Чтобы понять, в чем причина такой позиции, попробуем в качестве своеобразной «лакмусовой бумажки» применить перечисленные выше факторы и выяснить: кто из мифологических персонажей может выступать в роли любовника (любовницы) смертного человека, в чем причина возникновения такой связи и какие последствия для человека она несет, существуют ли способы ее предотвратить, а также какие дети в результате ее рождаются.

Необходимо заметить, что в той или иной степени способностью вступать в любовные отношения с людьми обладают почти все славянские мифологические персонажи: согласно русским верованиям, леший берет себе в жены проклятых девушек, домовой может иметь половую связь с хозяйкой дома (ср. характерное вологодское название домового батюшко дворовы снохач); по общеславянским поверьям, весьма любвеобильны водяные — они сожительствуют с утонувшими и утопившимися женщинами, согласно севернорусским представлениям, женятся на дочерях других водяных, а у западных славян заманивают к себе женщин красивыми лентами и безделушками и даже ходят по деревням и сватают земных девушек себе в жены; восточнославянские русалки заманивают деревенских парней и соблазняют их. Однако для всех этих персонажей любовная связь с земным человеком является одной из многих функций, часто не основной, лежащей на периферии основных характеристик.

У славян существует ряд мифологических существ, для которых любовная связь с человеком является главной, основополагающей (а иногда и единственной, как, например, для змея-любака) функцией. В карпатской мифологии к их числу, относятся из мужских персонажей умерший муж или возлюбленный, приходящий к живой женщине и вступающий с ней в любовную связь: «Базьо Геврик з нашого передмістї навіть по смерти ходив до свої жінки. Черес цїло лїто ходив. Ўсе в ночи по двайнацятій та лїгав з жінкай спати» (Дрогобичи, льв.; Гнатюк, 1912, 1, 160).

В быличках подчеркивается, что такой покойник умер молодым, в результате несчастного случая или неестественной смертью, т. е. речь идет об умерших до срока, не изживших своего века покойниках, которых причисляют к разряду «заложных» (термин Д. К. Зеленина): «Були молоди, та бралися. И скоро убило jеɣо у лиси. Лышылася бэз чоловика и мала двоих дитей малых. Так голосила за ним, плакала, шчо вин присох» (Луги, рах. зак.; КА, 1989; зап. автора). «Хлопец заɣенуӱ на виjни, а дивчина тоскувала. И вин приходыӱ до jej» (Головы, верхов, ив. — фр.; КА, 1990, зап. Е. Чекановой).

Часто считается, что в образе любимого человека приходит черт: «Вин, цей чорт, цей сатана ходәӱ до жинки, до диӱчәнә. Вин з ней живэ, йак чоловик з жинкой, вин переводится йак чоловик знайомый, и так обманывает людей» (Головы, верхов, ив. — фр.; КА, 1990, зап. автора). Нечистый в образе красивого молодого человека, соблазняющий женщин, иногда может иметь специальное название пэрэлэстник или лiтавэц'.

Иногда в роли мифологического любовника выступает демон-обогатитель выхованец, с которым хозяйка вынуждена спать за то, что он приносит ей богатство: «Зносок — йего, кажуть трэба носәтэ дэвять дэнь пид пахоӱ и дэвять дниӱ нэ говорәтэ ни до кого. [Из него получается] свий, вәхованэц. То будэ помагатә, [но за это] мусэтэ з ним спатэ, муситэ йему истэ варэтэ» (Тисов, долин, ив. — фр.; КА, 1988; зап. автора).

Эти карпатские мотивы имеют варианты в других славянских традициях. У восточных славян (здесь и далее — за исключением карпатского ареала) подобные сюжеты связаны с демоническими существами типа змея-любака, налета, любocmая, огненного змея и под., которые под видом умершего или отсутствующего любимого человека прилетают к женщине: «Кажут, шо йе таке. Шо чоловик умрэ и жинка дуже плачет, так он перекинеца и станет йак чоловик и кажну ночь ложица с йей» (Рясное, емельч. жит.; ПА, 1981; зап. Е. Чекановой). «Умьер у жинки муж. Плакала дуже, аж ей у нощь приставляеца, шо он пришол хату управлять. А потом к ей ў постель лег, да руками бере ее. То домовик буӱ» (Вел. Поле, петрик. гом.; ПА, 1983). «Мужа у той ведьмы не было. Гаварили, что з чортом живе, с нечистой силой, как с мужем. И сын этот от него был. Казали, к етим ведьмам лятав змей. И ён змей етот им ӱсе богатство носиӱ. Гуляюць деӱки, парни и бачуць: змей лятить. Агонь, и с хвастом. Шумить, лятит. Это я лично бачила» (Челхов, клим. брян.; ПА, 1982). Иногда такие сюжеты связаны с образом вампира: «Strzygoń żonaty chodzi po śmierci do swojej żony, pomaga jej w pracy, a nawet može mieč z пщ dzieci» (Подолье, Ziemba, 1888, 11). У русских маньяк, персонаж, летающий к тоскующим вдовам, осмысляется и как нечистая сила, и как человек, проклятый своими родителями (рус., Сахаров, 2, 14).

У южных славян мотив половой связи женщины с демоническим существом обычно также соотносится с вампиром, а кроме него, с персонажами типа алы или змея: «Ако се чоjек повампирио приjе своjе смрти своjе жене одна joj обноħ долази» (Босния, Ђорђевиħ, 1953, 33). «Змеят може да се влюбва в обикновена девойка или жена, а змеицата — в младеж. Расказва се, че змеят залюбвал своята жертва още от дете и не и давал да се омъжи за друг, докато не я разлюби» (болг.; Георгиева, 1983, 85). Ср. характерные детали, объединяющие карпатскую и балканскую традиции: у болгарского змея кожа — как толстая роговая чешуя (Маринов, 1914, 207). В карпатской быличке такой же роговой покров замечает девушка на коленях своего любовника, который оказывается чертом (бабушка ей советует: «Як він прийде грати сї, та тогди посмотри на колінах, ци є у него нїхкі, як є нїхкі, то то Осинавец»: Зеленици, надворн. станисл.; Онищук, 1909, 84). Змей, прилетающий в дом, не видим всем, кроме девушки, к которой он является (Георгиева, 1983, 81). Эта деталь характерна и для карпатских быличек (см. хотя бы: Онищук, 1909, 85).

Однако огненная природа таких существ, их связь с атмосферными и метеорологическими явлениями, а также их «летучесть» — постоянные признаки южнославянского змея, не встречаются в карпатских верованиях, зато имеют очевидные параллели в восточнославянской традиции: «змеят се ява като светкавица, като огнено кросно, голяло червено колбо, което се смята за огнен змей» (Георгиева, 1983, 81). Ср. многочисленные восточнославянские представления о том, что змей летает в виде огненного шара, веника, снопа и рассыпается искрами над тем домом, где живет его жертва. По болгарским представлениям, во время грозы девушки должны прятаться, чтобы их не смог увидеть змей, а также, «когато падат звезди, се смята, че летят змейове и грабят моми» (Георгиева, 1983, 87). Ср. русское поверье, что в день Св. Власия не должно смотреть на звезды, чтобы не увидеть маньяка — разновидность змея (Сахаров, 2, 14).

Соответствующие женские персонажи фигурируют в разных местах карпатского ареала под различными названиями: богин'а, дiка баба, пэрэлэстныц'а, лiтавэц'а, повітрул'а, бісэц'а, н'авка, майка, лісна и др., однако по своим характеристикам являются частными вариантами одного и того же образа. Подобное существо спереди выглядит как молодая и очень красивая женщина с длинными волосами, но сзади она не имеет спины, внутренности у нее открыты (характерная черта многих демонов, прежде всего чёрта, о котором известно, что «у него спина корытом»). Она обладает необыкновенными свойствами (даром провидения, способностью летать и под.), а также способностью заманивать и обольщать парней: «Лисова панна — спереди выглядит как девушка хорошего рода, а сзади тянутся за ней кишки. Заманивает к себе молодых людей, идущих вечером одинокой лесной дорогой. Лисова панна завлекла к себе работника. Через два года он вышел из лесу глубоким стариком и вскоре умер» (Косов, ив. — фр.; Франко, 1898, 212).