В течение сего времени, однажды после обеда, приходит ко мне полицеймейстер Удом с встревоженным лицом и держит в руке бумагу. Я сидел с моими родными; он мне делает знак рукой, чтобы я к нему вышел. Я, видя его в таком положении, спрашиваю у него: что сделалось? Он мне прерывающимся голосом отвечает:
— Я, право, сам не знаю, — подает мне бумагу.
Я ее беру, и в первую минуту не поверил своим глазам: это была подорожная присланного из Киевского провиантского депо курьера в Каменец-Подольское комиссионерство. Подорожная начиналась: «По указу его императорского величества императора Александра Павловича» и проч. Я, прочитавши несколько раз, наконец вскрикнул:
— Боже мой, какое счастие!
Сестрица и все мои родные не могли понять, что со мной сделалось, и в ту самую минуту я перестал чувствовать боль от ревматизма. Прежде, нежели сестрица успела на восклицание мое прийти, я бросился к ним в комнату и начал их всех обнимать и поздравлять, показывая им подорожную. Удом за мной идет и все мне говорит:
— Ваше превосходительство, не подлог ли? Тогда мы все пропадем!
Я приказал позвать к себе присланного, который мне сказал, что накануне рано утром приехал курьер из комиссариатского департамента в Киев с объявлением, что император Павел скончался, а император Александр воцарился, и что как он выезжал, то весь Киевский гарнизон собирался к присяге. Я поспешно оделся, взял курьера с собой и пошел к военному губернатору; он тогда отдыхал. Лишь только я стукнул дверью, он спросил, кто тут, и тотчас вскочил с кровати.
— Что случилось, ваше превосходительство? — спросил он. — Нет ли из Петербурга курьера?
Видя, что он чрезвычайно встревожен, я отвечал ему:
— Успокойтесь, ваше превосходительство.
— Да что у вас за бумага? — продолжал он.
Я ему говорю:
— Подорожная, — и рассказал ему все, что случилось.
Генерал Розенберг долго не мог опомниться, наконец сказал мне:
— Да правда ли?
Тогда я позвал курьера, и он все подтвердил.
Радость Андрея Григорьевича была чрезмерная, и мы машинально бросились друг друга обнимать и поздравлять. Тут он мне признался о том беспокойстве, в котором находился, и что ежеминутно ожидал себе беды.
— Что же нам делать? — спросил он у меня. — Мы еще ничего не имеем официального.
Гарнизон Каменецкий состоял из двух армейских полков, нескольких пушек артиллерии и инженерной команды; один из полков помешен был в казармах, а другой расположен по окрестным деревням. Я предложил генералу Розенбергу послать в тот полк, который стоит по деревням, чтобы был в готовности к выступлению в крепость, и что я дам знать войскам, стоящим внутри города, быть тоже готовыми. На другой день приехал к нам курьер из Петербурга с манифестом о восшествии на престол императора Александра I и с присяжным листом. Войска немедленно были собраны, и я с несказанным восторгом приводил их к присяге обожаемому мною императору.
Едва сия счастливая новость разнеслась, как я получил два письма: одно от принца Нассау, а другое от графа Моркова; оба они требовали от меня подтверждения сей новости и спрашивали моего совета, ехать ли им в Петербург. Я обоих удостоверил, послав к ним копию с манифеста, и советовал тому и другому ехать представиться новому императору, а графа Моркова просил доставить от меня письмо государю, через кого он сочтет приличным.
Я получил 10 мая 1801 года из Петербурга высочайший приказ, отданный при пароле апреля 17-го, в котором на место мое назначается майор, а мне повелено состоять по армии; а от 22-го того же месяца предписано от великого князя Константина Павловича, чтобы я сдал крепость назначенному на мое место комендантом генерал-майору Гану, а по сдаче рапортовать его высочеству и государственной военной коллегии. Я тогда удостоверился, что письмо мое дошло до его величества, в котором я только писал, что, повергая себя к стопам государя и благодетеля, изъявляю неизреченную мою радость, что могу наименоваться наивернейшим из его подданных, и что письмо мое напомнило обо мне императору.
Я предложил Алексею Николаевичу и сестрице ехать в Петербург, где я надеялся скоро с ними соединиться. Я прожил в Каменце около трех недель в ожидании моего преемника. По приезде генерал-майора Гана я сдал ему крепость в три дня и, распростясь с моим добрым начальником А. Т. Розенбергом, полетел в Петербург, взяв с собою просьбу от полицеймейстера Удома об определении его в армию[53]. Я приехал в Петербург после обеда; одевшись, отправился тотчас к Михаилу Илларионовичу Кутузову, бывшему тогда военным губернатором, на место графа Палена. Проезжая по улицам, на всех лицах встречающихся со мной людей я приметил изображение какого-то душевного удовольствия. Явясь к военному губернатору, который принял меня очень ласково, я просил его высокопревосходительство представить меня императору. Он мне на сие сказал:
— Я знаю, что вас государь всегда жаловал, и потому я вам советую завтра в половине первого часа поехать прямо на Каменный остров, вызвать дежурного камердинера и приказать о себе доложить его величеству: в это время государь возвращается от развода и бывает один.
Я с нетерпением ожидал другого дня и назначенного часа ехать на Каменный остров. Наконец час наступил, я во дворце, вызываю камердинера, который мне сказал:
— Тотчас доложу.
И через десять минут отворяет дверь и говорит:
— Пожалуйте к государю.
Я не в состоянии описать той минуты, когда я увидел моим императором того, который с небольшим за год перед тем, как наследник престола, оказал мне милости и благодеяния, которым нет примера. Я не заплакал, а зарыдал, и только что мог сказать:
— Простите, государь, это слезы радости и неизъяснимой благодарности.
Император меня обнял, я хотел поймать его руку, чтоб поцеловать, но он ее отнял, и я поцеловал его в плечо. Государь мне сказал:
— Я рад, что тебя вижу, теперь, я надеюсь, мы будем жить вместе. — Присовокупить изволил — Каково ты жил в Каменце? И ты не в претензии, что выехал оттуда?
Я отвечал его величеству:
— Не в претензии, потому что выезд оттуда доставляет мне счастие теперь видеть моего государя.
Потом император изволил спросить у меня:
— Был ли ты у брата?
Я отвечал:
— Нет еще, ваше величество!
— Так съезди к нему, — присовокупил государь.
Я откланялся и поехал с большим восторгом от милостивого приема императора.
В тот же день я отправился в Стрельну, где находился великий князь Константин Павлович. Его высочество обласкал меня как нельзя более и сказал:
— Ну, Комаровский, я надеюсь, опять ко мне?
Я отвечал, что я почту себе за великое счастие находиться по-прежнему при особе его высочества.
— Так я доложу государю, — продолжал великий князь, — теперь Бог с тобой.
Я пошел повидаться с бывшими моими товарищами и нашел только одного Озерова; впрочем, я увидел множество новых для меня лиц: Баура, Н. Ф. Хитрова, который был тогда в большой милости, Витовтова, Олсуфьева и Опочинина, которых я оставил офицерами Измайловского полка, адъютантами его высочества, и тон их мне вообще очень не понравился. Через год я нашелся у великого князя в кругу совсем почти незнакомых. Возвратясь домой, я подумал, как бы мне еще встретиться с государем, и, если возможно, избавиться от предлагаемого мне великим князем. Я узнал, что император всякой день после развода в 12-м часу прогуливаться изволит с Уваровым в Летнем саду. Я туда поехал и, к счастью моему, тотчас встретил государя; его величество мне сказал:
— Здравствуй, Комаровский, что тебя давно не видать?
Я доложил государю, что не смею беспокоить его величество.
— Вздор какой! Приезжай ко мне, когда хочешь, — присовокупил император.
Получив такое позволение, я решился в тот же день ехать на Каменный остров и тотчас был принят императором. Государь изволил у меня спросить:
