Вышележащие культурные слои стоянок Молодова 5 и Кормань 4 залегают в лессовидных суглинках, реже — опесчаненных прослоях, относящихся к позднеледниковью. На Молодове 5 нижележащий из этих слоев VI имеет абсолютные даты 17000±180 (ГИН-54) и 16750±250 (ГИН-105), а из самых верхних, слой Iа датируется 10590±230 (ГИН-7). На Кормани 4 среди них продатирован только нижележащий слой V: 18000±400 (ГИН-719) и 17560±2000 (СО АН-145) лет назад, т. е. самым началом отступления осташковского ледника, о чем свидетельствуют и палинологические данные, указывающие на «некоторое смягчение климата» (Иванова И.К., 1977, с. 168). Слои VА-I не датированы, но по остаткам флоры И.К. Иванова связывает их преимущественно с позднеледниковыми потеплениями: слой Vа — с интервалом Ласко, а слой III–I с Аллерёдом (Иванова И.К., 1977, с. 173). На памятнике Молодова 5 обращает внимание разрыв во времени между культурным слоем VII (около 23 тыс. лет) и культурным слоем VI (около 17 тыс. лет), позволивший И.К. Ивановой ранее высказать предположение о слабой заселенности Среднего Днестра в период наибольшего похолодания. Сейчас, по ее мнению, слой VI, VБ и V стоянки Кормань 4, связанные с самым холодным временем образования отложений корманского разреза, опровергают эту гипотезу (Иванова И.К., 1977, с. 177). Мы все же полагаем, что до уточнения абсолютного возраста «тундровой» почвы, обнаруженной на Кормани 4, делать окончательные выводы преждевременно.
Комплексные работы, проводящиеся различными специалистами на Дону и Днестре, позволили наиболее полно проследить изменения природной обстановки и палеолитической культуры в среднем — позднем вюрме (валдае), заложить основу для хронологии позднего палеолита Русской равнины. Другие районы сосредоточения позднепалеолитических памятников изучены в этом отношении значительно хуже. Так, у нас нет практически никаких стратиграфических, палинологических, палеозоологических данных, как и абсолютных датировок для построения хронологии позднего палеолита Приазовья — Северного Причерноморья. В больших уточнениях нуждается хронология позднего палеолита Крыма, основывающаяся исключительно на изучении многослойной стоянки Сюрень 1.
Недостаточно разработаны вопросы геохронологии позднепалеолитических памятников и для бассейна Днепра и Десны — обширного района, расположенного между Поднестровьем и Подоньем, хотя здесь в этом отношении намечаются некоторые успехи. Концом молого-шекснинского межледниковья — началом осташковского оледенения можно с достаточной уверенностью датировать стоянки Пушкари I и Погон, культурный слой которых залегает несколько выше ископаемой почвы (Брянской, по А.А. Величко) — в основании перекрывающего ее лесса.
Возраст большинства стоянок и поселений, включая такие классические памятники, как Мезин, Межиричи, Добраничевка, Тимоновка и др., остается спорным как для археологов, так и для геологов (ср., например, Вознячук Л.Н. и др., 1969; Величко А.А. и др. 1969). По нашему мнению, разнокультурные поселения с костно-земляными жилищами, развитой костяной и кремневой индустрией, совершенными произведениями искусства, знаменующие на Русской равнине расцвет позднепалеолитической культуры, относятся здесь к раннеосташковскому времени; в период наибольшего распространения ледника территория Русской равнины была необитаемой или малообитаемой. Однако следует признать, что если нижняя граница археологических культур с костно-земляными жилищами определяется в пределах Восточной Европы достаточно четко (конец молого-шекснинского — начало осташковского времени), то определение их верхней границы концом раннеосташковского времени (т. е. около 20 тыс. лет тому назад), является рабочей гипотезой.
Открытие позднепалеолитических стоянок на северо-востоке Русской равнины, включая бассейн Печоры, ставит вопрос о времени и путях заселения этих районов. Сейчас можно утверждать, что человек в древности продвинулся на север не в обход ледника, как предполагалось ранее, но, вероятнее всего, в один из оптимумов молого-шекснинского межледниковья, когда обширные пространства Русской равнины были свободны ото льда. Концом молого-шекснинского времени с уверенностью датируется стоянка Сунгирь под г. Владимиром (бассейн Клязьмы), культурный слой которой приурочен в верхней части ископаемой почвы и имеет абсолютные даты 25000±200 (Grn-5425), 24430±400 (Grn-5446). Этим же периодом датируется и Бызовая стоянка на Печоре: 25540±380 лет от н. дн. (Гуслицер Б.И., Лийва А., 1972, с. 251). Литология отложений, вмещающих и перекрывающих культурный слой Медвежьей пещеры, дает основание относить и эту стоянку Печорского Приуралья к молого-шекснинскому межледниковью (Гуслицер Б.И., Канивец В.И., 1962; Канивец В.И., 1969, с. 140–142)[20]. Геология Островской стоянки им. М.В. Талицкого изучена недостаточно для окончательного установления ее возраста, определявшегося прежде «позднесолютрейским или раннемадленским временем» и вместе с тем «концом рисс-вюрмского интерстадиала» (Бадер О.Н., 1960, с. 89, 92). Решению этого вопроса помогают, соседние, лучше изученные в геологическом отношении памятники уральского палеолита, в первую очередь — местонахождение массы расколотых костей животных и двух кремневых орудий у д. Горново на р. Белой в окрестностях Уфы. Геоморфология и стратиграфия этих двух пунктов, по данным В.Л. Яхимович (1961, с. 214), тождественны; одинаковы и условия залегания культурного слоя Островской стоянки и горновского скопления костей: в основания ритмично-слоистой толщи суглинков и супеси аллювиально-делювиального происхождения, подстилаемой плотными и вязкими синевато-серыми глинами. Возраст глинистых отложений в Горново определяется по радиоуглеродному анализу остатков древесины: 29700±1250 (не 1856/1287) лет до н. дн. На этом основании Горновское местонахождение, как и Островскую стоянку, можно относить к последнему климатическому оптимуму молого-шекснинского межледниковья. Разумеется, возраст, установленный таким косвенным путем, может оспариваться. Нет никаких данных о геологическом возрасте ряда других верхнепалеолитических стоянок Волго-Окского бассейна (например, Карачаровская, Юнга-Кушерга и др.). Хотя наиболее надежно датированные палеолитические стоянки северо-востока Русской равнины свидетельствуют о заселении этой территории в молого-шекснинское время, такой памятник, как Канова пещера, с наскальной живописью, находящей аналогии во франко-кантабрийском палеолитическом искусстве мадлена, настойчиво требует разработки вопроса о заселенности Урала и Приуралья в период осташковского оледенения.
Северо-западная часть Русской равнины, включая Прибалтику и территорию Белоруссии, по имеющимся данным была заселена только в позднеледниковье; ни одного памятника, относящегося к ранней поре позднего палеолита (молого-шекснинскому межледниковью) или к раннеосташковскому времени на этой территории, не обнаружено, да и позднеледниковых стоянок до сих пор открыто сравнительно немного.
Итак, несмотря на недостаточную изученность проблемы геохронологии и палеоэкологических условий существования позднепалеолитических памятников Русской равнины, новые данные позволяют по-новому представить пространственно-хронологическую картину развития позднепалеолитической культуры на этой территории. Человек эпохи позднего палеолита осваивал Восточную Европу на протяжении двух больших климатических эпох, средневюрмской (молого-шекснинское межледниковье) и поздневюрмской (осташковское оледенение). В молого-шекснинское время происходит процесс перехода от мустье к позднему палеолиту, становление и развитие локальных позднепалеолитических культур, распространившихся по всей территории Русской равнины (может быть, за исключением северо-запада) вплоть до ее северо-восточных окраин. В раннеосташковское время позднепалеолитическая культура достигает своего расцвета, особенно ярко проявившегося в локальных археологических культурах оседлых охотников на мамонтов, строивших долговременные костно-земляные жилища, достигших совершенства в технике обработки кремня и кости, создавших сложное и развитое искусство.
