У правого виска девочки находился тонкий прорезной диск из бивня, надетый на конец дротика. У правого же виска мальчика — такой же, сохранивший вертикальное положение диск, вероятно, надетый в свое время на острие несохранившегося деревянного копья. Можно предполагать, что к прорезям этих красивых и хрупких украшений на копьях прикреплялись цветные ремешки или, скажем, пушистые хвосты песцов, и эти дротики служили своего рода парадными эмблемами или имели какое-то особое церемониальное значение.

На ручках обоих погребенных были надеты пластинчатые и бусяные браслеты — такие же, как в могиле 1, на пальцах обнаружены перстни из того же материала, найдена костяная игла. На груди и животе девочки лежали большой прорезной диск и два стержня округлого сечения с расширенными плоскими концами и сквозными отверстиями на них, в одном случае с богатым точечным орнаментом; видимо, это своего рода застежки для пояса. Под подбородком каждого скелета — большая заколка в виде стержня, служившие, по-видимому, для застегивания краев верхней накидки — плаща.

Слева от ног девочки — два крупных «жезла», или «выпрямителя», из рогов северного оленя с круглыми отверстиями на конце.

Особенностью захоронения мальчика являются два кремневых ножа, один из которых был зажат в правой руке, а также следы культа животных: на груди — плоская скульптура лошади, похожая на найденную ранее в культурном слое, но крупнее (рис. 106, 2); под левым плечом — крупная скульптура мамонта (рис. 106, 1), у рта и пояса — два крупных когтя пещерного льва, сзади к одежде прикреплена имитация хвоста из нанизанных бус своеобразной плоской квадратной формы.

Расшивка одежды бусами в могиле 2 еще богаче, чем в могиле 1. В могиле 2 собрано до 7500 бус. Их расположение подтверждает реконструкцию одежды, сделанную по данным из могилы 1, но дополняет ее рядом деталей. Так, расшивка шапки мальчика богаче; у девочки реконструируется скорее не шапка, а капюшон, или капор, и налобная повязка. У мальчика те же, что у мужчины, семь рядов бус, пересекающих грудь на малице, но, кроме того, пояс, густо расшитый песцовыми клыками. У девочки малица в верхней части и у пояса была расшита бусами сплошь, плотными горизонтальными рядами. В обоих погребениях расположение бус в нижней части ног дает основание говорить об обуви в виде меховых (?) сапог типа пимов или унтов.

В могиле 2 у самой поверхности, как и в могиле 1 обнаружены остатки верхнего погребения, лежавшего на 65 см выше дна могилы, но не на древней поверхности, а в самом начале подстилающей светло-желтой супеси, в четких очертаниях могилы. От человеческих костей, почти полностью разложившихся, остались только фрагментарные кальцитовые белые полоски; тем не менее, расположение костей обозначилось достаточно ясно. Это был взрослый человек, лежавший в вытянутом на спине положении, с левой рукой на лобке, головой на юго — юго-запад. Остатков черепа и даже эмали от зубов найти не удалось; видимо, в момент захоронения голова была отделена от туловища. Пол погребенного по морфологическим признакам определить невозможно. Принимая во внимание, что оба мужских погребения одинаково ориентированы головой на северо-восток, а погребение девочки имеет противоположную ориентировку, совпадающую с ориентировкой рассматриваемого верхнего погребения, можно предполагать женский пол верхнего скелета. В таком случае возникает вопрос, не принадлежит ли женский череп, найденный у поверхности могилы 1, женщине, захороненной вверху могилы 2? Если это именно так, то могила 2 была вырыта и сооружена раньше, чем могила 1, и в течение разделявшего их немалого времени отрезанная голова женщины, сохранявшаяся где-то на поверхности (в жилище или около него), утратила мягкие части, все зубы и нижнюю челюсть.

Уровень верхнего погребения в могиле 2 был отчасти затронут солифлюкцией, поднявшей на высоту до 43 см многие мелкие предметы погребального инвентаря (ленты красной охры, бусы и просверленные клыки песцов). Считая предметы вместе с оставшимися на уровне скелета, к верхнему погребению относятся 13 просверленных клыков песца, до 130 сверленых и частью несверленых бус из бивня мамонта, крупная костяная подвеска, трубчатые костяные подвески, костяное острие, костяной перстень, еще одна костяная подвеска-стержень; два сброшенных и обрубленных рога северного оленя лежали в области таза погребенного и рядом крупное обоюдоострое мотыгообразное орудие или клевец из бивня мамонта; сюда же относятся три каменных сверленых подвески, кремневый наконечник вытянуто-миндалевидной формы, близкой селетской, кремневый скребок, кварцевый и кремневый отщепы и ископаемая раковина чашевидной формы. По сравнению с тремя уже описанными погребениями инвентарь верхнего погребения могилы 2 небогат, но оленьи рога, клевец из бивня, черпак из раковины, трубочки-пронизки, костяная проколка, кремневый наконечник селетского типа придают ему неповторимый облик.

К упомянутым остаткам пяти скелетов нужно добавить отдельные кости еще четырех скелетов. Это прежде всего массивное человеческое бедро с отбитыми эпифизами, лежавшее в могиле 2 сбоку от скелета мальчика; в его полости с обоих концов была буквально набита охра, что придает этой находке ритуальное значение.

Далее, между могилами 1 и 2, в солюфлюкционном потоке был найден обломок человеческого плеча, принадлежавшего, по определению Т. Тота, молодой девушке.

В 1969 г. в 200 м от могилы в сторону кирпичного завода при разработке нового карьера был разрушен человеческий скелет, залегавший на глубине около 3,5 м. Попавшие в наши руки остатки его были определены В.Н. Звягиным (Институт криминалистики) как принадлежавшие девушке 16–17 лет, ростом около 1,60 м.

Наконец, в 1972 г. в том же новом карьере и примерно на том же расстоянии от могил к юго-востоку, на той же глубине ковшом экскаватора был вывернут хорошей сохранности скелет взрослого человека, затем разрушенный рабочими, относящийся, возможно, к палеолитическому времени.

Две последние находки позволяют предполагать присутствие новых погребений на промежуточной территории.

Исключительный интерес представляет палеоантропологическая характеристика изученных костных остатков. Скелет мужчины из могилы 1 является европеоидным, но его расовые особенности выражены неотчетливо. Если бы измерения, полученные на черепе из могилы 1, можно было бы рассматривать как средние величины целой серии черепов, то можно было бы говорить о «восточных кроманьонцах» с отдельными чертами, напоминающими северных монголоидов, о протомонголоидном элементе, о предках американских индейцев, другими словами — о типе современного человека с еще не вполне дифференцированными расовыми признаками.

Этот вывод подтверждается и анализом скелетов подростков из могилы 2. Мальчик является европеоидом, но сохраняет некоторые негроидные или неандерталоидные черты. Последние особенности особенно выражены у девочки.

Совершенно особый интерес представляет массивное бедро с отбитыми эпифизами из погребения мальчика. По предварительным данным, оно в наибольшей степени напоминает неандерталоида. Представляется вероятным, что в то время на северном краю европейской ойкумены неандерталоидные формы продолжали существовать вместе с сапиентными.

Более позднее погребение кроманьонца на Костенках 2 (рис. 105), относящееся уже к средней поре позднего палеолита, сохраняет многие черты, свойственные погребениям предшествующего периода (Борисковский П.И., 1963). По данным П.И. Борисковского, оно представляло собой специально сооруженную из костей мамонта (черепа, кости конечностей, лопатки) овальную погребальную камеру, размерами 2,20×0,55 м по внутреннему обводу и 4,0×1,50 м — по внешнему, пристроенную к стенке жилища. Стенки погребальной камеры были невысоки, они состояли не из вкопанных, а из горизонтально положенных костей. В центр этой камеры был посажен связанный труп мужчины, возраст около 50 лет. По крайней мере, до плеч он был засыпан землей — об этом свидетельствует то, что кости туловища и ног сохранили свое первоначальное положение. Голова и руки остались снаружи. После разрушения жилища голова и некоторые кости рук упали назад и оказались на жилой площади. После погребения жилище, вероятно, было покинуто обитателями: об этом свидетельствует одновременность процесса разрушения жилища и погребения (иначе череп не мог бы попасть на жилую территорию). Среди известных палеолитических захоронений наиболее близкую аналогию обнаруживает погребение ребенка на Городцовской стоянке (специально сооруженная камера, сидячее положение), однако существенны и отличия (например, камера на Городцовской стоянке — закрытый сверху склеп; богатый инвентарь, сопровождающий погребение ребенка, и полное отсутствие инвентаря в погребении на Костенках 2).