— Я тебе меч привез. — Денис указал подбородком на сверток. — Жабий Глаз называется.

— Ну?! Хорошо! — Валерий рассеянно взял макуаль. — Чего вареный такой?

— Акклиматизируюсь. Всего несколько дней на Тшиине, а уже отвыкнуть успел...

— Да? Как там, на Тшиине?

— Обыкновенно.

Денис поднялся, отряхнул джинсы. Они вышли из переулка, двинулись в путь по Старой Риге. Шпили собора Святого Петра сверкали позолотой в лучах заходящего солнца. Звуки шагов раскатисто разносились над булыжной мостовой.

— Есть хочешь? — небрежно бросил через плечо Валерий. — Тебе подкормиться бы... колдун этот на полпудика тебя наказал, не меньше. Заскочим в «Шестую часть суши», угостимся, чем бог послал.

Денис поморщился. Есть не хотелось.

— А то давай в театр сходим. В Русской драме «Гамлета» ставят. Вильяма нашего, понимаешь, Шекспира... У меня как раз два билета завалялось.

Шекспир! Афиша, старик в Верманском саду, вертушки из фольги...

Торопливо, словно боясь, что собеседник поднимет его на смех, Завацкий рассказал о встрече с Капитаном. Вице-магистр слушал серьезно, без недоверия. Когда рассказ подошел к концу, он спросил:

— Ты слышал когда-нибудь о Парадоксальных Союзниках?

— Нет.

— Давай посмотрим на эту афишу еше раз. Хорошо?..

Путь от Старой Риги до Верманских садов занял минут десять. Все это время собеседники молчали или обменивались незначащими фразами. Владимирцев позвонил заместителю, распорядился, чтобы к воротам Пустой Норы прислали герольда.

Когда они подошли к Верманским садам, вице-магистр помрачнел: афиша была на месте, но следы картины исчезли.

— Как она выглядела?.. Не помнишь?..

— Обычно. Белая такая. Буквы — красные, Гамлет — черный, с черепом. И ветка кедра хорошо нарисована. Маслом.

Магистр покачал головой:

— Сам видишь: никаких следов. И никто ничего не переклеивал. А смыть краску, не оставив следов, это магом надо быть, вроде твоего Господина Кедра.

Собеседники переглянулись.

— И что? Мне все померещилось?

— Бог ведает, Дениска... Я знаю только, что за нами приглядывают. Наблюдают. Может быть, чужаки эксперименты ставят. Я ведь эту ветку тоже видел. И с Капитаном твоим разговаривал. А исчезла она ровно в тот день, когда ты раскрыл преступление Айши. Занятно, правда?..

Денису оставалось только согласиться.

— А раз так, то давай вернемся в старушку, обсудим кое-какие дела.

Пока они шли обратно, Владимирцев был тих и задумчив. Несколько раз доставал мобильный телефон и сосредоточенно нажимал на клавиши, словно ожидая чего-то.

— Как ты смотришь на то, чтобы вновь попутешествовать Норой? — спросил он.

Видя, как изменилось лицо детектива, он примирительно махнул рукой:

— Не сейчас, не сейчас!.. Немного позже. Тут вот какое дело...

Прозвучали начальные такты «Прекрасного далека». Вице-магистр торопливо поднес аппарат к уху:

— Алле? Да?.. Слушаю вас!

Из черного динамика доносился торопливый говорок — растерянный, суетливый. Похоже, невидимый собеседник вице-магистра попал в щекотливое положение.

— Что? — кричал Валерий. — Как вы сказали?..

Денис насторожился.

Вице-магистр продолжал кричать в микрофон:

— Оставайтесь до выяснения, да! Мы сейчас прибудем!.. — Он торопливо прикрыл трубку ладонью. В глазах его прыгали искорки: — Это из гарнизона. У них ЧП!.. Слышишь? И, похоже, опять по твою душу. Но Гамлета отменять не будем! Дела делами, а искусство вечно.

Детектив и магистр переглянулись. Затем, не сговариваясь, побрели в сторону Старой Риги.

Миры стали чуточку ближе.

Давно известно: кроме облика внешнего, собранного из красок, теней и полутонов, каждый город обладает обличьем внутренним. Для непосвященных оно скрыто, однако им-то и разнятся города.

Истинная Дивгира пряталась в звуках. Грустное суфийское «Чшу!» пронизывало тягучий от жары воздух; ревели волы у фонтана, щелкали бичи погонщиков. Каменный колодец двора заполняло звонкое эхо, шлепки по мячу мешались с детскими голосами.

Город Дивгира полнился звуками; даже запахи звучали. Разноголосый ветер нес с юга пыль, напоенную ароматами полыни и белой мертвой земли.

Говорят, у дыхания пустыни суфии перенимают песни… Если так — чем объяснить, что ветры дуют повсюду, а жизнь суфиев связана с одной Дивгирой?..

Посольство Земли на Тшиине бурлило. Даже унылые кнехты-автоматчики утратили обычную свою расхлябанность. Чувство близкой опасности опьяняло их. Думаю, осажденные индейцами в форте солдаты из книг Купера ощущали то же самое.

Лишь два человека во всей этой кутерьме сохраняли спокойствие. Они пили чай на террасе, и остальные дела их мало касались.

— Зачем вы переименовали город, господин Ландмейстер? — спросил тот, что в тюбетейке. — Чем не угодило местное название?

— Ничем, господин Мокош. Есть хорошая поговорка: скажи «Айтаайлиль», и во рту пересохнет. Чертов город притягивал пыль одним своим именем.

— А сейчас?..

Господин Ландмейстер ответил не сразу.

— Помните наш давешний разговор, когда я только прибыл сюда? Вы оказались правы, господин первоисследователь. Тшиином правит слово. Пылевые бури, что донимали нас в прошлом году, прекратились, едва градоправитель Кушир позволил переименовать Айтаайлиль в Дивгиру.

И собеседники умолкли, думая каждый о своем. Ландмейстер размышлял о чудесах и о том, что вот уже два дня база Теулеа отвечает совершенно невпопад. Первоисследователь думал только о чудесах. Обыденного в его жизни и так хватало.

— А вот еще загадка, — Ландмейстер вдруг поставил чашку. — Суфии. Они встречаются лишь здесь и нигде больше. Ритм их голосов не меняется, они кричат всегда одно и то же. Вы понимаете, о чем они кричат?..

Алексей посмотрел на город, распластавшийся у подножия башни:

— Тишины не умеют лгать, господин Ландмейстер. А суфии предупреждают земляков о том, что рядом живут обманщики. Мы то есть. Когда суфии умолкнут, это будет означать одно — землянам конец.

Протяжное суфийское «Чшу!» пронизывало воздух, то накатывая, то отдаляясь. Ландмейстер потянулся к чайнику и замер.

Ритм сбился — наверное, впервые за годы существования посольства. То один, то другой голос выпадал из общего хора, и в освободившееся место прорывалась базарная сумятица. Ошибки быть не могло: к посольству двигалась толпа.

Не сговариваясь, собеседники бросились к балюстраде. Город предстал перед ними, словно на ладони. Кривые пыльные улицы, бирюзовые многоэтажки, юрты кочевников… Мокош облокотился о перила, и, позабыв о приличиях, тыкал пальцем:

— Фонтан… площадь… роща шелковицы… Эге, сударь мой!.. Они движутся в нашу сторону! Сейчас здесь будет жарко.

Великана передернуло:

— И вы так спокойно об этом говорите, господин Мокош? Это же катастрофа!

Первоисследователь не отвечал. Он пристально вглядывался в толпу, пытаясь понять, что в ней кажется странным.

Наконец до него дошло: разъяренных тшиинов вел землянин. Мало того: когда-то Мокош считал его другом.

Тшиин земляне открыли первым. Конечно же, он оказался освоен лучше других миров. Ландмейстеры Кельма и Тэлси могут говорить что угодно, однако военную базу земляне построили только на одном Тшиине.

Освоение новых земель шло полным ходом. Во владениях короля Бавана вовсю подвижничали земные прогрессоры. Нормы и традиции контактов приходилось создавать на пустом месте: земные теории оказались неприменимы в чужих условиях. Более того: опыт одной колонии обессмысливался в другой — настолько они отличались друг от друга.

Все двенадцать новооткрытых миров принадлежали Ордену, и это накладывало свой отпечаток на отношения между землянами и чужаками. Ордену приходилось меньше заботиться о своей репутации. Великий магистр мог позволить себе быть и жестким, и жестоким. Вот только второго Кортеса из него не вышло: когда дело дошло до схватки, землянам пришлось отступить.