Мы с Холмсом материализовались на таможенном пункте вслед за Ле Беком. Наши одежды и тела были подвергнуты строгой очистке. К нашему общему негодованию, у Холмса отобрали трубку и кисет с табаком, а у меня конфисковали сигары из нагрудного кармана пальто. Запах щедро разбрызганных антисептических средств чувствовался даже тогда, когда мы ехали по городским улицам мимо бесконечных рядов туристических отелей. Все вокруг было невероятно чистым, согласно обычаям местной культуры. С тротуаров можно было в буквальном смысле есть, хотя марсианские полицейские сразу бы пресекли попытку столь грубого загрязнения кристально чистой поверхности.

Когда мы увидели насколько почти религиозно относились люди этой эпохи к чистоте, то мы с Холмсом сразу же осознали, чего стоило Ле Беку обратиться за помощью к нам, проживающим совсем в других условиях. Ибо для него появиться с песком на ботинках означало преступить основные нормы социального поведения. Вероятно, на него и в самом деле надавили так, что он предпочел на время отложить заботу о своей обуви. Если только, конечно, он не хотел нас заставить подумать, что убийца он, а потом отмести подозрения на том основании, что песок на ботинках — это уж слишком очевидная улика. Я потряс головой. Такой сложный и хитроумный ход мыслей был достоин только профессора Мориарти и ему подобных, а Ле Бек, казалось, не настолько умен — по крайней мере на первый взгляд.

Его кабинет не был слишком большим, несмотря на занимаемый им пост главы следственного управления целого города. Но, конечно же, все в нем блистало чистотой. На зеркальных поверхностях не было ни пылинки. Одну из стен занимали полки, на которых стояли книги и вещи, связанные с историей полиции. Чувство гордости заставило его показать нам свою коллекцию в первую очередь и лишь затем приступить к работе. Одна из полок целиком была заставлена книгами о Шерлоке Холмсе, как и следовало в коллекции подобного рода.

Я похлопал рукой по кожаному корешку одной из книг.

— Рад видеть здесь и мои работы.

Ле Бек ответил сдержанной улыбкой, и чувство гордости моментально сменилось в нем высокомерием.

— Да, все они под вашим псевдонимом «А. Конан Дойл», конечно же. А в вашем времени люди на самом деле верили, что Холмс — выдуманный персонаж?

— По крайней мере некоторые издатели, — сказал я.

Инспектор наклонился вперед и вынул одну книгу из ряда. Я увидел, что она сделана в виде блока памяти, распространенного в середине двадцать первого столетия.

— Вот, кстати, любопытная вещица, Холмс, — сказал Ле Бек. — Дополненное, но ограниченное издание «Последнего дела» — истории вашей смерти.

Холмс в очередной раз рассеянно похлопал по карману в поисках трубки и слегка приподнял одну бровь.

— Да. Мориарти и я, сошедшиеся в смертельной схватке над водопадом. Однако это была всего лишь хитрость Уотсона, пишущего под псевдонимом Конан Дойл, чтобы предоставить нам передышку. К несчастью, популярность моих якобы вымышленных подвигов была такова, что Уотсона просто заставили меня возродить, так сказать.

Я взял из рук Ле Бека книгу и посмотрел на ее обложку.

— Издатель, — сказал я тихо, — некий профессор Мориарти.

Холмс снова поднял бровь и взял у меня книгу. Привычным движением он активизировал блок памяти — нам часто приходилось работать в ту эру — и просканировал ее содержимое.

— В высшей степени интересно, Уотсон. Он излагает вашу историю, нисколько ее не изменив, но с добавлением обширного послесловия.

Я подошел ближе и заглянул через плечо Холмса, сожалея о том, что мои произведения давно уже стали всеобщим достоянием. Должен же быть какой-то закон об авторских правах путешественников во времени? Почему мне постоянно приходится натыкаться на свои книги и не получать за них ни фартинга?

— Видели? — спросил Холмс, указывая пальцем на дисплей книги.

— Да, действительно, — сказал я, быстро прочитывая содержимое.

Ле Бек высказал удивление.

— Что там? — спросил он.

— Это комментарии по поводу вымышленной смерти Холмса, какой она описана в «Последнем деле», — объяснил я. — Професор Мориарти предлагает способы, какими можно на самом деле покончить с Холмсом, размышляя по поводу той или иной ловушки. И, мне кажется, это не просто праздные размышления. Мне кажется, он что-то нашел.

Ле Бек, казалось, заинтересовался этими словами. Холмс передал ему книгу. Ле Бек стал, наконец, что-то вспоминать из того, что читал раньше в этой книге.

— Да, он предлагал поставить ловушку на путешествующего во времени сыщика. Заманить его убийствами, принадлежащими предположительно серийному убийце и совершенными лет эдак за двадцать.

— Совершенно верно, — сказал я. — Убийства должны быть совершены настолько безупречно, чтобы местная полиция зашла в тупик. Сфабриковать такое дело, какое мог бы расследовать только сам Шерлок Холмс.

— Я повсюду чувствую запах Мориарти, — сказал Холмс.

— Скорее вонь, — добавил я.

— Но… — Ле Бек задумался. Различные чувства отражались на его лице. Сначала недоверие, затем смутное подозрение. Наконец смесь согласия с неизбежным, решимости и сожаления.

— Совершенно верно, главный инспектор, — сказал Холмс. — Вас использовал в своих целях самый изобретательный преступный мозг всех времен.

— Чем я могу вам помочь? — спросил главный инспектор Чарльз Ле Бек, подтянувшись. — Я полностью в вашем распоряжении.

— Давайте подыграем ему, — ответил Холмс. — Покажите нам все, что у вас есть об убийствах и в особенности о сегодняшнем, так как именно на сегодня намечено исполнение этого дьявольского плана.

Ле Бек выложил несколько носителей информации на блестящий стол. Благодаря нашему внутреннему компьютеру документы выглядели как обычные папки. Мы с Холмсом быстро «пролистали» виртуальные «досье» в поисках необходимой информации.

— Я задержал обычных подозреваемых, вот их дела, — сказал Ле Бек.

Мы с Холмсом обменялись удивленными взглядами. Нашим любимым классическим фильмом был «Касабланка» Хамфри Богарта и мы часто смотрели его на отдыхе в двадцатом или в последующих веках. Инспектор действовал как следователь в этом фильме и точно так же безрезультатно.

Ле Бек терпеливо смотрел на нас, пока мы пролистывали невидимые для него файлы, но ему недолго пришлось ждать.

— Совершенно ясно, что никто из них не мог совершить преступления, — сказал Холмс, рассеянно похлопывая по карману в поисках конфискованной трубки.

— Согласен, — сказал я, покачиваясь на висящем в воздухе стуле.

Ле Бек был изумлен.

— Вы так легко за несколько секунд отбросили плоды двадцатилетней работы?

Холмс вздохнул.

— Все это лишь занимает лишнее место в архиве. Среди них нет преступника. У вас сотни подозреваемых. Мне что, показывать вам каждого и говорить, почему он не подходит? Так как убийства происходили в течение двадцати лет, то даже для дилетанта очевидно, что многие отпадают только по этой причине. Некоторые умерли, другие переехали, третьи имеют алиби, которое легко проверить, четвертые…

Ле Бек помахал рукой, прося Холмса остановиться.

— Ладно, ладно. Вы меня убедили. Так кто же убийца?

— Так как последнее убийство произошло сегодня утром, — сказал Холмс, — то желательно было бы посетить место преступления.

— Его уже давно очистили, — сказал Ле Бек. — Ничто не должно загрязнять наши тротуары без крайней необходимости.

Холмс ничего не сказал, но всем своим видом показывал негодование и отвращение. В любой другой эре о таком быстром уничтожении улик на месте преступления не могло быть и речи. Здесь же это была стандартная процедура, так как чистота превыше всего.

— Однако, — продолжил Ле Бек, словно защищаясь, — мы сделали голографические записи. Вы можете посмотреть их в соседней комнате.

Холмс опять вздохнул, но кивнул.

— По крайней мере в этой ситуации они могут оказаться полезными.

Мы просматривали голограмму жертвы и места преступления, расхаживая среди трехмерных изображений и разглядывая их под разными углами.