экзомат! Что такое экзомат?! Вашу бабушку зовут экзомат?.. Очередной бред пьяного интригана, которому заняться нечем!

— Хорошо, хорошо. Вы меня почти убедили, — Денис предупредительно отодвинулся в сторону. — Почти. Но я хотел бы поговорить с самим первоисследователем. Где я могу его найти?

— Да господь ведает! — Отчего-то Ландмейстер разволновался. Он вскочил и забегал по залу. — Кто может сказать?.. Он же ни перед кем не отчитывается! — голос его сорвался на фальцет. — Вы сами видели его, когда прибыли, помните?.. Он уходил в Нору.

— Припоминаю. Так вы думаете, он уже на Земле?..

— Может, да. А может, нет. Вот, смотрите, — Ландмейстер достал электронный планшет. — Это устройство отслеживает сигналы от чипов, вживленных землянам под кожу. Оно связывается с центральным компьютером посольства и довольно точно определяет местоположение каждого из нас. Вот я набираю три девятки — код первоисследователя. Вот планшет мне сообщает, что Ангел находится… так-так… в канализации Пленительной Утопии. Это район Гадеффии, к югу отсюда.

Детектив подпрыгнул:

— Мертв?

— Судя по прибору — да. Стоянцев избавился от чипа несколько дней назад. В целях конспирации. Так что найти его вы сможете лишь при большом везении. Послушайте доброго совета, Денис: плюньте вы на это!

Завацкий задумался. Казалось бы, все просто. Первоисследователь — псих, записка — липа. Тем не менее в деле оставалось несколько неясных моментов.

— Хорошо. Но Ангела я все-таки разыщу. Где он бывает чаще всего?

— Сходите к Олечке Выдринцевой. Проспект Чистомыслия, семь, квартира семидесятая.

— Выдринцевой?

— Да. Первоисследователь снимает у нее квартиру. У нее же спросите и о профессоре Эргосуме.

— Хорошо. Спасибо, господин Ландмейстер.

— Не за что.

Вовсе не упрямство заставило детектива продолжать расследование. В жизни каждого из нас случаются моменты, когда обстоятельства говорят одно, а чутье — совершенно иное. Тут важно не отмахнуться от интуиции, а попробовать определить: что неправильно? В чем загвоздка?

Ландмейстер что-то утаивал. Пойми Денис, что именно, — загадка была бы решена. К сожалению, в голову ничего путного не приходило.

Детектив шел по проспекту Чистомыслия, отыскивая седьмой дом. Планировка Гадеффии оставляла желать лучшего. Дома прятались в скверах, среди желто — ватой листвы и красных ягод боярышника. Под ногами хрустели зеленые ежики каштанов.

Навстречу детективу шагала молодая женщина с пятилетним сыном. Ребенок капризничал: тянулся к полураздавленным каштанам на дорожке, упирался, сучил ногами. Наконец, потеряв терпение, мать отвесила ему затрещину. Сквер огласился громким ревом.

— Простите, где здесь седьмой дом? — спросил Денис.

— Там! — раздраженно рявкнула женщина. — Вот же табличка, не видите, что ли?!

Ее вспышка показалась Завацкому странной: злых фолийцев он еще не встречал. Первоисследователь и в самом деле служил им ангелом-хранителем. Вызывая ненависть на себя, он защищал фолийцев от агрессии, что таилась в их душах.

Поднявшись на девятый этаж, Денис позвонил в дверь. Открыла ему блондинка лет тридцати: миниатюрная, пухленькая, в розовом халатике. Волосы она стригла коротко, при звуке «о» смешно вытягивала губы, словно для поцелуя, а каждую фразу завершала восклицанием.

— Вы?! Заходите! Я вас жду, жду!!!

— Ольга Выдринцева?

— Олечка! Я — Олечка!!! А вы детектив с Земли?!

Блондинка схватила Дениса за руку и увлекла в квартиру:

— Нет-нет! Ничего не говорите! Сейчас мы будем пить кофе!

Совершенно неожиданно для себя Завацкий очутился на кухне — без куртки и ботинок. Дырку на носке он едва успел прикрыть; к счастью, хозяйка выдала ему меховые тапочки в виде панд.

— Порежьте салат! — восторженно предложила она. — Я сейчас! Я принесу печенье!

Розовый вихрь умчался, оставив Завацкого в полном недоумении. Денис пожал плечами, снял со стены разделочную доску и принялся крошить в кастрюлю огурцы. Он успел порезать китайский салат, базилик, укроп, выключить иссвистевшийся кофейник, вновь покрошить укроп, добавить сметаны, вспомнить, что забыл о помидорах…

— Вы — друг Полунебессаха?!! — впорхнула Олечка. — Нет! Вы — ассистент Эргосума!!! Конечно же, у вас такой умный взгляд! Я угадала?!

Денис пробормотал нечто бессвязное. Фолийка закружилась по кухне, хватаясь то за щипцы для чеснока, то за сахарницу, то за горшок с алоэ. Жажда деятельности обуревала Олечку, не давая сосредоточиться на чем-то одном.

Наконец она без сил шлепнулась на табурет.

— Дайте мне салат! — потребовала она. — Дайте же!

Заглянув в кастрюлю, она смешно наморщила носик. Подняла на детектива задумчивый взгляд, и Денис похолодел. В глазах Олечки читалось дедуктивное озарение:

— Вы не женаты! — объявила она, хлопая в ладоши. — Не женаты, не женаты, не женаты! Кому сказать, не поверят! У меня много знакомых холостяков, — интимно сообщила она Завацкому, — и ни один не вырезает у помидоров попки! Прелестно, правда?! Хотите, я вас познакомлю с одной своей подругой?!