Хозяин судна провозгласил, что понимает рискованность ситуации для путешествующих, и если кто-нибудь решит покинуть судно, он обещает возместить полную стоимость. Это предложение не нашло ни у кого отклика. Следующий корабль будет так же полон, и следующий за ним — тоже. Когда вскоре были вздернуты паруса, все вскочили, будто подчиняясь некой заранее согласованной хореографии. Они читали вслух первую суру, аль-Фатиху, устремив руки в небо, словно желая ухватить падающее с небес на корабль благословение. Сказав «аминь», они отерли благословением лица. Какой-то старик возвысил голос для новой молитвы. Подчини нам каждое море, что принадлежит тебе на земле и на небе, в мире чувств и в мире невидимом, море этой жизни и море жизни грядущей. Подчини нам это все, Ты, в чьих руках — власть надо всем.

Капитан вел корабль, как понял шейх Абдулла вскоре после их отплытия, в одиночку, не выпуская прибрежной линии из вида. Длительное ощупывание. Столетия тому назад они двигались бы быстрее, подумал шейх Абдулла, капитан владел бы необходимыми инструментами, знаниями глубин, и мог был день и ночь давать распоряжения штурману. Синайское побережье представляло собой массивную стену, примечательно однообразную, которую в последующие дни увенчала зубчатая вершина Джебель-Сирбаля и округлый силуэт Джебель-Мусы, горы Синай. Они встали на якорь, прежде чем солнце зашло за Африкой. На ужин они разделили между собой свиток «кобыльей кожи» — высушенной абрикосовой пасты, жевать которую было все-таки проще, чем сухие бисквиты, столь твердые, будто их откололи от прибрежных скал.

Они как раз обговаривали, кто будет ночью караулить, как снизу послышалось какое-то волнение. Помогите ему забраться наверх, крикнул кто-то. Кому? Старику! Какому? Вот, вот он. А зачем он нам здесь? Это касс, рассказчик. Свесившись вниз, Саад подхватил под мышки хилого старца и втянул его наверх, словно тот был легким, как папирус. Тот уселся на один из ящиков и указал вниз. Мой помощник. Поднимите его тоже. Саад уже протянул руки за спутником рассказчика. А какая вам нужна помощь? — недоверчиво спросил Салих. Что, мне самому собирать, что ли, деньги, возмущенно поставил его на место старик. Он собирает деньги? Так пусть собирает внизу, выкрикнул Салих. При таком количестве паломников он наберет тебе обильное вознаграждение. И Саад отпустил помощника. Когда старик заговорил, то все, видевшие его, были изумлены его крепким голосом. Пока он читал короткую молитву, молчание чернильным пятном расползлось от кормы по всему судну.

О, хранитель душ на этом корабле, о, защитник корабля в безбрежном океане, храни это судно, именующееся «Силк аль-Захаб». Скажите, что знаете вы про время? Скажите, что знаете вы о возрасте? К началу нашего времени уже были все те горы и бухты, которые мы видели вчера, сегодня и увидим завтра. Были скалистые берега, рифы, песчаные отмели, утесы, были золото, синева и пурпур, в который облачались первые короли и которым будет выложен рай. Были люди, искавшие правду, и люди, творившие неправду. Были достойные вожди и греховные тираны. Был Муса и был фараон. Все вы знаете историю о бегстве Мусы и его народа, о преследовании войском фараона, о море, расступившемся перед честными и сомкнувшемся над нечестивцами. Но знаете ли вы, что история разыгралась здесь? Между горой на этой стороне и пустыней на той стороне. В этой воде, рядом с нашим кораблем и под ним, здесь, где мы проведем долгую ночь. Именно здесь утонуло в пучине фараоново воинство. Могучая армия, сотни тысяч воинов, более грозная, чем войско калифа. Но ни один солдат не добрался до другого берега, ни один не вернулся домой. Всех захватило в плен море, и не суждено было им освободиться. Если бы мы могли заглянуть туда, в глубину, то увидели бы на дне сотни тысяч бойцов. Они маршируют, все дальше, до конца нашего времени, эти воины в тяжелой броне, с каждым шагом все глубже погружаясь в песок. Им нужно пройти строем от одного берега до другого. Угри, что качаются в течении, насмехаются над ними. Они прокляты, не могут прийти и не в силах вернуться. Вот почему течения в этих бухтах опасны. Вот почему пучины этих вод неспокойны. Вот почему ветер никогда не прекращает бить черными крылами меж этих берегов. Но не страшитесь. Ведь Бог, который вершит и который оставляет, как ему угодно, воистину, он лучший из всех хранителей, лучший из всех помощников, он послал для нас того, кто помогает всем путникам и всем морякам в этих опасных водах. Это святой Абу Зулайме, все вы о нем знаете. Но знаете ли вы, что он сидит в пещере на горе позади меня? Здесь о нем заботятся, в награду за его добрые дела ему приносят кофе, но не обычный кофе, а кофе из священных городов, птицы со сверкающим, зеленым оперением приносят ему в клювах зерна из Мекки, сахар из Медины, и перелетая от священных городов до его пещеры, там, на скалистой стене позади меня, в полете, птицы крыльями пишут в небесах весь благородный Коран целиком, а кофе ему готовят послушные руки ангелов, которых ничто не радует больше, как если Абу Зулайма попросит еще одну чашку. Потому не забудьте обратить этой ночью молитву к Абу Зулайма, чтобы мы и далее могли бродить по земле, а не по песчаному дну угрюмого моря. Нет ни мощи, ни силы кроме Бога, Всевышнего, Всемогущего.

День пробуждается над съежившейся кучкой человечества. Шейх Абдулла поднимается; они могли вытягиваться лишь по очереди, и ему выпали последние часы. В первый раз он задается вопросом, не совершил ли ошибку. Неудобная бессонная ночь принесла с собой сомнения. Рядом с ним — Мохаммед, обхвативший колени, голова покоится на груди, в глазах — ни тени зазнайства. Его расположение к юноше растет. Хамид лежит на широких деревянных перилах. Шейх Абдулла удивлен, каким образом ему удалось доползти туда ночью через всех многочисленных спящих людей. У него, очевидно, испортился желудок, поэтому он то и дело свешивается за борт. Немного тех, кто верен утренней молитве. Большинству в тягость даже поднять голову и с подозрением взглянуть в лицо дню, полному дурных предвестий.

К полудню солнце палит нещадно, и матросы бросают посты, чтобы укрыться в узкой тени мачт. Если доносится ветер, то он бьет жаром прибрежных скал. Все краски, плавясь, исчезают, на небе — погребальный саван, и воды отражают изнуренность. Горизонт — черта, под которой подводится сейчас итог. У детей нет сил кричать. Рядом с шейхом Абдуллой на корме — турецкий младенец, лежащий на руках у матери тихо и неподвижно уже несколько часов. Он обсуждает с другими. Нельзя, чтобы ребенок скончался у них на глазах. Сирийский паломник достает кусок хлеба, окунает его в свой чай. Мать засовывает влажный кусочек младенцу в рот. Хамид протягивает ей сушеные фрукты, Омар — гранат, который он очистил и разломал. Мать открывает малышу рот, и Омар, наклонившись, выжимает фрукт. Несколько капель падают на дрожащий язычок, за ними — красный луч, но это чересчур много, сок вытекает из уголка рта, бежит по подбородку. Чуть позже младенец улыбается, впервые, кроваво-красным ртом, и шейху Абдулле отрадна нежность, что отражается на лице Омара.

Сколько таких дней и ночей они смогут пережить? Паломники, которые еще в состоянии подняться, убеждают капитана встать вечером на якорь поближе к берегу, чтобы они могли переночевать на суше. Когда шейх Абдулла идет вброд к берегу, то наступает на что-то острое и ощущает колющую боль в пальце. Он садится, свет — как любовное признание, осматривая рану, замечает острый осколок. Наверно, наступил на морского ежа. Он выкапывает себе ванну в мягком песке. Корабль, стоящий на якоре перед его глазами, побежден, хотя бы на одну ночь.

В месяц раби джумада-л-ула года 1273

Да явит нам Бог свою милость и покровительство

Губернатор: Мы добились успехов.

Кади: Значительных. Позвольте подытожить: шейх Абдулла — это, без сомнения, британский офицер Ричард Бёртон, ученый человек, возможно — мусульманин, возможно — шиит, возможно — суфий, а возможно, и обычный лжец, выдающий себя то за того, то за другого, чтобы совершить хадж, неизвестно с какой целью. Безусловно, мы знаем больше, чем вначале, но какова ценность этого знания?