Не в характере государя было вовремя остановиться в своих требованиях, ограничить проявление эмоций ради холодного дела дипломатии, увидеть приоритет державных интересов над личными. Увлекшись игрой страстей, политической интригой, государь в большей степени стремился предъявить иностранцам собственные остроумие и ученость, нежели добиться конкретных результатов. Тот же Р. Ю. Виппер дает точную характеристику стилю Грозного-дипломата: он «любил выступать лично в дипломатических переговорах, давать иностранным послам длинные аудиенции, засыпать их учеными ссылками, завязывать с ними споры, задавать им трудные или неожиданные вопросы; он чувствовал себя в таких случаях настоящим артистом… В политическом таланте Грозного замечаются, однако, те самые шероховатости и излишества, которые видны и в его литературной манере, в развлечениях его повседневной жизни. Неуравновешенная натура легко увлекает его к резкостям, к заносчивости».
«Артист» — точное слово в точном месте. Государь Иван Васильевич играл великого дипломата. Пытался произвести впечатление на «публику». Театральная поза, амбиция, воспламенившаяся под действием всеобщего внимания к могущественному «Московиту», вели его ум к выходкам и балаганным трюкам, но не позволяли проявить твердость в намерениях и действиях. В любом значительном успехе он видел нечто естественное, принадлежащее ему по неведомому, но твердому праву, а потому и не заботился о его развитии. На волне побед государь бывал чрезмерен в требованиях и тем губил уже, казалось бы, полученную политическую прибыль. Зато неудачи ввергали его в избыточную уступчивость.
Упорство польского короля Сигизмунда II Августа в военных предприятиях против Московского государства подпитывалось царской «вежливостью». Среди прочего, Иван Грозный намекал на его бездетность: «Вот умрешь ты, от тебя и поминка не останется».
Особенных оплеух удостоился шведский король Юхан III. Его Иван Васильевич именовал «безбожником», сравнивал с «гадом» (змеей), род его назвал «мужичьим». Род шведских королей действительно знатностью не отличался. Еще и века не прошло, как Шведская провинция в результате восстания ушла из-под власти датских королей. Шведские государи, таким образом, в глазах Ивана Грозного — не выше «волостных старост» во владениях природных монархов-датчан. Одно из посланий Иван IV завершает следующим образом: «А если ты, раскрыв собачью пасть, захочешь лаять для забавы — так то твой холопский обычай: тебе это честь, а нам, великим государям, и сноситься с тобой — бесчестие, а лай тебе писать — и того хуже, а перелаиваться с тобой — горше того не бывает на этом свете, а если хочешь перелаиваться, так ты найди себе такого же холопа, какой ты сам холоп, да с ним и перелаивайся. Отныне, сколько ты ни напишешь лая, мы тебе никакого ответа давать не будем». Разумеется, Юхан III оставался непримиримым врагом России вплоть до последних кампаний Ливонской войны. А закончил ее шведский монарх «мужичьего рода», отторгнув от России обширные земли.
Историк Б. Н. Флоря показал, насколько беспомощен оказался Иван Васильевич в борьбе за опустевший в 1572 году польский престол, насколько неуместной была его политическая риторика, насколько лишен был его курс гибкости. Царя поддерживала сильная партия сторонников, но он не удосужился ответить даже столь тривиальной мерой, как отправка посольства с официальными предложениями! Ему показалось достаточным выступить с цветистой «предвыборной» речью перед гонцом из Польши и послать несколько писем. В результате война продолжилась, а один из преемников скончавшегося Сигизмунда II Августа, Стефан Баторий, нанес России ряд тяжелых поражений.
Притом Иван IV долго не рассматривал Батория как серьезную политическую силу и даже в ходе боевых действий, складывавшихся крайне неудачно для России, всё еще продолжал оскорблять его в посланиях. В 1579 году, когда неприятности завершающего этапа Ливонской войны уже начались, царь в письме величается перед выборным королем своим происхождением и корит Батория отступничеством от христианства. Польский государь и сам не отличался особой корректностью, поэтому Иван Васильевич упрекает его: «Мы твою грамоту прочли и хорошо поняли — ты широко разверз свои высокомерные уста для оскорбления христианства. А таких укоров и хвастовства мы не слыхали ни от турецкого султана, ни от императора, ни от иных государей. А в той земле, в которой ты был (Баторий, воевода Семиградский, жил в Трансильвании, являвшейся тогда вассальной территорией турецкого султана. — Д. В.), и в тех землях, тебе самому лучше известно, нигде не бывало, чтобы государь государю так писал, как ты к нам писал. А жил ты в вере басурманской, а вера латинская — полухристианство, а паны твои держатся иконоборческой лютеранской ереси». Со своей точки зрения государь во всем прав, но ему необходимо решить серьезные дипломатические задачи, а он вместо этого вступает в невнятную перебранку…
Летом 1581 года, когда дела на западном фронте идут из рук вон плохо, Иван Васильевич отправляет Стефану Баторию еще одно письмо, по внешней видимости смиренное, однако же наполненное колкостями и попреками. В начале послания стоит знаменитая фраза: «Мы… удостоились быть носителем крестоносной хоругви и креста Христова Российского царства и иных многих государств и царств, скипетродержатель великих государств, царь и великий князь всея Русии… по Божьему изволению, а не по многомятежному человеческому хотению…» — намек на «второсортность» королевского титула, полученного по результатам шляхетских выборов. Страна бедствует, вооруженные силы находятся в состоянии, близком к полному разложению, враг глубоко вклинился на русскую территорию, а царь желает выглядеть красиво и выйти победителем из словесных перепалок.
Тяжелое поражение России в Ливонской войне явилось в значительной степени результатом царского фиглярства. В январе 1581 года было заключено Ям-Запольское перемирие с Речью Посполитой, а в августе 1583 года — Плюсское перемирие со Шведским королевством. Россия лишилась значительной территории. Потеряны были все завоевания 1550— 1570-х годов, а также собственно русские земли — Велиж, Ивангород, Копорье, Ям.
Холодный закат грозненского царствования несколько скрасили обнадеживающие известия из Сибири.
В XIV–XVII столетиях у русского народа был колоссальный потенциал колонизации необжитых земель. Границы Руси раздвигались по всем направлениям. Однако на западе расширение пределов России ограничивало сопротивление столь сильного противника, как Речь Посполитая, на юге — Дикая степь и воинственные татарские народы, на севере — океан. Относительно свободны оказались только уральские и сибирские просторы, редко заселенные местными народами. Та роль, которую выполнили в Америке конкистадоры, в Сибири досталась нашим землепроходцам. Они открывали новые земли, приводили их «под руку» московским государям, облагали данью-ясаком и создавали условия для крещения сибирских народов. Первыми на новых территориях появлялись казак, да вольный «промышленник», затем — государев стрелец и приказной человек, а сразу после них — священник. В военных крепостях-острогах и по соседству с ними скоро возникали храмы и монашеские обители.
В XVI столетии русским удалось освоить бассейн реки Таз, необыкновенно богатый пушным зверем. В 1600 году там появился маленький русский город Мангазея. На Северной Двине процветали владения богатых купцов и солепромышленников Строгановых со столицей в городе Сольвычегодск (Усольск).
Строгановым досаждал серьезный враг, преграждавший всему Московскому государству путь на восток, — воинственное Сибирское ханство. Набеги татар на земли Строгановых и окрестности города Чердынь (оплота Московского государства на востоке) наносили значительный урон. Для войны с ними промышленники наняли большой отряд волжских казаков во главе с Ермаком. В 1582 году Ермак нанес ряд поражений сибирскому хану Кучуму и занял его столицу — Кашлык. Сибирское ханство пало, и в 1583 году царь Иван IV официально взял все его территории под свою руку, то есть признал их присоединение к России. Казаки на протяжении нескольких лет доблестно удерживали Кашлык. Но в 1585 году Кучум нанес ответный удар: во время внезапного нападения татар утонули в реке казачий предводитель Ермак и многие его соратники. После его кончины борьба между государевыми служилыми людьми и сторонниками Кучума длилась еще долго. Обессиленный, потерявший надежду восстановить свою власть, Кучум тем не менее сопротивлялся до конца. Окончательное поражение нанес ему воевода Андрей Воейков в 1598 году.