Первый кадетский корпус был преобразован Бецким в царствование императрицы Екатерины II. По штату положено было пяти возрастам, и в каждом возрасте по сто кадет, выпускники были через 15 лет; впоследствии сие изменилось, и выпускали по успехам, но кадеты никуда отпускаемы не были во время нахождения их в корпусе, и для того были казенные лошади и кареты, в которых возили их прогуливаться. Кадеты получали воспитание моральное и гимнастическое; для сего последнего устроен был манеж, который и теперь существует. Кадет учили вольтижировать, верхом ездить, фехтовать и танцевать. Император Павел, желая увеличить число кадет, приказал составить новый штат и уничтожить все гимнастические классы, даже и танцевальный, оставив фехтовальный и манеж. Для составления сего штата назначены были генерал-майор Андреевский, служивший в корпусе, эконом оного барон Аш и я. Мы нашли способ прибавить 226 кадет, и так число оных было 726, а вместо возрастов кадеты были разделены на роты; штат сей был конфирмован[32].

Из загородных дворцов, доставшихся после императрицы Екатерины императору Павлу, он любил Петергоф, Царского же Села терпеть не мог. Проведя весенние месяцы в 1798 году в Павловске, император в начале июня со всем двором переехал в Петергоф, где квартировал ее величества полк, оным командовал Михаил Алексеевич Обресков. На время высочайшего пребывания в Петергофе великий князь Константин Павлович назначен был военным губернатором, Обресков — комендантом, я — плац-майором, а Измайловского полка адъютант Черепанов — плац-адъютантом. Время было прежаркое. Один раз император, встретив меня, сказал:

— Мы здесь совсем как в Африке.

Тогда приехали в Петергоф два брата императрицы Марии Феодоровны, герцоги Фердинанд и Александр. Император езжал всякое утро верхом с герцогами и обоими великими князьями; я бывал всегда в свите. Скоро после того начались гонения на многих придворных, а особливо на тех, к коим императрица Мария была милостива; в числе их был граф Н. П. Румянцев, которому велено было ехать в чужие края; шталмейстер князь Голицын сослан был в Москву; князь А. Б. Куракин, бывший генерал-прокурором, отставлен, а на место его назначен Лопухин; генерал-адъютант Нелидов, бывший любимцем императора и имевший военный портфель, отставлен, а на место его определен генерал Ливен; граф Буксгевден, тесть Нелидова, бывший петербургским военным губернатором, отставлен, и на место его назначен граф Пален; Нелединский, бывший у принятия челобитен, отставлен, и на место его определен Неплюев[33].

Причиною сих гонений и перемен полагали начинавшийся фавор Кутайсова, который был тогда болен жабою, — ему дан был орден Св. Анны 2-го класса, а говорили, что ему приложили красный пластырь на шею, чтобы скорее выздоровел, — а вместе с тем и рождавшаяся страсть к дочери Лопухина много способствовала таким действиям императора. Лопухин скоро потом выдал одну из своих дочерей за сына Кутайсова, и тем составилась партия, которая не могла быть в духе императрицы Марии Феодоровны.

Должность великого князя, как военного губернатора обязывала его находиться при вечернем рапорте караульного офицера, подаваемом императору. Всякое воскресенье были в Петергофе балы, на которые приглашались иногда иностранные министры. В одно воскресенье, после такого бала, который продолжался довольно долго, когда вся императорская фамилия вошла во внутренние комнаты, император со всеми распрощался, в том числе и с великим князем Константином Павловичем. Его высочество, возвратясь к себе, сказал мне:

— Государь меня отпустил, прикажи подать мне кабриоль; я поеду погулять в Нижний сад.

Через полчаса после отъезда великого князя приходит граф Ливен и спрашивает у меня, где его высочество, говоря при том, что государь дожидает его, чтобы принять рапорт от караульного офицера. Я ему отвечал, что великий князь поехал в сад, и его высочество считает, что государь его отпустил; но я тотчас пошлю отыскать великого князя. Не прошло получаса, как граф Ливен опять приходит и говорит мне:

— Скажите его высочеству, что государь на него гневается, что он не знает своей должности.

Лишь только граф Ливен ушел, как посланный мой отыскал великого князя, и он прискакал домой. Торопливо спрашивает меня:

— Ну, что сделалось?

Я ему пересказал все, что случилось в его отсутствие; его высочество чрезвычайно огорчился и послал меня узнать от караульного офицера, как это происходило. Караульный офицер мне сказал, что государь долго не принимал его с рапортом, ожидая все великого князя, наконец приказал ему войти и принял рапорт.

На другой день, рано поутру, великий князь прислал за мной. Я нашел его весьма встревоженным.

— Я не мог во всю ночь почти уснуть, — сказал мне его высочество.

Он тотчас решился написать письмо к государю, но оно возвращено было нераспечатанным; после того приходит Обресков и говорит его высочеству:

— Государь знает, что ваше высочество сегодня нездоровы, а потому приказал мне подать рапорт при разводе, — который великий князь принужден был ему отдать.

Это довершило отчаяние его высочества. Чтобы больше еще привести его в затруднительное положение, императрица присылает к нему записку, в которой приглашает его с собой прогуливаться в колясочке. Я не знаю, что он отвечал на записку императрицы. Ходя долго по комнате взад и вперед, наконец он бросился ко мне на шею и сказал:

— Мне пришла мысль, исполни ее: поди сейчас к И. П. Кутайсову, скажи ему все, что со мной случилось, скажи, в каком я отчаянии, и чтобы он испросил у государя одну милость, чтобы меня выслушать.

Кутайсов был болен и жил под самым государевым кабинетом, что у гауптвахты; лишь только я к нему вошел, как он мне говорит:

— Вы, верно, пришли от великого князя Константина Петровича? Я все знаю. Государь у меня был и все пересказал; не стыдно ли великому князю не исполнять своей обязанности и тем приводить в гнев своего отца и государя?

Такая встреча меня удивила. Я ему на сие сказал:

— Если бы его высочество был виноват, он не стал бы себя оправдывать, а великий князь прислал меня просить вас, чтобы вы испросили у государя одну только милость, чтобы его выслушать.

— Хорошо, сударь, — отвечал Кутайсов, — я исполню волю его высочества.

Я пожалел великого князя и не передал ему всего разговора, а сказал только, что И.П. обещал исполнить его волю. Через несколько минут опять великий князь послал меня к Кутайсову; лишь только я поровнялся с гауптвахтой, как государь выходит от Кутайсова, увидя меня, прямо идет ко мне навстречу и, вертя своею тростью, грозно мне сказал:

— А! Ты послом ходишь.

Я тотчас стал на колени и говорю ему:

— Государь, великий князь перед вами не виноват.

Его так это удивило, что он, взяв меня за руку, сказал:

— Встань, встань, — как не виноват? Надень шляпу.

И, взяв меня под руку, пошел со мной по аллее Верхнего сада. Я объяснил государю, как великому князю показалось, что он его отпустил, и уверял в привязанности великого князя к его величеству не только как к отцу, но как к государю; и что он вернейшего подданного, как великий князь, у себя не имеет; что гнев государя довел его высочество до отчаяния.

— Как, он точно огорчен? — прервал государь.

— Он так огорчен, — продолжал я, — что если сие состояние продолжится, то он, я уверен, сделается больным.

Тогда государь начал мне рассказывать, как все против него, т. е. императрица и наследник; что он окружен шпионами; в сию минуту прошел вдали парикмахерский ученик, и государь, показывая на него, сказал мне: «Ты видишь этого мальчишку; я не уверен, чтобы и ему не велено тоже за мной присматривать»; что его величество полагался на привязанность одного только Константина Павловича, но накануне сделанный им поступок заставил государя думать, что и он передался противной партии. Наконец император присовокупил: