В каком-то отрешенном трансе, слабо представляя себе, что же все-таки делает, словно организм сам создал себе анестезию, Инга достала нож и аккуратно раскрыла лезвие. Еще раз посмотрела на сильное течение реки, и прижала металл к запястью, чуть ниже красной нити, словно указывающей ей место. И с силой надавила, почти не ощущая боли, чертя линию, тут же набухающую темно-красными каплями. Они медленно росли и скатывались по ее коже в бок, по одной капая на траву.

Медленно. Очень.

Инге подумалось, что река бежит гораздо быстрее. Все в том же отрешенном состоянии, она подняла руку с ножом, подумав, что в шее кровь бежит быстрее. Но прижать острие к коже не успела.

Инга находилась в какой-то прострации, почти не замечая ничего вокруг, даже реки не слыша, полностью сосредоточившись на внутренней боли и ударах крови, вытекающей из ее вен. Потому, совершенно не ожидала чего-то, налетевшего на нее сзади. Сжавшего, встряхнувшего ее тело, подобно удару урагана, срывающего хлипкое строение со своего места. Нечто стиснуло обе ее руки, до дикой боли сжав порезанное запястье. Надавило на какую-то безумно болезненную точку на второй руке, заставив пальцы онеметь и выронить ножик. Дернуло, развернув все ее тело.

Но Инга даже рта не раскрыла. Не издала ни звука. И не успела ни удивиться, ни поразиться. Потому что оказалась лицом к лицу с человеком, которого мысленно уже похоронила в заброшенном доме. Смотрела прямо в невозможно-синее глаза, полные гнева, теней и… страха.

Вот это, последнее, наверное, показалось ей дико невероятным, нереальным. И она улыбнулась. Не вырывалась, не удивлялась, ничего. Просто смотрела в глаза Нестора, улыбаясь.

А потом смогла сделать вдох. Настоящий, полный, дающий ощущение свежести и свободы. И все еще скованная его пальцами и ладонями, подалась вперед, к нему. Выдохнула:

– Нестор!

И со всей силой накопившейся в ней бесконечной прорвы разнообразных безумных эмоций, прижалась ртом к его разъяренно сжатым губам. Всем телом прижалась к нему, игнорируя то, что ее руки неудобно от этого вывернулись. Даже, если это было окончательным сумасшествием, Инга вдруг испытала безграничное счастье.

Ярость пульсировала в его голове.

Ярость бурлила в крови, разносясь бешеным током по телу.

Ярость затягивала темной пеленой зрение.

А сердце оледеневшим камнем давило в груди, скованное диким, нереальной силы страхом. И это, совершенно несвойственное ему чувство – подпитывало и усиливало ярость. И необходимость. Потребность убедиться в том, что не опоздал. Нужда ощутить ее каждой своей клеткой.

Нестор знал, что тяжело дышит, глубоко, раздувая ноздри. Из-за этой ярости. Из-за потребности. Из-за необходимости прочувствовать ее даже легкими.

Он не мог сейчас анализировать ситуацию, не имел сил оценить обстановку и оказался не в состоянии вычленить решающие факты. Все, чего он сейчас хотел – это наорать на нее. Заорать по-настоящему, так, как никогда и ни на кого не кричал. Чего в принципе никогда не делал. Встряхнуть эту женщину так сильно, чтобы она поняла всю дурость того, что только что чуть не совершила. Чтобы выплеснуть весь свой ужас, охвативший каждую мышцу, когда понял, что именно Инга делает. Когда увидел, как меняется, затухая, окружающее ее свечение, присущее всему живому, из-за готовности Инги привести себя к смерти. Когда испытал леденящий страх, с максимальной скоростью сокращая имеющееся между ними расстояние, не позволяя думать, что может не успеть. И потеряет навсегда.

Она не имела права! Не обладала полномочиями забирать себя у него!

Все, что Нестор сейчас был в состоянии сделать – это пытаться хоть как-то удержать в руках контроль. И Ингу. Максимально пережать рассеченные сосуды на ее запястье, зная, что переступает границу боли. Ощущая, как по его пальцам стекают капли ее крови, усиливая весь этот чертоворот эмоций, разрывающих его голову. И дышать еще глубже, впитывая ее запах, доказывающий, что Нестор не опоздал.

Она принадлежит ему! Вся! До последней капли этой крови! Она…

Но у него не оказалось возможности ни додумать, ни высказать хотя бы часть всех этих мыслей Инге. Не успел Нестор и встряхнуть ее, приводя в чувство. Потому что в этот момент ни лице Инги появилась, по-настоящему расцветая, улыбка. Полная такой радости, такого счастья, какого он у нее не наблюдал ни разу за все эти месяцы. И смотрела Инга при этом прямо на него, глаза в глаза.

– Нестор! – выдохнула Инга.

Без страха, без отчаяние, без опасения. Счастливо.

Сбив его с ног и дезориентировав, покорив этим тембром голоса, поставив всю его суть на колени перед ней всего лишь одним словом. Его именем. Никто и никогда так не произносил его имя. Не смотрел так на него. Даже сама Инга еще недавно. Не осталось в ее глазах ни страха, ни настороженности, ни тени опасения перед ним.

Он потерял ориентир. По-настоящему растерялся.

Даже ярость стихла. И по коже начало расползаться тепло от ее тела, от ее радости, которую он физически ощущал. Осталась лишь огромная потребность в ней. В его женщине.

Но, как ни странно, и тут Нестор не успел, все еще переживая отголоски страха и злости. Инга первая подалась вперед со всей силой, сама себе выворачивая руки, потому что Нестор просто не мог ослабить захват пальцев. Он должен был быть уверенным, что пережал порезанные сосуды. А она, игнорируя это, прижалась к его рту своими губами, окутывая собой, таким родным и знакомым запахом, настолько ему необходимым именно в этот момент; согревая мягким и только ей присущим теплом, почти реально ощутимым, заставляющим чуть прищуриться, от только ему уловимого свечения ее счастья и радости. И просто целовала, самозабвенно и отрешенно. Хотя, Нестор точно знал – Инга прекрасно уловила бушующую в нем ярость.

Сопротивляться и своей, и ее потребности – он не мог. Разжав пальцы, Нестор отпустил ее руку. Одну, пустую, продолжая сжимать израненное запястье. Подхватил Ингу, сжав пальцами ее затылок, заставляя опереться на него. С каким-то странным удивлением понял, что может погрузить ладонь в ее волосы, что показалось совершенно непривычным. Поддался этому.

И… Все, совершенно потерял контроль над собственной в ней нуждой.

Она целовала его губы. Нестор же, похоже, накинулся на ее рот, словно стремился напиться Ингой, впитать то тепло и радость, которой она в этот момент просто заискрилась. Ее губы, щеки, нос, ресницы – он жадными, горячими касаниями рта пытался дотянуться до всего, не умея делать этого, как Инга, и не в состоянии сейчас ограничиться. Надавил на ее спину, буквально притиснув Ингу к себе, продолжая при этом пережимать порезанное запястье. Прошелся губами по отросшим волосам на ее висках, вернулся к губам, набросился на ее рот, словно оголодавший.

Хотя, это правда – он оголодал по ней за эти месяцы. Сам себе не разрешал приблизиться, хотя вернулся еще месяц назад: изучил каждый ее шаг, рабочий кабинет, регулярно проверял безопасность квартиры. Следовал за Ингой везде, куда бы она ни шла, но не делал того, чего желал больше всего – не приближался. Только ночью, если точно знал, что сон глубокий, и она не проснется, разрешал подойти совсем близко. Но не касался.

Потому сейчас он буквально набросился на нее, пытаясь впитать в себя ощущение ее тела каждым миллиметром своей кожи. Ртом напиться Ингой. А она не замерла, не притихла, отдавая ему всю власть и руководство, как это чаще всего случалось раньше. Инга целовала его не менее жадно. Стремилась достать до любого доступного ей участка его тела. Толкала его самого, сталкиваясь с Нестором лбами, носами. И смеялась. А потом всхлипывала, и опять кидалась целовать его скулы, нос, подбородок. Распоряжаясь лишь одной рукой, она так вцепилась в его шею, будто бы думала, что Нестор попытается сейчас оттолкнуть ее от себя. Чуть ли не ногтями «заякорилась», для надежности видимо. И дышала так же тяжело, настолько же глубоко, как он сам.