– Уважаемый Линь Ю. Приветствую Вас в моем офисе. Вы не помните сделку, которую Вы провели в Токио два года назад?

– Простите?.. – слегка удивившись, спросил кореец, не спуская глаз с Алекса. Инстинктивно голова гостя наклонилась слегка влево, сам он подался вперед, при этом на его лице появилась защитная улыбка. Алексу пришлось назвать точную дату и название ресторана, где тот «обул» незадачливого японца на несколько миллионов долларов. Кореец заметно побледнел, съежился, но всё же удержал себя в рамках разговора.

– Что Вы хотите? – спросил он через переводчика.

– Чтобы Вы честно довели нашу сделку до конца. В противном случае Вам не выехать из нашей страны. Поверьте мне, я могу это устроить, особенно с учетом обстоятельств Вашего прошлого, – сказано это было обыденно, без какой-либо ухмылки. Предложение Алекса, по идее, было нормальным, и в то же время не оставляло выбора иностранцу. Кореец, которого за 15 минут вывернули наизнанку, молча «пережевывал» ультиматум. Очевидно, теперь каждый его шаг в Узбекистане будет под микроскопом.

Информация, за которую платил Алекс, прямо скажем, не так уж и много – размер зарплаты сотрудников в специальных ведомствах позволял ему это делать без труда – для него означала 80–90 % успеха. Сам он обладал незаурядной интуицией, помноженной на жизненный опыт его 44-х лет. И немудрено: директором своего первого ресторана он стал уже в 19 лет, о чем в свое время написали городские газеты, как бы сложно ни было в это поверить. И с кем он с тех пор не встречался, каких только историй ему не пришлось пережить, чтобы сейчас, в зрелом возрасте, принимать решения, не всегда, конечно, удачные, но в основном обреченные на коммерческий успех.

Его жизненное кредо основывалось на том, что то, что он делает, было в его интересах, а когда появилась семья, то и его детей, и базировалось на уважении к родителям. Улица, с которой он был знаком непонаслышке, была нужна ему постольку-поскольку: она позволяла работать в условиях после развала СССР. Сейчас этот уровень для него был пройден. Теперь один из донов иногда советовался с ним или даже просил оказать ту или иную услугу по щепетильным вопросам взамен на помощь, которую когда-нибудь тот сможет оказать Алексу.

Ситуация в стране и его личное состояние, желание быть неуязвимым при многочисленных проверках приучили его скрывать свои действия и истинные намерения, в том числе от подчиненных. От них Алекс требовал, чтобы они не делились информацией даже со своими коллегами, работавшими по другим проектам. Как минимум взбучка, при неумении держать слово – последующее отстранение от дел, увольнение или перекрытие доступа к информации: таковы были жесткие критерии работы в его компании. Общая информация такого рода, собранная от множества знакомых Алекса, так или иначе пересекавшихся с ним по роду деятельности, просто знавших его, и даже от его родственников, тем не менее, не давала каких-либо конкретных данных о том, чем он сейчас занимается, что планирует и где хранятся его активы.

Полковник Алимов, как и полагается в таких случаях, дал поручение внедрить человека в его окружение. Сделать это было непросто, но нужно. Уборщица в офисе Алекса (с ней побеседовали подчиненные Алимова) установила в комнате, где находился электронный глушитель, записывающую аппаратуру, и каждый день меняла съемные мини-диски с записывающего устройства, равно как и местонахождение микрофона в комнате.

Сведения относительно деятельности Алекса, которые должен был получить Алимов, основываясь на игре с Максом, предоставляли широкий маневр для их использования. Например, против Алекса, в пользу других игроков крупного капитала, против тех, кто крышует Алекса, а ими могли оказаться его коллеги по конторе, а также те, кто находился высоко, очень высоко в правительстве страны. А там, наверху, сейчас было совсем непросто: в движение пришли силы, рвавшиеся к власти, к реализации накопленного капитала на политической арене страны. Отойдя от окна, куда он все это время пристально смотрел, Алимов наконец произнес:

– Знаете что, Наташа, найдите-ка среди друзей Алекса наших агентов.

У Наташи была привычка рисовать в своем блокноте фигурки девушек в платьях как непроизвольное отражение того, к чему стремилось её женское начало, ущемленное военным уставом. Она быстро перевернула страничку, и, поднявшись, отчеканила:

– Слушаюсь, товарищ полковник, – и быстро вышла из кабинета.

Сценарии спецслужб похожи на алгоритм компьютерной программы: если нет, то другое. Отличием является начальная установка силовиков: при любом раскладе выполнить поставленную цель, за счет кратного дублирования, создания и использования обстоятельств, вынуждающих к сотрудничеству. Генерал Иванов не бросал слов на ветер и решал поставленные задачи системно. Как говорится, не тот уровень. Вызвав аналитиков, он поручил им подготовить два сценария для игры в Таиланде и Таджикистане, просчитать итог, внутренние и внешние составляющие с учетом сил, присутствующих в регионах. Ну и конечно, в сценарий входило, кто, когда и за сколько выполнит то или иное поручение российского ведомства.

Другой его прерогативой было утвердить всё это наверху, потому что впервые со времен Андропова предлагалось провести крупные акции. Переворот в Таиланде, военный или оранжевый, мог вызвать негативную реакцию в мире. Через две недели, получив оба документа в проекте, он размышлял, как получить на них «добро» на самом верху.

Замороженное состояние авиапарка и финансов Бута однозначно противоречило интересам российских спецслужб. С другой стороны, насильственное освобождение Виктора из тайской тюрьмы как вариант отпадало, т. к. американцы сумели провести в ряде международных организаций решение, приведшее к аресту не только Бута, но и его активов, включая авиатехнику. Оставалось дискредитировать американцев, расставить капкан, а когда ловушка захлопнется, предложить как минимум равноценный обмен на Бута.

По Таджикистану ситуация была непростой: клубок переплетающихся интересов и неконтролируемых факторов. Фарси, основной язык страны, давал таджикам возможность флиртовать с иранцами. На севере была горная Киргизия: единственная трасса М41, пролегавшая через всю страну с запада на восток, соединяла высокогорные районы Таджикистана и оканчивалась в кыргызском Оше. В регионе был еще один игрок, Узбекистан, интересы которого нужно было принять во внимание. Категорическое неприятие узбекской стороной строительства Рогунской ГЭС, усилия узбекской дипломатии привели к охлаждению интереса России к этому проекту.

Узбекистан также стремился к независимости газовых магистралей от России, что объективно давало ему возможность продавать голубое топливо по цене гораздо выше, чем предлагалось российским «Газпромом». Одним из возможных транзитных участков природного газа была Киргизия. По сведениям российских спецслужб, Узбекистан мог на основе межэтнического конфликта распространить здесь свое влияние на юго-востоке страны. Учитывая это, Россия выступила с заявлением, что готова разместить дополнительный воинский контингент в Оше, опережая возможные действия узбекской стороны и одновременно оставаясь гарантом стабильности в регионе. В целом шла крупная геополитическая игра, разменной картой в которой могли стать жизни сотен тысяч людей.

В данной ситуации это можно было использовать, чтобы пройтись затем аналогичными методами в Таджикистане и поставить своего человека у руля страны. По-видимому, только так и можно было выдворить с Бадахшанского месторождения рубинов израильтян, а с ними – стоящих за ними англо-саксонов. Их присутствие противоречило российским интересам, особенно с учетом истории рубинового месторождения и возможных стратегических последствий. Требовалось российское участие в рубиновом проекте таджиков. Обеспечить же это, по мнению Иванова, можно было путем демонстрации силы, ведь за компанией – концессионером стояла мощь мирового капитала, признающая, когда дело касалось крупного пирога, лишь этот испытанный метод.