Иван Данилович правил Москвой с 1322 года всего 18 лет. Великое княжение Владимирское он получил в 1328-м и пробыл на нем всего 12 лет. Не так уж много! Но его очень хорошо запомнили как политика, добившегося мира и покоя на Руси. При его великом княжении не происходило ни кровавых междоусобных столкновений, ни ордынских вторжений. Он собирал дань со всей Руси с такой строгостью и платил Орде столь аккуратно, что татары отучились высылать карательные экспедиции на Русь. Земля отдыхала, набиралась сил. Московского правителя запомнили и как человека, железной рукой наводившего порядок. Он очищал землю от «татей и разбойников», ставил под жесткий контроль «финансовые потоки», держал руку на пульсе судебной деятельности. Суды по тяжким преступлениям брали на себя его наместники, выводя эту сферу из состояния хаоса и произвола.
Странное Иван Данилович получил великое княжение. Хан разделил «русский улус» между двумя равнозначными правителями — московским князем и суздальским князем, Александром Васильевичем[84]. Последнему под контроль перешли Владимир и земли на восток от Суздаля, до Волги.
В духе тверских князей было бы пойти против соперника, стеснить его военной силой, покорить. И… дождаться окрика из Орды, а то и карательной рати. Иван Данилович рассчитал: лучше спокойно подождать. Александр Васильевич Москве союзен. К тому же немолод, долго не протянет. А до того как уйдет из жизни, он, не обладая большим государственным умом, наделает достаточно ошибок, чтобы половину Руси за его преемниками не оставили.
Так и произошло. В 1331 году, после смерти Александра Васильевича, Ивану Калите досталось всё великое княжение. Тихо. Без боя.
Повергнутая Тверь долгое время не представляла собой никакой угрозы. Там правил Константин Михайлович — третий сын Михаила Тверского. Этот являл мирный характер и ничуть не пытался мстить Москве, соперничать с ее правителем. Он был женат на племяннице Ивана Даниловича, Софье Юрьевне, а потому легко находил общий язык с московской родней.
Но вот прошло десять лет после бегства его старшего брата Александра из Твери. Узбек разглядел большую силу Ивана Даниловича и решил противопоставить ему другую силу. Александр Михайлович изъявил хану свою покорность, получил прощение и вновь занял тверской престол вместо мирного Константина. В поддержку ему хан направил двух послов — Киндыка и Авдула.
Ивану Даниловичу пришлось отправляться в Орду, и поездка обещала быть чрезвычайно рискованной. В Орде ему предстояло бороться с интригами тверского князя, давнего упорного врага, мечтавшего отобрать великое княжение, а также его сына Федора. Тверской политик возобновил давний кровавый спор… Возможно, его толкали к этому большие долги, сделанные в Литве, и желание поправить финансовые дела за счет великого княжения. Возвращение усобицы грозило Руси новым каскадом беспощадных войн. Готовясь к худшему, Иван Данилович написал завещание. Но ему вновь удалось переиграть тверичей. Хан встал на его сторону. Иван Данилович благополучно вернулся домой и отправил сыновей доделывать дело. А тверской князь с наследником подверглись позорной казни — их зарезали, отсекли головы, а потом тела разрубили на куски. Скорее всего, Иван Данилович переиграл тверичей деньгами. Он располагал к тому времени таким ресурсом, о котором Тверь могла только мечтать. Москва сделалась сильнее ее.
Показывая это новое соотношение сил всей Руси, Иван Данилович велел снять со Спасского собора в Твери колокол и отвезти его в Москву. Это не просто знак унижения. Это скорее символ: Москва не допустит усобиц, прежняя кровавая борьба за великое княжение не возобновится. Хозяин у Руси отныне один. И он — в Москве.
В то же время, остерегаясь новой вспышки противостояния с Тверью, Иван Калита велел «срубить» новый Кремль с мощными стенами из дуба. Строительные работы начались в 1339 году.
Став великим князем, Иван Калита испытал те же проблемы со сбором дани в Новгороде, что и прежние великие князья, в том числе Михаил Тверской. Он старался как можно реже нажимать на богатый многолюдный Новгород. Боевые действия против него имели непредсказуемый результат, а рисковать князь не любил. Но когда требовалось, он приходил с войсками на Новгородскую землю, занимал жизненно важные волости и подолгу не выводил оттуда полки. Так, не доводя до битвы, князь добивался своего.
Гораздо труднее ему приходилось с литвой. Опасность ее набегов на западные рубежи Руси постепенно возрастала. Иван Данилович «вничью» обменялся ударами с главнейшим вождем литовцев — Гедимином. Но предпочитал мир. А потому женил старшего сына и наследника Семена на дочери Гедимина Айгусте[85], выкупил из ордынского плена Гедиминова сына Наримонта, подружился с ним и даже крестил его. Тем не менее, когда отношения между Москвой и Новгородом ухудшились, Наримонт согласился княжить в нескольких малых городках, подвластных Новгороду. Вечевая республика показывала великому князю: за Новгород может вступиться литва! Но Наримонт недолго удерживал позиции на Новгородчине: Москва тут явно была сильнее, а оказывать Новгороду военную помощь против кого-либо Наримонт явно не собирался.
Незадолго до смерти Иван Данилович организовал большой поход против Смоленского княжества, перешедшего в орбиту влияния Литвы. Поход явно был инициирован Ордой, планировавшей привести Смоленск к покорности и устрашить литовцев. Московская рать, рязанская рать, рати еще пяти князей, а также ордынский отряд подошли к Смоленску, недолгое время его осаждали, разорили окрестности и, не взяв города, ушли без потерь. Очевидно, смоленские дела больше беспокоили Орду, чем Москву, а силе русской от великого князя велено было не слишком усердствовать, воюя со своими за чужие интересы.
Церковную политику Ивана Даниловича без преувеличения можно назвать гениальной. Когда в Северо-Восточную Русь пришел митрополит Петр, Иван Калита сумел сделаться главнейшим его союзником и доброжелателем, чуть ли не другом. Во время большого церковного съезда в Переяславле-Залесском сторонники Твери нападали на святителя, пытаясь низвергнуть его с кафедры и расчистить путь для своего человека, а Иван Данилович его защитил. Позднее, чтобы привлечь митрополита в Москву, он построил первый каменный собор — Успенскую церковь в Кремле. Петр нашел последнее упокоение под сводами еще недостроенного храма, и тем самым митрополичья резиденция символически была перенесена из Владимира в Москву.
С появлением нового митрополита, Феогноста, пришлось всё начинать заново. Властный и самостоятельный политик, Феогност далеко не сразу стал другом Московского княжеского дома. Историк Н. С. Борисов высказался по поводу церковной политики Ивана Калиты исчерпывающе: «Митрополит Феогност не хотел отталкивать от себя кого-либо из правителей русских земель, а тем более — великого князя Ивана Даниловича. Тщательно дозируя свое благосклонное внимание, Феогност наделял им Москву и Тверь, Владимир и Кострому, Новгород и Сарай, Киев и Владимир-Волынский. Подобно митрополиту Петру, он странствовал по всей Руси, не имея постоянной географической „точки отсчета“… В этой ситуации Ивану Калите приходилось использовать все аргументы для привлечения святителя в Москву. Такими аргументами служили и проникнутые константинопольской церковной символикой новые московские храмы, и культ последователя святого патриарха Афанасия I митрополита Петра, и реформа архимандритии, и личная набожность князя Ивана Даниловича, его истовое преклонение перед святителем, о котором Феогност рассказывал в Константинополе своему другу историку Никифору Григоре». Но в конечном итоге Феогност принес Москве немало пользы.
Памятниками непрерывной борьбы Ивана Даниловича за митрополичью благосклонность, помимо Успенского собора, стали каменные церкви апостола Петра и Иоанна Лествичника (в Кремле), храм Спаса на Бору, кремлевский Архангельский собор. Ни одна из этих построек не дошла до наших дней. Последняя из них, Спас на Бору, была варварски уничтожена большевиками. Но в середине XIV века вся Русь с изумлением смотрела, как юная Москва украшается каменным зодчеством пышнее древних городов Суздальской земли.
