Калибр пять сорок пять А рука твоя, ещё тёплая, Так безвольно опущена вниз. Красота ещё не поблёклая, Словно смерть – это твой каприз. Ранка маленькая, как горошина, Кровь, запёкшаяся по краям И записка небрежно брошенная, Как прощальный привет друзьям. «ПСМ», – сказал опер уверенно, Двумя пальцами взяв пистолет, Пока эксперты что-то мерили И чертили мелом паркет. Что тебя подтолкнуло, милая? Я ж тебя не учил стрелять … Так прервала ты жизнь постылую Из калибра пять – сорок пять. А в записке кривые строчки, Что написаны нервной рукой: «Ухожу … не бросайте дочку. … Не ругай меня, милый мой!» Кукушка
Облака плывут по реке. Не плывут, а в ней отражаются, А кукушка там, вдалеке, Всё кукует, а мне икается. Кто-то вспомнил сейчас обо мне Под кукушкино это пророчество, А она в лесной тишине Всё кукует про одиночество. Вот прибавила мне один год, А потом ещё – знать старается. Не хочу я знать наперёд! А кукушка всё наслаждается. Облаков отраженье в реке Вдруг исчезло под мелким дождиком — – только капельки на щеке. День не радует больше солнышком. Замолчала кукушка в лесу, Насчитала мне, напророчила. Я стою – головою трясу, Так она мне её заморочила! Проклятая ночь Вот проклятая ночь Прогнала меня прочь, Увела из родимого дома, Только ветер свистел, Я моргнуть не успел, Оказавшись в местах незнакомых. Там седой наркоман В гнили ноющих ран Рот беззубый противно разинул, И старухе с клюкой Своей грязной рукой Размахнулся, и по уху двинул. А какой-то прохвост Говорил длинный тост И язык у него заплетался, Он потел и моргал, Ну, а после упал, Да и так под столом и остался. То ли тёмный кабак, То ли грязный бардак — Я в объятьях кутёжного плена, То сижу за столом, То бегу напролом, Повторяя: «Измена, измена!» Вот проклятая ночь, Кто мне сможет помочь? Сам с собой совладать я не в силах… А в хмельной суете Стриптизёр на шесте Развлекает старушечек милых. Ох, какой страшный сон, Я проснулся – спасён! Я с трудом возвращаюсь в реальность, Только кости болят, Затуманенный взгляд, Крепко держит меня виртуальность. Просветление Слышал я, что просветлённый — – редкостно большой учёный. Как добился просветленья? Может, через помутненье? Вот тогда мне всё понятно, Я же сам неоднократно В помутнении своём Толкал речи за столом. Мне наутро говорили: «Вот когда вчера мы пили Ты такое предсказал, Что сегодня рубль упал. Предрекал ты конец света И засушливое лето, Делал биржевой прогноз, Взяв на грудь двенадцать доз. Попросив опохмелиться, Я пытался извиниться. Опохмел прибавил сил И я вновь заговорил: Рассказал про игры ГРУ И наивность ЦРУ, Про субъекты, и объекты, И моральные аспекты. В помутнении своём Я глумился за столом. Собеседники внимали И мне в рюмку подливали. Не успев закончить фразу Я помчался к унитазу — – помутнение прошло И прозрение пришло. Вот какой я сделал вывод, Почесав седую гриву: Только через помутненье Лежит путь твой к просветленью!!! Старый дом Я, конечно, вернусь на порог дома отчего, И он примет меня, этот старенький дом, Полной грудью вздохну, ощутив запах прошлого, Этот запах живёт и останется в нём. Тут давно никого – ни отца, и ни матери, Тут никто не живёт, только скрип половиц. На полу грязный ком нашей праздничной скатерти, Да обрывки давно пожелтевших страниц. Я рукой прикоснусь к потемневшим наличникам, Пыль смахну и присяду за шатким столом, И огарок свечи запалю. Что-то личное, Что-то давнее высветит этим огнём. Посижу, помолчу, и душа успокоится, Сигарету от пламя свечи прикурю. Помню, мать говорила: «Сынок, всё устроится, Бог даст, сам ты узнаешь дорогу свою». Я достану тогда свою фляжку походную, Выпью жадным глотком, торопясь, И опять закурю свою «Яву» не модную, И опять помолчу, про себя помолясь. И в метанье теней, чуть прихрамывая, Подойдёт и лизнёт руку мне старый пёс И в глаза поглядит, как всегда, не обманывая, Прошепчу я: «Какой тебя леший принёс?» Старый пёс заскулит, посмотрев в дверь открытую, Неотрывно глядя, приглашая туда, Я оставлю стоять на столе недопитую, И за двери шагну, понимая – беда! Дом горит, как костёр под декабрьской порошею, Старый дом, отчий дом – весь пожаром объят, Навсегда хороня всё хорошее, прошлое. Вот и всё, мне уже не вернуться назад. |
