Литмир - Электронная Библиотека

А теперь осторожно: живой динозавр… милый друг, не забудь, ты в зоопарке… кормить и дразнить животных запрещено.

Он сидел за столом, перед ним лежали, подпирая Одуванчиков ящик, толстые папки — материалы по делу о кошачьей преступности. Смешно — все обвиняемые, пять или шесть тысяч кошек, уже уничтожены, а обвинительный акт все еще не готов.

До чего он выглядит дрянно… угрюм и небрит… к тому же пьян, как свинья… видно, что псих… возможно, опасен… не забудь, ты в зоопарке… к решетке вплотную не подходить…

Медленно, подозрительно, он навел на меня глаза.

— Вы чему ухмыляетесь?

— Разве? Нечаянно… — Я кивнул на его стол. — Обвинение опоздало, обвиняемых уже истребили.

— Гм… вы уверены?

О чем это он… неужели эта история еще не кончена…

Мое спокойствие вмиг улетучилось. Где-то вспыхнул сигнал опасности.

Я подошел к окну, пытаясь сосредоточиться. Неспокойно здесь, в его кабинете… и не понять… не найти источника беспокойства… а красный сигнал горит… нужно вспомнить… вспомнить какую-то мысль… или забытое ощущение… вспомнить какую-то мелочь… неприятную мелочь… и сейчас почему-то важную…

— Вам известно о смерти Юсуповой? — брякнул я неожиданно для себя.

Он зажег сигарету и курил торопливо, будто ему на это были отведены считанные секунды.

— Вы забыли уже, пан профессор, что я знаю все, что случается в городе? Даже кто у кого ночует…

Хам… дрянь какая…

Он пересек комнату и остановился у двери, ведущей в маленькую каморку, нечто вроде чулана или кладовки при кабинете.

Он отсутствовал месяц и ничем не болел — «дробь два» не тронул его — и все же выглядел как после болезни: лицо похудело, кожа под глазами натянулась и стала желтой, в жестах потерялась уверенность. И еще появились вот эти непроизвольные остановки в движениях, когда он на миг застывал, словно к чему-то прислушиваясь. От него исходили импульсы беспричинной тоски, они усиливали мое беспокойство, и я снова и снова делал попытки найти его источник, но память упрямо отказывалась извлекать из своих глубин неприятные воспоминания.

— Не знаю, как выжила, — он взялся за ручку двери, — но все-таки выжила.

Он приоткрыл дверь, и из черной щели выскользнула белая кошка. Она обошла кабинет вдоль стен, к чему-то принюхиваясь, покружила у письменного стола, потом вспрыгнула на него и стала обнюхивать папки.

Крестовский тоже вернулся к столу и бесцеремонно, за хвост, оттащил кошку от папок; ее когти при этом с отвратительным звуком царапали полировку стола.

— Этот предмет помните? Пока вещь безвредная, — он придвинул к себе творение Одуванчика, затем извлек из стола и показал мне электрическую батарею, — а сейчас это будет бомба, и готовая к взрыву. — Батарея со щелчком поместилась в своем гнезде. — Пан профессор, сделайте одолжение, не ухмыляйтесь так гнусно… я нечаянно могу замкнуть провода.

Еще пугает, скотина… черт знает на что он способен… пьяный псих… осторожно, мой друг, осторожно: дразнить зверей запрещается.

Крестовский откинулся в кресле. Кошка потянулась, выгнула спину и сделала шаг к ящику. Она уставилась на майора круглыми внимательными глазами — несколько секунд они рассматривали друг друга, и со стороны казалось, что между ними идеальное понимание.

Кошка первая нарушила паузу: она поставила лапы на ящик. Майор отпихнул ее локтем в сторону, но она обогнула баррикаду из папок и вышла к ящику с другой стороны. Тогда он скинул ее на пол.

Кошка вполне непринужденно уселась у его стула, как садятся у ног хозяев все порядочные домашние звери, ожидая подачки.

— Вы готовитесь выступать с нею в цирке?

Он смерил меня тяжелым взглядом. Да, он сегодня опасен…

— Наша кошечка хочет взорвать меня и мой письменный стол! — Крестовский покосился на кошку, словно приглашая ее в свидетели. — Но зачем это ей? Она же не знает, что все равно угодит в контейнер с известкой! Что ей нужно? А вот что: исполнить приказ, уничтожить меня, все документы и себя самое. Это не последнее дело, восстановление равновесия, как говорит наш великий ученый… по-простому, концы в воду: что хотели, разнюхали, и всех — в расход. Статуя уничтожена, все кошки тоже, остается убрать меня, эти папки и последнюю кошку… вас, видимо, тоже… Они думают, игра уже сыграна.

А ведь он не шутит… веселенькая история… теперь он готов нас взорвать, чтобы убедиться в своей правоте… прекратить, немедленно прекратить… для начала заговорить зубы… не давать ему теребить эти чертовы провода…

— Рассудите, майор, трезво: да была ли игра вообще? От ящика все еще разит валерьянкой, даже я это чувствую, хоть я не кошка. А если игра и была, она действительно сыграна, раз кошек уже перебили. Что вы хотите вытянуть из несчастного животного? Надеетесь, она сознается в чем-нибудь? Бросьте-ка вы все это!

— Ученые советуют… Ха! Надо подумать… раз ученые нам советуют… надо бросить… отпустить последнюю киску на волю… виноват, в контейнер с известкой… — Он оперся локтем на костлявое колено и, склонившись к кошке, смотрел на нее почти ласково. — А что если киска сейчас возьмет и расскажет… объяснит, как все было… кис-кис-кис, а?

Будто в ответ на его слова, кошка прыгнула снова на стол, и, едва она сделала шаг в сторону ящика, майор схватил ее за заднюю лапу. Кошка тянулась к ящику, а скорее всего — просто пыталась освободиться и отчаянно скребла когтями, Крестовский же ее удерживал, и задняя лапа все вытягивалась, и стала нереально длинна, так что смотреть на это было противно до тошноты, и я уже хотел просить его прекратить эту сцену, но кошка неожиданно извернулась и вцепилась ему в запястье. Он с размаха швырнул ее на пол и стал разглядывать руку, а кошка, оправившись от толчка, приготовилась прыгнуть.

На миг я почувствовал страх, что она убьет нас, и хотел крикнуть майору, что батарея все еще в ящике, но он сам помнил об этом: быстрым, почти неуловимым движением, точным ударом каблука он приплюснул кошку к полу и выругался.

Кошка не заорала и не двинулась с места, а только, потеряв форму, обмякла, как эластичная емкость с водой.

Крестовский медленно наклонился к кошке, и мне показалось, что он тоже сейчас осядет на пол гигантской амебой… сбросит хитиновый панцирь и станет самим собой, чем-то жидким со щупальцами.

Меня мутило. Словно холодная присоска шарит в груди… почему он так злобно смотрит… глаза студенистые… права была Лена… он, как моллюск, внутри жидкий…

— Да перестанете вы наконец ухмыляться?! — Майор резко выпрямился.

Присоска переместилась и шевелилась теперь в горле. Я инстинктивно зажал рот руками… отпустило немного…

— Не ухмыляюсь… меня тошнит… извините…

Сейчас бросится… сейчас он на меня бросится… нет сил убежать… нет сил защищаться…

Он взял меня за плечи и куда-то повел. Как сквозь сон, я слышал его голос: ничего… ничего… все в порядке…

Белый кафель… уборная… кран… белый кафель… тоска…

— Ничего… ничего, все в порядке… интеллигенция… нервы плохие.

Он укладывал меня на диван и подсовывал под голову что-то мягкое. Потом я услышал лязганье оконных задвижек и скрип петель.

В висках стучать перестало… хорошо… лежать хорошо… хорошо, что диван качается… куда-то плывет…

Кто здесь… не шумите… не будите, пожалуйста… спать нельзя… это Лена придумала… спать нельзя, когда они рядом…

— Почему ты стоишь, как чужой… подойди же ко мне…

Какой голос… зовущий, чувственный… сейчас… открою сейчас глаза… почему ты в купальнике… ну да, мы на пляже… не дразни меня твоими губами… твой лифчик, узкая тряпочка… да сними же его скорее…

Я коснулся ладонью ее груди и ощутил, что мы вместе куда-то падаем. Темно… ничего не вижу… сейчас… сейчас, открою глаза…

Прохладно, светло… я лежу на диване… поздравляю тебя, милый друг: эротические сны снятся… только этого тебе не хватало… вот, опять…

— Почему ты стоишь, как чужой? Подойди же ко мне!

Невозможно… кошмар…

Я заставил себя сесть. Чуть кружится голова… пустяки… нужно бы подойти к окну…

36
{"b":"225977","o":1}