Вдруг я заметил на одной из ближайших льдин медведицу. Она неподвижно стояла, вытянув морду вверх к кораблю, и напоминала изваяние. Слитая с льдиной, словно сама сделанная изо льда и снега, медведица проплывала мимо корабля. Но она была не изо льда, она была живая, она тоскливо ревела!

Я услышал ответный рев с корабля. Мишка узнал подругу.

Течение быстро пронесло медведицу мимо. Стоя на берегу, я заметил, как Машка спрыгнула в воду и с ловкостью дельфина поплыла к берегу. Она выбралась на камни и побежала к полярной станции, рыча тихо и жалобно. Ей встречались собаки. Они отбегали в сторону, будто уважая чужое горе.

Машка побежала по берегу против течения и снова бросилась в воду.

Через несколько минут она была на новой льдине и вновь поплыла мимо корабля. И вновь ревели разлученные друзья.

Потом Машка опять забежала против течения по берегу… Можно было удивляться этому необыкновенному упорству. Снова и снова проплывала Машка мимо корабля.

Люди с изумлением смотрели на нее. Не слышно было шуток.

Моряки прощались с полярниками: пароход уходил перед рассветом.

Пришел мой спутник - географ. Все это время он работал над статьей о ледниках бухты Рубиновой. Я должен был отвезти рукопись в Москву. Из-за этой статьи он не участвовал в аврале. Товарищи охотно освободили его от всех обязанностей, но он слышать об этом не захотел и добровольно принял на себя обязательство топить баню в течение всей зимы.

- Итак, наши трофеи: статьи и медвежонок, - сказал я, взяв рукопись.

- Какой медвежонок? - удивился доктор географических наук. - Разве здесь были медведи?

Я от души рассмеялся. Ах, доктор, доктор! Мы обнялись.

Я пожал руку Нине, Виктору и перешел на катер. Отсюда была хорошо видна вся территория полярной станции. На берегу стояла толпа людей. Невольно я взглянул на столб, около которого впервые увидел медвежат. Там была Машка. Она стояла обняв столб лапами, и трясла его. До меня долетел ее горестный рев. В движениях, в реве медведицы было отчаяние.

Я взглянул на Нину.

- Я все-таки спасу ее, - тихо, но твердо сказала девушка.

На мгновение брови ее сошлись. Потом она улыбнулась нам, отъезжающим на Большую Землю. Нина оставалась здесь, на краю земли, еще на год. Я решил, что Нина хочет увести Машку далеко во льды и там оставить.

Катер отошел.

Стало темно.

С корабля уже не было видно полярной станции. Погасли последние огни в домиках. Спать не хотелось. Я дождался часа, когда уже угадывались краски рассвета. Капитан приказал прощаться с полярниками. Борис Ефимович хорошо знал, как ценят на Севере даже маленькие знаки внимания.

Одна за другой взлетели в воздух ракеты. На миг появились из тьмы крутые берега, ледники и темная громада Рубиновой скалы. Некоторые ракеты падали в бухту, не успевая сгореть. Тогда в воде мерцали пятна подводных огней.

Когда берег освещался, я видел домики станции и одинокий столб.

Около столба никого не было.

Спустя много дней мы шли в чистом ото льдов море. Капитан рывком открыл дверь каюты.

- Медведь на палубе! Осторожнее!

Медведь на палубе? Невольно вспомнился айсберг с медведем, который мог прыгнуть на корабль. Но ведь айсберги остались далеко позади.

Оказывается, клетка Мишки была пуста. Видимо, он, как и Машка, умел снимать крючки, но до поры до времени скрывал это. Теперь он сбежал из клетки.

Мишку искали по всему кораблю, но не нашли. Он исчез.

Решили, что он спрыгнул в море…

- Не погибнет, - уверял Борис Ефимович. - У медведей замечательный обычай: если медведица встретит во льдах одинокого медвежонка, она усыновляет его…

Но льды далеко, очень далеко…

Смог ли медвежонок доплыть до льдов?

Едва ли…

А может быть?

Но все выяснилось, когда третий штурман, Нетаев, вернулся с вахты в свою каюту.

У него под койкой спал белый медвежонок!

Молодой штурман был единственным человеком, который нашел путь к сердцу зверя.

Он наблюдал всю сцену медвежьего горя. Оно тронуло его, и он занялся Мишкой. Стал заходить к нему в клетку, кормил его, ласкал, чему-то обучал. И Мишка привязался к новому другу. Видимо, соскучившись по своему покровителю, он и сбежал из клетки. По запаху нашел каюту штурмана и проник в нее через приоткрытую дверь. При качке дверь захлопнулась.

Пожалуй самым трогательным во всей этой истории с медвежатами был финал, в котором я, к сожалению, не принимал участия.

Нина и Виктор все-таки спасли Машку.

Конечно, зверя, привыкшего к полярной станции, всегда могущего найти к ней дорогу, нельзя было оставить на свободе.

И Нина с Виктором, взяв успокоившуюся, покорную Машку на веревку, проделали вместе с ней шестидесятикилометровый переход на лыжах.

Они добрались до соседнего пункта, куда должен был зайти полярный корабль «Норд».

Машка благополучно попала на борт «Норда», где, как рассказывают, свободно разгуливала по палубе и была общей любимицей.

«Норд» пришел в Архангельск следом за «Седовым», и в порту произошла встреча Мишки и Машки.

Мне рассказывали, что звери тотчас узнали друг друга, ласково ткнулись мордами и, засопев, заняли оборонительную позицию, хвостами внутрь воображаемого круга.

В тот вечер, когда Мишка нашелся в каюте Нетаева, мы уже знали о том, что Машка на «Норде». Нетаев страстно спорил в кают-компании - можно ли стрелять белых медведей? Он напоминал о запрещении убивать белых медведей, если они не нападают сами на людей. А нападают они исключительно редко.

Окончив спор, все мы под влиянием Нетаева высказали пожелание, чтобы в нашей стране был создан всесоюзный заповедник белого медведя.

Его можно организовать на Дальней Земле или севернее определенной параллели.

- Уж если где было в последнее время медведям приволье, так это на острове Ледниковом, - сказал капитан, вставая, чтобы идти на мостик. - Последние пять лет туда ни один корабль не мог пробиться.

Мы должны были во что бы то ни стало пробиться к острову Ледниковому.

Это один из самых далеких и недоступных полярных островов мира.

Когда-то на нем среди голых базальтовых скал нашли кирку и обрывок русского трехцветного флага. Здесь был похоронен один из русских исследователей, неистово стремившийся на Север.

Впоследствии советские люди основали на острове Ледниковом самую дальнюю полярную станцию. Ее сведения были очень ценны для науки о погоде. Однако во время войны станцию пришлось временно закрыть.

В послевоенные годы, когда было запланировано вновь открыть полярную станцию Ледникового, непроходимые льды всегда преграждали путь кораблям.

Потерпев в прошлом году неудачу, наш капитан Борис Ефимович решил теперь во что бы то ни стало доставить на остров персонал станции.

Корабль шел на север. Вокруг белые льдины. Между ними темные пятна, но это не вода, это тоже лед, только молодой. Он похож на хрупкое стекло. Тонкие прозрачные пластины, уступая путь кораблю, наползают одна на другую. В них видны белые блинчики смерзшегося льда и комья снежуры - не тающего в воде снега…

О попытке открыть полярную станцию острова Ледникового, добравшись до него пешком, рассказывали мне в бухте Рубиновой зимовщики.

Одним из главных героев рассказа была собака Гекса.

Гекса - по-ненецки ведьма.

Гексу еще на материке подарил полярникам старый ненец. Он долго извинялся, что у собаки только три ноги. Четвертую ей откусил белый медведь. Но старик уверял, что у Гексы множество достоинств, что она едва не говорит, а понимает решительно все.

Такая слава установилась за Гексой, и, когда она по своей привычке вертелась у дверей кают-компании, полярники, смеясь говорили, что она «подслушивает».