Следует отметить, что подобная закономерность в развитии каменного инвентаря местами нарушена, поскольку не совсем четкая стратиграфия памятника привела к смещению материала: в нижних слоях, например, наряду с орудиями из крупных пластин встречаются клиновидные нуклеусы и микропластинки, выше — орудия из пластин. О смещении свидетельствует и находка фрагментов керамики и некоторых неолитических орудий в 3-4-м горизонтах вместе с костями носорога (Окладников А.П., 1971, с. 26–27).

Ряд других памятников Забайкалья находит соответствия в материалах того или иного слоя Санного Мыса. Они еще не достаточно опубликованы, чтобы можно было с определенностью судить об их возрасте и культурной принадлежности, однако помещение их во II хронологическую ступень представляется правомочным.

Из них прежде всего следует упомянуть стоянку Толбага, которая находится в среднем течении р. Хилок. Она расположена на сравнительно крутом склоне, в 200 м от края II надпойменной террасы и связана с нечетко выраженной III террасой или с делювиальным шлейфом на склоне сопки с высотой над уровнем реки 32–35 м. Здесь под почвенным слоем (1) лежат на скальном основании три слоя суглинка: каштановый, толщиной 20 см (2), светло-коричневый, толщиной 20 см (3) и серый лессовидный, толщиной 65 см (4). Культурные остатки связаны с основанием 2-го и двумя нижними слоями, причем наиболее насыщен 3-й слой, а в 4-м представлены лишь единичные находки. По материалам раскопок 1972 г. фаунистические остатки принадлежат оленю, носорогу, лошади, сайге, гиене (Константинов М.В., 1973; Окладников А.П., Кириллов И.И., 1980).

Очаги имеют вид овальных серых золистых пятен с камнями наверху. В 1975 г. открыт очаг размерами 152×64 см, обрамленный поставленными на ребро плитками, повторяющий по устройству очаг с поселения Кокорево 1 (Лиханов С.И. и др., 1976, с. 18), хотя форма очага существенно отличается, — в Кокорево I очаги имеют круглую форму и меньший диаметр. Каменный инвентарь по всей толще однороден и описывается суммарно (Константинов М.В., 1973). Среди нуклеусов преобладают односторонние одно- и двуплощадочные (рис. 129, 12, 13, 16), переходные по типу от леваллуазских к призматическим. В соответствии с характером нуклеусов здесь много пластин и орудий из пластин. Большинство пластин имеет более или менее прямоугольную форму со следами 2–3 предварительных снятий на дорсальной стороне. Часто пластины ретушированы по одному или двум краям именно с этой стороны, вентральная или противолежащая ретушь применялась реже (рис. 129, 11). Характерной особенностью стоянки является высокий процент орудий. Многочисленны скребла-ножи (рис. 129, 9, 17), встречаются остроконечники (рис. 129, 8), резцы различных типов (рис. 129, 10, 14), проколки (рис. 129, 7), орудия с выемками. Чопперы и чоппинги единичны. Интересна находка «точильного» бруска (рис. 129, 15). В коллекции достаточно хорошо представлены долотовидные орудия, среди которых, видимо, следует особо выделить пластины с подтеской.

Для стоянки Толбага получены три даты: 15100±520 (СОАН-810) для верхнего уровня, 34860±2100 (СОАН-1522) и 27210±300 (СОАН-1523) для нижнего. В дальнейшем М.В. Константинов принял только самую древнюю дату, связав ее с единым культурным слоем, мощностью 0.4–0,5 м, залегающим на глубине 1,1–1,5 м в палево-сером карбонатизированном суглинке (Константинов М.В., 1979, с. 5). Хотя радиоуглеродные даты создают уверенность, что Толбага вместе с Варвариной Горой и Санным Мысом (видимо, его нижними слоями) входит в «единую группу палеолитических поселений, предшествующих времени сартанского оледенения» (Окладников А.П., Кириллов И.И., 1980, с. 39), создается впечатление, что древность памятника значительно преувеличена, поскольку слой связан с делювиальным шлейфом, и его относительная высота над уровнем реки не играла большой роли. В то же время материал стоянки обнаруживает определенное сходство с инвентарем Варвариной Горы, и можно согласиться с М.В. Константиновым, относящим памятники к одной культуре.

В группе Сохатинских стоянок близ г. Читы особо следует выделить стоянку Сохатино 4, залегающую в супесях, перекрывающих аллювий первой террасы р. Ингоды или, по другим данным, в верхних горизонтах аллювия этой террасы.

Поселение многослойное, но нижние слои вскрыты в небольшом шурфе, поэтому описывается лишь верхний слой (Окладников А.П., Кириллов И.И., 1980). В нем обнаружены остатки овальных в плане очагов с каменной выкладкой и в виде зольных пятен, а также рабочие площадки с многочисленными отбросами производства. Несмотря на это, нуклеусы составляют всего 1,1 % каменного инвентаря. Среди них особенно широко представлены мелкие клиновидные нуклеусы (рис. 129, 1), которые сопровождают лыжевидные сколы. Встречаются резцы, трудно отличимые от вторичных ядрищ, мелкие пластинки, долотовидные орудия, проколки, концевые и округлые скребки (рис. 129, 2, 3). Представлены скребла и галечные орудия. Своеобразие каменному инвентарю придают двусторонне обработанные наконечники копий (рис. 129, 6), ножи, скребла (рис. 129, 4, 5). Из костяных орудий отмечены два шила из расколотых трубчатых костей, два обломка эпифизов с круглыми отверстиями, напоминающие «жезлы», и обломок мотыжки из ребра мамонта. Особый интерес представляют обломки ребер животных со следами гравировок, в которых исследователь видит фигуры животных (Кириллов И.И., 1980). К сожалению, качество репродукций и определенные разночтения между фотографиями и прорисовками не позволяют судить об этом с полной уверенностью.

Фаунистические остатки включают кости мамонта, косули, благородного оленя, лося, барана (?), винторогой антилопы, бизона или быка. Такое сочетание находит отражение и в двух очень расходящихся датах: 11900±130 (СОАН-841) — по кости и 26110±200 (СОАН-1138) — по древесному углю. Указывается, что образцы взяты из разных раскопов, но, если культурный слой един, то это не может объяснять столь существенную разницу. Основываясь на мнении П.М. Долуханова, считающего террасу второй, на типологии материала и на наличии гравюр, не известных в памятниках второй половины сартана, исследователи склонны принять древнюю дату. Очевидно, геологические условия залегания требуют дальнейшего уточнения, а типология — детальных разработок. Что касается искусства, то можно заметить, что значительно более обоснованно будет сопоставлять его не с искусством Мальты и Бурети — с ним нет ничего общего, а с мадленскими гравировками Западной Европы.

Вместе с тем дата по кости представляется чрезмерно омоложенной. Только дальнейшие исследования, и в первую очередь раскопки нижележащих слоев, могут пролить свет на возраст Сохатино 4.

К следующему, III, этапу развития позднего палеолита Сибири, который относится ко времени второй половины сартанского оледенения, наступившего после вспышки похолодания в 19–18 тысячелетиях и продолжавшегося до заключительного этапа сартана, принадлежит большая часть памятников, давно известных и хорошо изученных. Не исключено, что некоторые из них относятся к предшествующему этапу, но они так тесно связаны с последующим развитием, что их уместнее рассмотреть именно здесь.

Благодаря работам И.Т. Савенкова в конце прошлого века (Савенков И.Т., 1896), получившим широкий резонанс, палеолит Енисея надолго стал эталоном всего сибирского палеолита. В настоящее время на Енисее известно около 100 палеолитических поселений и отдельных пунктов находок. Наибольший интерес представляют две группы поселений, расположенные в районах, отстоящих друг от друга более чем на 230 км, и раскопанные на широкой площади: поселения в окрестностях г. Красноярска на Афонтовой Горе, теперь недоступной для исследования из-за городской застройки, и поселения у д. Кокорево Новоселовского р-на, ныне лежащие на дне Красноярского водохранилища.