Вход на стадион был огражден, и вокруг толпились любопытные, мечтающие сфотографироваться со знаменитостями. Никогда раньше я не слышал такого шума и гама.

«Как я волнуюсь!» – воскликнула Эшли. Сбросив куртку, она вместе с бабушкой выбралась из машины и, улыбаясь, взглянула на зевак.

Сердце мое колотилось. Вот он, тот самый момент, к которому мы столько шли. Я вылез вслед за Эшли и сразу прыгнул ей на руки. С ней я всегда успокаивался – это было все равно что спрятаться под теплым, уютным одеялом. Здесь все мои заботы казались нестрашными. Мы дошли до дверей студии, где нас встретили операторская группа и два молодых человека, которых я сразу узнал – Энт и Дек. Эшли представилась сама и представила меня, и один из них спросил, в какой очередности нас объявлять: «Пузик и Эшли» или «Эшли и Пузик»?

«Первый вариант мне нравится больше, – проговорил я неслышно. – Пузик и Эшли – очень хорошо».

«Эшли и Пузик», – все-таки сказала Эшли и залилась смехом, когда телеведущие предложили увековечить это в камне.

Ну и ладно, я не возражал против того, чтобы меня объявляли вторым – Эшли заслужила право быть первой в нашем дуэте. Я просто знал, что Красавчик Брэд непременно пройдется по этому поводу, когда мы вернемся домой.

Но сначала надо было пройти кастинг. По ту сторону вращающейся двери наши имена проверили по списку и выдали номер участника. После этого мы оказались в многолюдном помещении. Пенни отыскала для нас укромное местечко, чтобы Эшли могла причесать меня. Когда она закончила, нам не оставалось уже ничего, кроме ожидания. Бабушка принесла упакованную коробку с ланчем и даже собачью еду, но, как и Эшли, я не был голоден. Эшли была весела, как всегда, но я ощущал, что она взволнована не меньше моего.

Примерно через час наконец прозвучали наши имена: «Пузик и Эшли?»

«Эшли и Пузик», – поправила Пенни даму с папкой, которая должна была отвести нас на сцену.

«Пойдемте за мной», – позвала она нас, исправив запись в блокноте.

Я огляделся – вокруг были такие же, полные надежд участники. Некоторые из них поработали над своим сценическим костюмом, у других был такой вид, как будто они зашли сюда случайно после похода в супермаркет. Но я не хотел присваивать себе роль судьи, она была не моя. Я знал, что каждый из присутствующих здесь идет за своей мечтой.

Дама с папкой провела нас чередой коридоров до лестницы. Мы прошли мимо рабочих сцены, но ни один из них даже не взглянул на нас. И наконец дама повернула и дала нам знак разговаривать тихо. Тогда я понял, что мы уже за кулисами. Я взглянул на Эшли. Она была напряжена, но улыбалась.

«Сейчас закончится небольшой перерыв в съемке, – сообщила дама. – И вы скоро выйдете на сцену».

Со стороны сцены до нас доносился шум зала. Это было невероятное ощущение – чего-то огромного, бурлящего за закрытым занавесом.

Режиссерская команда готовилась к съемке. Человек с гарнитурой приоткрыл занавес, чтобы пропустить своего коллегу, и я впервые окинул взглядом сцену и публику.

Я не знаю, чего я ожидал, но то, что я увидел, было для меня полным шоком. Может быть, из-за света. Может быть, из-за огромного числа зрителей, занявших трибуны до самого верха. Все, что отложилось у меня в памяти, – это то, что я внезапно от страха забыл кое-что важное – начало нашего номера. Поэтому все то, что шло за началом, также перемешалось в моей голове. Паника нарастала, но голос в динамиках уже объявлял выход тех трех человек, которые всего через несколько мгновений должны были определить или разрушить нашу судьбу.

«Леди и джентльмены, пожалуйста, встречайте наших судей. Сейчас они выйдут на сцену…»

Пока я не вспомнил, как начинается номер, я думал, что мне лучше было бы выбежать из студии вместе с Эшли. Это было бы очень стыдно, но что могло сравниться с тем позором, который мы бы испытали, если бы я не вспомнил первое движение.

«Дэвид Уоллиамс, Алиша Диксон и… последний, но не менее важный … Саймон Коуэлл!»

18

«Первый раз я вышел на сцену, умирая со страху».

Элвис Пресли

Был ли у вас когда-нибудь опыт бестелесного пребывания, когда смотришь на себя со стороны? Некоторые собаки рассказывают, что с ними случалось такое, когда они оказывались в глубокой реке или бывали заперты в сарае – словом, когда им казалось, что они на волосок от смерти. Оби говорил, что с ним было такое, когда он опытным путем обнаружил, что шоколад токсичен, и ему промывали желудок. Не хочу это сравнивать с моим состоянием, но я боялся, что, когда мы ступим под свет рампы на сцену, я умру тысячу раз.

«Идите», – произнес кто-то из ассистентов и указал нам путь. Эшли прошептала, что любит меня и что-то еще, чтобы подбодрить, и опустила меня на пол. Я тщетно последний раз попытался припомнить начало номера, но голова моя совсем закружилась, и я шел рядом с Эшли, стараясь хотя бы не упасть. Но и это давалось мне с трудом. Когда мы вышли к публике, я почувствовал, что полностью теряю координацию. Вы не знаете, каково это – делать простейшие вещи, даже ходить, под пристальным вниманием сотни глаз, к тому же не забывайте, что лап у меня не две, а четыре. Кто в состоянии решать столько задач одновременно! У меня получилось поставить одну переднюю лапу перед другой. Потом я попробовал проделать то же самое задними. И хотя заминки не произошло, я все равно чувствовал себя передвигающимся с грацией лошади из кукольного театра.

Публика разом вздохнула, и я засомневался, светит ли нам хотя бы приз зрительских симпатий. Да, выглядели мы очень мило, но что из этого? Эшли остановилась посреди сцены лицом к жюри. Я повторил все за ней, стараясь не потерять от страха сознание.

Пожалуйста, представьтесь.

Я услышал голос, но в первый момент не связал его с говорившим. Перед глазами все расплывалось, но когда я все-таки собрался, то увидел трех человек на местах судей. Слева сидел Дэвид Уоллиамс.

Он улыбался так, как будто смаковал некую пикантную тайну. Рядом с ним сидела Алиша Диксон и с умилением смотрела на нас. А справа от нее сидел человек, который ждал сейчас нашего ответа. Саймон Коуэлл не собирался давать нам поблажки. Напротив, он смотрел на меня так, как будто я прошелся грязными лапами, наследив по всей сцене. Я оглянулся, чтобы проверить, что это не так, и вдруг вспомнил совет Смиджит. Я уставился на Саймона и не отводил глаз.

Эшли, должно быть, назвала ему свое имя, потому что я уловил один только голос, и затем указала на меня:

«…а это Пузик».

«Пузик…»

Не сводя с меня глаз, Саймон Коуэлл повторил мое имя так, как будто старался избавиться от плохого вкуса во рту. Мне захотелось извиниться за то, что мы занимаем его время, но я просто застыл на месте. Моргнув первым, Саймон переключился на Эшли. Пока он выспрашивал у нее, кто мы и каким она видит наше будущее, я все еще тщетно пытался припомнить свое первое па из номера. Единственным будущим, которое я мог себе представить в тот момент, было наше возвращение домой. Я уже сожалел, что мы покинули уютную кухню.

По мере того как Эшли отвечала Саймону на вопросы, выражение его лица смягчалось, особенно после того, как она заявила ему, что я мог бы получить Оскар.

«Н-ну, вряд ли все зайдет так далеко», – прошептал я, но Эшли уже рассказывала о себе.

«Ну хорошо, посмотрим, что приготовила, – сказал Саймон. – Удачи».

Публика вновь вздохнула, когда Эшли повела меня в конец сцены. Я судорожно ловил убегавшую от меня мысль о том, с чего же я должен начинать, но мне это никак не удавалось. Эшли остановилась, приказала мне обойти ее и положить лапы ей на колени. Я машинально проделал все это – ведь мы столько раз репетировали это.

Вдруг мой нос уловил запах, исходивший из ее ладони. Именно он заставил меня вспомнить все, чему мы учились на наших репетициях. Аромат, исходивший от кусочка сэндвича с ветчиной, подсказал мне то самое движение, которое, как мне казалось, я забыл.