Костяной инвентарь представлен двумя иглами лопаточкой, несколько отличной от обычных лопаточек городцовского типа, рукоятью типично городцовской лопаточки, несколькими ретушерами из осколков трубчатых костей.

В период накопления верхней гумусированной толщи в Костенковско-Борщевском районе существовали и другие археологические культуры, резко отличные от городцовской. Как пример опишем материалы II культурного слоя Костенок 8 (Тельманская стоянка). В этом слое, залегающем в верхнем погребенном гумусе, на ограниченном пространстве располагались пять небольших округлых жилищ размером 5–7 м. Их остатки представляют собой слегка деформированные солифлюкцией мощные локализованные линзы культурных остатков в виде скоплений костей животных и расщепленных кремней. Четкость границ скоплений позволяет не сомневаться в том, что содержимое их отложилось внутри жилых сооружений, хотя никаких остатков строительного материала здесь не было; не наблюдалось и нарушений суглинистого основания, на котором залегали линзы культурного слоя. Напомним, что на 1 м выше в толще суглинка здесь залегали остатки таких же размеров жилища охотников на мамонтов, значительно углубленного в землю, имевшего в полу множество углублений и ям; днище одной из ям лишь немного не достигало описываемого второго культурного слоя. Контраст этот подчеркивает то, что лишь в раннеосташковское время на Дону и в целом на Русской равнине вполне сложилась культура оседлых охотничьих поселений на мамонтов, во многих отношениях приближающаяся к культуре арктических народов Северной Азии. Кремневый инвентарь поселения уникален. Техника расщепления только призматическая, при совершенном отсутствии архаических и двусторонних форм. Из 22 000 расщепленных кремней оказалось немногим больше 2000 орудий, при этом 900 экз. составили небольшие микропластинки с притупленным краем, среди которых преобладают узкие и тонкие игловидные острия с притупленным краем и наискось пристроенным основанием (рис. 86, 1–9, 12). Ближайшие аналогии этим орудиям, как отмечалось, были найдены в Амвросиевке. Среди других групп орудий преобладают резцы (около 500 экз.), преимущественно боковые, поперечноретушные (рис. 86, 25, 29–31, 35, 39). Скребков немного меньше; среди них наряду с обычными концевыми на пластинах встречаются концевые скребки на узких пластинах со стрельчатым лезвием, скребки на широких отщепах, немногочисленные высокие скребки (рис. 86, 10, 11, 15–17, 19–23). Выразительна технико-морфологическая группа проколок (рис. 86, 28, 36), также на пластинах, как с тонкими, так и с достаточно массивными выделенными жальцами, как правило, короткими. Имеется несколько острий скребел (ни по характеру и размерам заготовок, ни по технике вторичной обработки не выпадающих из общего состава инвентаря), а также группа зубчато-выемчатых изделий, опять-таки выполненных, как правило, на пластинах (рис. 86, 24, 26, 27, 38). На этом же поселении имелось незначительное число костяного инвентаря, в том числе больше десятка тонких округлых и подчетырехугольных в сечении стержней и острий, украшения из кости и бивня, орнаментированные предметы. Среди фауны преобладали остатки зайца, волка; были также определены кости зубра, лошади, мамонта, северного оленя, шерстистого носорога благородного и гигантского оленя, песца, пещерного льва. Кроме того, найдены кости птиц и рыб.

На северо-востоке Русской равнины палеолитических памятников пока немного.

В Приуралье наибольший интерес представляет широко исследованная Островская стоянка им. М.В. Талицкого, но, к сожалению, ее материалы почти не опубликованы. Как мы уже отмечали, в свете последних геологических исследований палеолита в Башкирии молого-шекснинский возраст этого памятника представляется бесспорным. Судя по предварительным сообщениям, здесь вскрыты по крайней мере остатки трех, находящихся рядом небольших жилищ, в каждом из которых имелись хорошо сохранившиеся остатки двух очагов. Последние представляли собой котлообразные углубления 60–70 см в диаметре и до 20 см глубиной. Они с верхом были заполнены костным углем. Отмечается наличие около очагов каменных плит и вбитых в пол костей мамонта. Исследователь этого памятника О.Н. Бадер отмечал наличие трехъярусности поселения, связанной с периодическим трехлетним затоплением его весенними разливами речки. Однако правдоподобнее предполагать наличие здесь следов разрушения жилищ, основания которых в какой-то степени были утеплены земляной насыпью; периодическое осыпание последней могло давать местные участки расслоения культурного слоя.

Исследователи памятника не осветили в печати технику расщепления; было подчеркнуто отсутствие скребловидных орудий сибирских форм и вместе с тем полное отсутствие характерных европейских черт позднепалеолитической культуры. Впечатление принадлежности памятников к восточноазиатскому миру позднепалеолитических культур (Бадер О.Н., 1960, 1978) порождается обилием отщепов и осколков зеленоватого сланца, однако техника расщепления и вторичной обработки здесь укладывается в рамки традиций позднепалеолитических культур восточноевропейского региона. Призматическая техника расщепления, если не господствует, то во всяком случае достаточно ярко выражена. С другой стороны, как справедливо отмечает А.А. Формозов (1977), в настоящее время в Восточной Европе известно достаточно стоянок, где отщеп является основной формой заготовки, мало резцов, а вкладышевая техника достаточно развита: читатель без труда найдет такие примеры на предыдущих страницах раздела.

Нам представляется, что культура Островской стоянки сложилась и развивалась на основе традиций костенковско-городцовской культуры. Орнамент на обломке крупного ребра мамонта и по технике, и по композиции укладывается в рамки традиций искусства молого-шекснинского межледниковья (Талицкий М.В., 1941). Большую ценность представляет находка плохо сохранившегося костяного наконечника копья с двумя рядами кремневых вкладышей, представляющих типичные микропластинки с притупляющей ретушью (Гвоздовер М.Д., 1952). Для характеристики культурной принадлежности стоянки существенно отметить наличие зонального орнамента на обломке ребра мамонта, по технике и композиции аналогичного европейским памятникам молого-шекснинского времени. С нашей точки зрения, и две полосы раскрашенного орнамента на плитке сланца следует рассматривать в качестве традиции культуры восточноевропейского региона (Формозов А.А., 1977, с. 107–108).

Выдающимся событием последних лет в деле изучения палеолита Русской равнины является открытие на ее восточной окраине, на границе с Азией, трех первоклассных памятников эпохи позднего палеолита. При обследовании Медвежьей пещеры В.И. Канивцу удалось найти несколько кремневых орудий, десятки расщепленных кремней и угли вместе с костями мамонта, носорога, овцебыка, дикой лошади и других животных. Пещера эта находится на 65° северной широты, в Троицко-Печерском районе Коми АССР, в верховьях р. Печоры, в предгорьях Северного Урала. Она располагается на широте г. Петрозаводска, примерно в 500 км севернее Островской стоянки им. М.В. Талицкого.

Другим не менее важным памятником северо-востока Европы является Бызовая стоянка (Печорский р-н, правый берег р. Печоры). Отнесение ее к ранней поре позднего палеолита сомнений не вызывает. Коллекция каменных изделий насчитывает около 140 экз., 76 из них имеют следы вторичной обработки или изношенности (Канивец В.И., 1976, с. 56). В технике первичного раскалывания налицо наличие призматических нуклеусов, хотя пластинчатость в данной индустрии выражена меньше, чем в Медвежьей пещере. Обращает внимание группа двусторонне обработанных орудий, в том числе двуконечное листовидное острие («мясной нож» — рис. 87, 19), асимметричные скребла. Скребки преимущественно концевые, на пластинах или коротких отщепах (рис. 87, 1, 2, 4–7, 9-11, 13, 16, 17). Имеются скребла — двойные, иногда с подработкой концов, и простые однолезвийные (рис. 87, 12, 15, 18). Выразительным орудием является двуконечное острие на пластинке с притупленным краем (рис. 87, 8). Имеющиеся материалы не дают, по нашему мнению, оснований для утверждения «культурного единства» Бызовой стоянки и нижнего слоя Костенок I. Приводимые для доказательства этого положения «аналогии» (Канивец В.И., 1976) основываются на случайном сходстве отдельных вещей, не определяющих существенных черт того и другого комплексов; сходство асимметричных ножей из Костенок I с двуконечным острием из Бызовой стоянки, также выполнявшим функцию ножа, преувеличено. Специфические черты индустрий двух сравниваемых памятников в действительности слишком различаются, чтобы можно было объединять их в одну культуру. Более осторожно подходит к этому вопросу О.Н. Бадер, предполагающий наличие генетического родства Бызовой стоянки, Сунгиря и V слоя Костенок I, но отрицавшего их однокультурность (Бадер О.Н., 1978, с. 224). В принципе нельзя исключить, что бызовская индустрия обнаружит впоследствии следы традиций костенковско-стрелецкой культуры, но для этого, во-первых, необходимы новые данные, а, во-вторых, сопоставление материалов должно, очевидно, проводиться с Сунгирьской стоянкой, а не с более удаленными памятниками Среднего Дона.