В феврале 1593 года прошел Константинопольский собор, где вопрос о новой патриаршей кафедре получил благополучное разрешение.

Установление патриаршества сопровождалось еще одним «нововведением» или, вернее, реставрацией старого, но крайне полезного учреждения. Речь идет о восстановлении книгопечатания в Москве. Первая после значительного перерыва книга, изданная московскими печатниками, Триодь постная, вышла 8 ноября 1589 года. Приуроченность издания к возведению митрополита Иова в патриарший сан подчеркнута в послесловии. О трудах Федора Ивановича по возобновлению книгопечатания там же сказано прямо: «Свет истинный, Слово Божие и Сын Отчь возсия молнию светолучныя благодати в сердцы благочестиваго царя нашего и государя великого князя Феодора Ивановича всея Руси самодержца, дабы царьство его исполнилося божественных книг печатных. И повелением его, великого государя, благочестиваго царя… начата бысть печатати в богохранимом царствующем граде Москве… во исполнение церковнаго богогласия, боговдохновенная сия книга Триодь постная с Синоксари и с Марковыми главами».

К настоящему времени историкам русской печати известны экземпляры четырех московских изданий времен Федора Ивановича: Триодь постная 1589 года, Триодь цветная 1591 года, Октоих 1594 года и Апостол 1597 года.

В царствование государя Федора Ивановича совершилось три великих деяния, прямо связанных с волей и поступками монарха. Первое из них — учреждение патриаршества в Москве, второе — разгром шведов на северо-западных рубежах страны, а третье — основание московского Данилова монастыря. И если первое и последнее легко и естественно ложатся в судьбу царя, мечтавшего быть иноком, то второе, если не всматриваться, совершенно выпадает из нее.

Государь лично участвовал в походе против шведов, победоносно завершил его и вернулся в Москву триумфатором, хотя в характере его не видно ни малейшей тяги к войне, армии, воинскому делу.

Иван IV принужден был отдать шведскому королю, помимо значительных завоеваний в Ливонии, еще и целый ряд собственных городов — Ям, Копорье, Ивангород, Корелу. Особенно жалели о Нарве, которая сыграла роль стратегически важного для России портового центра. Все эти города, безусловно, требовалось отвоевывать: там жило русское православное население, шли богослужения в храмах, канонически подчиненных митрополиту Московскому. Таким образом, причины войны были не только и даже не столько политическими, сколько вероисповедными.

Возможно, решающую роль в возобновлении войны сыграло событие, ничтожное по количеству участников, но больно уколовшее и Русскую церковь, и русского государя. Известно, что примерно в это время подданные шведского короля напали на Печенгский монастырь — самую северную обитель Православного мира, основанную за полстолетия до того святым Трифоном. Как должен был отнестись к этому Федор Иванович, великий миролюбец?

Прежде всего, как государь православного народа. Он должен был мыслить себя и мыслил себя как первый защитник веры в стране. Официальный документ сообщает: «7098-го году месяца декабря в 14 день царь и великий князь Федор Иванович всеа Руси пошол в свою отчину в Великий Новгород. А из Новгорода идти ему на свийского короля»[124].

18 января 1590 года войска покинули Новгород. А уже 23 января государь Федор Иванович с армией, пришедшей «в силе тяжкой», осадил город Ям. Двух дней бомбардировки хватило, чтобы «фортеция» капитулировала[125]. С воинством, пытавшимся ее защищать, поступили милостиво, отпустив всех сдавшихся. Это был поступок в духе царя-миролюбца, и он сказался на успехе кампании гораздо сильнее, нежели та свирепость, которую 12 лет назад проявлял в Ливонии его родитель, царь Иван. Часть шведских солдат перешла на российскую службу.

Не успел сдаться Ям, как очередной «легкий корпус» скорым маршем устремился к Ивангороду и Нарве. Здесь должны были развернуться главные события войны. Шведы уже знали о масштабах вторжения и опасались осады. На подступах к обеим крепостям действовало полевое соединение противника под командой Густава Банера. Его разбил полк князя Дмитрия Хворостинина. Главные силы нашей армии подошли к Ивангороду и Нарве 2 февраля. И тот, и другая обладали первоклассными крепостями. Нарву защищал гарнизон в 1600 человек. Ивангород располагал меньшим гарнизоном, но само место, выбранное когда-то русскими фортификаторами для строительства его стен, отлично защищало укрепления. Подобраться к высоким ивангородским стенам для штурма было весьма неудобно. И там, и там осажденные могли использовать сильный артиллерийский парк.

Штурм Нарвы не удался. Но русская тяжелая артиллерия сделала свое дело. Неся тяжелые потери от ее огня, шведы согласились сдать Федору Ивановичу Ивангород и Копорье, лишь бы он снял осаду.

На этих условиях 25 февраля государь Федор Иванович и шведское командование заключили перемирие сроком на год.

Армия возвращалась домой с победой. Хотя и не удалось добыть Нарву, но огромная территория от южного побережья Невы до Наровы была возвращена России.

В январе 1593 года Швеция и Московское государство заключили двухлетнее перемирие. Осенью 1594 года в Тявзине, близ Ивангорода, начались трудные переговоры об окончательном мирном соглашении. Переговорный процесс затянулся на полгода. Русская сторона настаивала на возвращении под власть московского государя Нарвы и Корелы. Лишь в мае 1595-го шведские и российские дипломаты пришли к приемлемому варианту. Главным успехом для Московского государства стало не только закрепление за ним земель, отвоеванных в 1590 году, но и возвращение Корелы[126] с уездом.

В то время когда на северных рубежах Московская держава перешла в наступление, на юге ей пришлось держать оборону от извечного неприятеля — крымцев.

В июле 1591 года крымский хан Казы-Гирей шел к сердцу России с огромной армией. Помимо своих подданных, хан вел на Москву ногайцев и черкас, при нем находились турки, в том числе янычары, и турецкая артиллерия. По одним данным, его войско насчитывало 100 тысяч бойцов, по другим — у страха глаза велики! — 400 тысяч.

Между тем тысячи московских ратников пребывают на Ливонском и Карельском фронтах. Московские воеводы, прикидывая, сколько они могут выставить против Казы-Гирея, понимают: численное превосходство будет не на их стороне. Давать татарам бой в чистом поле — очень рискованно. Можно лишиться армии, а с ее разгромом почти неминуемо падет и Москва. Полки, вышедшие было на юг, к Окскому рубежу, спешно оттягиваются к столице. До прибытия неприятеля русскому командованию удается сконцентрировать под стенами столицы значительные силы для отпора. И, что особенно важно, собрать мощный артиллерийский парк.

Помня, что в предыдущем генеральном столкновении с крымскими татарами, на Молодях, в 1572 году, их остановил «гуляй-город», наши воеводы распорядились опять развернуть его. Это значило: создать из телег, с укрепленными на них деревянными щитами, импровизированное укрепление, за которым располагались стрелки, а также конница, готовая выйти в контратаку. Русская подвижная крепость встала южнее Замоскворечья, приблизительно по линии современных улиц Донская площадь — Серпуховской Вал — Даниловский Вал. Древняя Данилова обитель оказалась в роли своего рода «форта».

Когда наши полки заняли назначенные позиции, подошли крымцы Казы-Гирея. Первой неожиданностью для хана стал «гуляй-город», за которым русские ратники изготовились драться насмерть. Второй — Белый город, со множеством башен и с орудиями, возле которых стояли пушкари с зажженными фитилями. Татарская конница, пусть и усиленная бесстрашными янычарами, была не лучшей силой на приступе. Вряд ли крымцы готовились штурмовать мощные укрепления…

Казы-Гирей расположил свои силы по широкой дуге от Коломенского до Воробьевых гор. Вероятно, штурм «гуляй-города» казался ему делом более простым, нежели атака на каменные стены Белого города. В случае успеха его армии открывалось «мягкое подбрюшье» русской столицы — богатое Замоскворечье. А оттуда, при удаче, конные лучники могли запустить «красного петуха» в центр Москвы. Благо стояла страшная жара, и большой пожар вновь, как при Иване Грозном, мог уничтожить город за несколько часов…