- Так значит… - оторопело сказал Хлынов, - вы уже все знали?
- Знал. Только проверить должен был. Вот и проверил. И образину Суетина, мохнатую и липкую выявил и вашу… ложную беспристрастность, товарищ начальник полярной станции. Урок вам из всего этого надо вынести. Здесь у нас - передовой край. И людей таких, как Суетин, здесь тоже терпеть нельзя. Прощайте, Александр Александрович, - уже смягчаясь сказал капитан. - Передайте привет вашей пианистке.
Хлынув смотрел виноватыми, детскими голубыми глазами. Ветер трепал его огненную бороду и гнал вслед нашему катеру снег и сорванную с волн пену.
Катер в море
Ветер доставил много неприятностей Денисюку. У острова Угаданного, где Денисюк должен был работать аэрологом, разгулялся такой прибой, что выгрузка казалась невозможной. Из-за позднего времени года «Георгий Седов» не мог задерживаться. Льды грозили преградить ему обратный путь. Капитан Борис Ефимович вынужден был изменить своей обычной осторожности и вести выгрузку во время прибоя.
Что делалось на берегу, я не знал. Я лишь видел людей, возвращавшихся на пустых кунгасах. На моряках не было сухой нитки. Они грелись разбавленным спиртом. Говорят, что некоторые ящики вылавливали прямо из воды.
Выгрузка велась и днем и ночью.
Капитан не знал, удастся ли ему выбросить на берег все грузы, и установил очередность. Сначала - продовольствие и топливо и в последнюю очередь водородные баллоны.
Вот тут-то и начались неприятности для аэролога Денисюка. Баллоны казались ему самым важным грузом. Без них он не сможет наполнять водородом шарики, которые должен систематически выпускать в течение всего года. Наблюдая за их полетом на разной высоте, можно определить скорость и направление ветра.
Денисюк категорически отказался съехать на берег без баллонов. Я видел, как он, огромный, неуклюжий, мрачно разгуливал по палубе, глядя на далекий остров, пустынный и плоский, с одиноким домиком, который уже начало заносить снегом.
На его широком лице с щетинистыми усами выражалось страдание.
Отправился Денисюк на остров с последним рейсом катера, буксировавшего кунгас с его «драгоценными» баллонами.
Повел катер мой приятель, третий штурман Иван Васильевич Нетаев. К концу рейса капитан все больше доверял ему. Вместо измученного моториста, работавшего двое суток без сна, в этот рейс вместе с Нетаевым отправился старший механик Карташов.
Я понял, какое значение придает капитан этому рейсу, если поручил его своим любимым помощникам.
Когда катер, буксируя кунгас с водородными баллонами, отошел от корабля, налетел снежный заряд. Незаметно он перешел в пургу. Наш «Петушок» пропал из поля зрения. У всех нехорошо стало на душе. Видимость кончалась прямо у борта корабля. Даже вершины мачт скрылись. Остров исчез. Все тревожно прислушивались к замиравшему стуку дизелька катера.
Наконец стук замер.
И вот уже полтора часа, как не слышно катера ни на корабле, ни на острове, с которым мы по радио поддерживаем связь.
Катер не дошел до берега и не вернулся к кораблю.
Каждый из нас мысленно старался представить себе, что происходит сейчас со штурманом Нетаевым, старшим механиком Карташовым и с Денисюком, который был один на кунгасе с баллонами.
Как выяснилось позднее, дизель на катере заглох, когда Иван Васильевич уже видел ориентир - костер, разложенный на берегу.
Рубка, где стоял у штурвала Нетаев, сообщалась с машинным отделением через переговорную трубу.
- Что случилось? - крикнул Нетаев, наклонившись к раструбу.
- Сейчас запущу, - отозвался механик, приземистый, пожилой моряк.
В тесном машинном отделении он склонился над дизелем.
Дизель запускают не заводной ручкой, а сжатым воздухом, впуская его в цилиндры. Баллон со сжатым воздухом лежал на специальной подставке, иначе он перекатывался бы при каждом крене катера, который валяло с боку на бок. «Петушок», потеряв скорость, не слушался руля, и его било теперь волнами в борт.
Карташов прошел всю школу судовой выучки. Он умел, когда надо, все делать своими руками, за что его особенно ценил капитан.
Механик соединил шлангом баллон с дизелем и повернул кран дроссельного клапана, снижающего давление сжатого воздуха. Стрелка манометра на баллоне дрогнула. Сжатый воздух ринулся в цилиндры.
Карташов дал топливо - вспышка! Еще вспышка! Дизель застучал. Перестал. Опять застучал… И заглох.
- Форсунка засорилась! Надо прочистить! - уверенно крикнул Карташов в переговорную трубку.
Штурман Иван Васильевич тщетно старался поставить катер против волны. Огонь на берегу быстро удалялся. Ветер и течение несли катер в открытое море. Всегда немного нерешительный, Иван Васильевич посмотрел на компас, стараясь хоть приблизительно определить направление своего вынужденного курса.
С матросской сноровкой, цепляясь за поручни на машинной надстройке, штурман прошел на корму, Карташова он не торопил. Он во всем доверялся этому опытному человеку, который и говорил и действовал уверенно.
С кормы катера сквозь летящую снежную стену уходил в полумрак буксирный канат. Кунгас казался темным расплывчатым пятном.
Волны перекатывались через катер. Они клали его набок, а он, наклоняясь, упрямо выпрямлялся, как ванька-встанька.
Снег, липкий и мокрый, бил в лицо, залепляя глаза.
Осветился квадрат люка. Из него показалась голова механика в сдвинутой на затылок кепке.
- Сейчас запустим! - ободряюще крикнул он. Успокоенный штурман вернулся в рубку и взялся за штурвал.
Но на душе у него все же было нехорошо. Механик запустит дизель… а куда идти?
Не легко в море найти остров. «Седов» его трое суток искал.
На катере не было ни радиопеленга, ни лага, ни карт с нанесенным на них курсом. Когда-то известный советский ученый, анализируя в Ленинграде путь дрейфовавшего во льдах судна, указал местоположение неизвестного острова. Нетаев был теперь рядом с этим островом Угаданным, но не знал, как добраться до него…
Дизель не работал.
- Что там у тебя? - снова крикнул Нетаев в переговорную трубу.
В машинном отделении молчали.
С тяжелым предчувствием штурман выбрался из рубки к взглянул в люк машинного отделения.
Электрическая лампочка тускло освещала широкую спину старшего механика. Карташов обернулся. Нетаев не узнал его обычно спокойного, уверенного лица. Казалось, что Карташов испытывает сильную физическую боль. Он указал штурману на стрелку манометра.
- Все стравил, - упавшим голосом сказал он. - В баллоне воздуху не было… стрелка манометра застряла…
Нетаев увидел капельки пота на морщинистом лбу Карташова. Тот продолжал чужим, незнакомым Нетаеву голосом:
- Дизеля не запустить. Моя вина. Беру на себя… Стрелка обманула. Горе-то какое, Ваня! - и у Карташова перехватило горло.
С неожиданным спокойствием Нетаев сказал:
- Пассажир ведь на кунгасе… Надо его на катер взять. Кунгас скоро затонет.
Спокойные слова молодого штурмана отрезвляюще подействовали на механика. Он нахмурился, пнул ногой пустой баллон и полез следом за Нетаевым по трапу.
Они выбрались на корму. Липкий снег и брызги летели отовсюду. Через голенища в сапоги заливалась вода.
Моряки ухватились за буксирный трос и с трудом стали тянуть его. Скоро из мглы показалась пляшущая тень. Это был кунгас. На носу его виднелась фигура человека.
Когда нос кунгаса поравнялся с кормой катера, Нетаев крикнул:
- Прыгайте, Денисюк! Трос обрубим!
- Как же так - обрубим? - послышался голос. - Так ведь тут баллоны с водородом!
- Какие там баллоны! - с раздражением сказал Карташов. - Кунгас ко дну пойдет. Разве не понятно?
- То ж понятно, - отозвался Денисюк. - Вполне понятно. Только как же баллоны бросать?
