Когда сестра Терезия появилась на пороге молельни, я в который раз подивилась как мало надо времени сестре Алве на клепание очередного доноса. А может все дело в терпении матери Илисатт?!

Я как раз читала про себя всего лишь третий стих о похождениях Рябого Рэя, так как молиться я толком так и не научилась. Слова молитв, я, безусловно, запоминала, но это совсем не то. Молиться надо от души, каждое слово наполнять верой. Наши же отношения с Богом были своеобразны. Мне почему-то казалось, что Всемогущий ужасно устал от постоянных просьб, жалоб и благодарностей, недаром же у него на всех изображениях такой постный вид. Да и нечего мне было у него просить, а благодарила я его по два раза на дню — просыпаясь и отходя ко сну — более чем достаточно. Зачем повторять по десять раза, Он и так слышит. Поэтому, склонив голову для молитвы, я почитала своим долгом чем-нибудь Его развлечь и читала ему стихи, разные, как правило, из народного фольклора. Сегодня я решила порадовать Бога похождениями Рябого. Там все истории веселые, немного пошловаты местами, но из песни слов не выкинешь.

— Элисса Диана, матушка ожидает вас.

Сестра Терезия была неподражаема. Официальное мирское обращение «элисса» — олицетворяло брезгливость и отвращение, мое имя было произнесено холодно и обвиняющее, «матушка» — выражало море безграничной нежности и обожания, «ожидает» — бездна негодования, — как смеет пыль под ногами заставлять ждать матушку, — и, наконец, «вас» сказано было с презрением и жалостью.

Да, что и говорить, здесь, кажется, все умеют не то, что голосом, одной складкой одеяния выразить все многообразие чувств. Вот и сейчас каждое слово сестра произнесла определенным тоном, донеся до моего сознания значительно больше информации, чем под этими самыми словами подразумевалось.

Новости в нашей богадельне разносятся быстрее морового поветрия — женский серпентарий. С мужчинами все-таки гораздо проще. Ну что ж, сестра Алва никогда не теряла времени даром, и теперь я не сомневалась, что о произошедшем инциденте, а точнее об определенной его трактовке, знает уже весь монастырь.

Поднявшись с колен, я подмигнула напоследок лику Всемогущего, он мне как обычно не ответил.

Сестра Терезия собранная и серьезная со сведенными к переносице бровями летела по коридору, олицетворяя не иначе ангел возмездия, мне же, как и полагается заблудшей душе, оставалось только семенить сзади. Проходя по коридору, я мельком увидела зареванное личико Анны в проеме закрывающейся двери. Бедолага. Вот уж кому не повезло, так это ей. Я уже давно не обращала внимания на отношение ко мне других людей, — или мне так казалось, — а вот девчонке придется туго, хотя, надо признать, она сама виновата.

В кабинете Матери Илисатт, все было так, как я и предполагала: унылые святые на гобеленах, темные тучи в узком стрельчатом окне, вялые языки никогда негреющего пламени в камине, спокойная и строгая Илисатт и, наконец, красная и возмущенная Алва, встретившая меня «дружелюбным» шипением.

— Исчадье ада!.. — сестра взирала на меня с бескорыстной и чистой ненавистью.

Присвистнув, — про себя, конечно, — я в очередной раз поразилась силе и глубине чувств этой немолодой уже женщины. Такую энергию, да на мирные бы цели…

— Вы можете идти, — кивнула Алве матушка.

— Вы… Я… Она оскверняет своим присутствием… стены… воздух… нашу обитель! — Выкрикнула сестра, негодующе тыча в меня сарделькообразным пальцем. Маленькие свинячьи глазки невразумительно блеклого цвета метали молнии из-за толстых щек.

— Испортить воздух я еще не успела, это исключительно ваша прерогатива, сестра, — заметила я и, хмыкнув, без приглашения опустилась на холодное деревянное сиденье, по недосмотру называемое здесь креслом. Автору сего мебельного шедевра лично я бы кое-что оторвала, чтоб неповадно было, и не только руки…

Удивившись повисшему молчанию, я подняла глаза и не на шутку испугалась, что сестру Алву хватит удар. Женщина покраснела до свекольного цвета и судорожно хватала воздух ртом. Если она сейчас тут свалится, мы ее в коридор вытащить уже не сможем (сестра Алва во все двери, кроме столовой, проходила бочком, так как эти самые двери были явно не рассчитаны на столь жир… дородных монахинь).

— Диана! — укоризненно покачала головой настоятельница. Судя по плескавшемуся в ее глазах испугу, она тоже оценила возможные последствия падения сестры.

А что я? Я — ничего. Что есть, то и сказала. За сестрой действительно водился такой грешок.

— Воды… — прохрипела Алва, закатывая глаза и начиная картинно заваливаться вправо.

— Сестра присядьте, — Илисатт подхватила ее под локоть и потянула к кушетке, кстати, такой же жесткой, как и кресло, даром, что тканью обита.

— Диана… — настоятельница растерянно обернулась.

Но я была уже тут как тут с кувшином воды в руках. Лицо матушки на мгновенье озарила благодарная улыбка, лишь на мгновенье, которого мне хватило, чтобы вылить содержимое кувшина на голову «умирающей» сестры.

Громкий трубный рев сотряс стены, не знаю как там на нижних этажах, но подо мной пол точно покачнулся. После этого мы все замерли: Алва — в шоке, Илисатт — в ужасе и я — с легким любопытством. К слову сказать, ни одна капля вылитой воды пола не достигла.

— Ч-ч-что… что это было?… — икнув, прошептала сестра Алва.

— Вы перепугали нас, сестра! — Настоятельница — она на то и настоятельница, чтобы выкручиваться из любой ситуации. — Вам сделалось дурно, и мы пытались привести вас в чувство. Это все погода! Уже неделю постоянные дожди. Это плохо влияет на всех нас. Вам лучше?

— Э-э-э-э… — Алва растерянно кивнула.

— Ну, вот и хорошо! — Обрадовалась Илисатт. — Вставайте! Вам надо немедленно пойти к себе и лечь! Я очень переживаю за вас, сестра. Диана, помоги.

Я быстро подхватила Алву под локоть с другой стороны и со всей возможной прытью потянула ее к выходу. У самой двери сестра опомнилась и, негодующе сверкая глазами, вырвалась их моих рук.

— Матушка!.. Это… Из-за этой… я…

— Да-да, — закивала головой Илисатт, сделав мне знак исчезнуть из зоны видимости, — вы очень слабы! Прошу вас, сестра, идите к себе и прилягте! Я волнуюсь за вас.

Последнюю фразу настоятельница произнесла таким встревожено заботливым тоном, что не только у Алвы, у меня на глаза навернулись слезы.

— Вы так добры ко мне… — дрожащим голосом залепетала сестра, уверившись в том, что она действительно еще «очень слаба». — Я… Мне… Вы так добры, матушка!..

Выкрикивая бессмысленные слова благодарности Алва, подталкиваемая настоятельницей, очень медленно продвигалась к широко распахнутой мной двери. Я опять хотела было вмешаться, но матушка кинула на меня такой взгляд, что мне пришлось снова нырнуть за гобелен. Когда, наконец, за широкой спиной(а вернее боком) сестры Алвы закрылась дверь, мы обе не сговариваясь с облегчением привалились к ней.

— Вы действительно безмерно добры, мать Илисатт, — подтвердила я, — и терпеливы. Бесконечно терпеливы.

— О, да… — вздохнув, настоятельница опустилась в кресло и устало прикрыла глаза, но через мгновенье строго уставилась на меня. — Так что там за история с сестрой Анной?

— А что за история? — невинно поинтересовалась я.

— Диана!

— Надо же мне для начала узнать, в чем меня обвиняют.

Илисатт вздохнула, по красивому строгому лицу пробежала тень.

— Диана… Ты не монахиня. Ты живешь здесь уже давно, но не отказалась от мирской жизни. Так не делается. Многие сестры, которые… с которыми… Сестры, чье мнение мне приходится учитывать, обеспокоены. Не столько твоим присутствием, сколько тем искушением, которое ты несешь в себе. Ты ведь понимаешь, что своей речью, своим поведением, мыслями ты олицетворяешь мир, ставший для нас закрытым. А многим сестрам, особенно молодым сестрам этот мир еще интересен, еще не потерял своего очарования. Да и ты уже не то загнанное существо, что приползло к воротам полгода назад. Ты снова стала сильной, и ты хочешь вернуться туда. И мир… Твой мир ждет тебя.