В записке был указан адрес Чинга — в доме по Джизес-лейн. Холмс нахмурился и, сложив записку, спрятал ее за обложку книги, которую он тогда читал. Открывая дверь, он сказал:
— Я видел этого Чинга один или два раза в городе и слышал об этом человеке разные истории. Он два раза пытался поступить в Кембридж, но ему отказывали, потому что любой студент должен быть причислен к одному из колледжей, но ни один из кембриджских колледжей не принял бы студента-азиата. Чинг вместо этого поступил в Гейдельберг, где он изучал медицину.
Дверь открылась, я пропустил Холмса вперед.
— Так, значит, он продолжал подавать прошения в Кембридж? — спросил я.
Холмс кивнул.
— Несколько лет назад Кембридж изменил политику и начал принимать студентов без приписки их к колледжам. Чинг снова подал заявление, и на этот раз его приняли. Я слышал, что в своей стране он пользуется значительным влиянием, но этого недостаточно, чтобы пробить бастионы многовековых традиций английских университетов.
Если бы я и не знал этого раньше, то скоро все равно понял бы, что сам Холмс был как никто далек от любых предрассудков. «Предрассудок — это всего лишь копоть от неоправленного фитиля, — однажды сказал он мне. — Фонарь, возможно, и светит ярчайшим светом внутри себя, но если стекло покрылось черной сажей, сквозь него не просвечивает решительным образом ничего».
После обеда мы покинули квартиру Холмса на Ленсфилд-роуд и направились по Реджент-стрит к реке Кэм. В те дни Холмс не был еще так хорошо материально обеспечен, как во время своей дружбы с доктором Уотсоном. Хотя он никогда не говорил о своей семье или происхождении, у меня создалось впечатление, что семья его была менее преуспевающей, чем, допустим, моя семья. Я помню, что в те годы Холмс наслаждался учебой в колледже и не обращал никакого внимания на образ жизни своих богатых сверстников. Некоторые из них по любому случаю нанимали экипаж, но Холмс часто повторял, что предпочитает ходить пешком. От Ленсфилд-роуд до Джизес-лейн всего лишь полчаса ходьбы, да и погода тогда выдалась прекрасная.
Дом, в котором обитал Чинг, представлял собой большое здание, поделенное на множество маленьких квартир. Он находился на значительном расстоянии от территории университета. Владела им некая миссис Ричмонд, оказавшаяся сухопарой пожилой женщиной с застывшим подозрительным выражением лица и под стать ему ворчливым голосом. Особенности эти, очевидно, выработались у нее в результате многолетних баталий с первокурсниками и являлись своего рода мундиром или боевым украшением.
— Да? — отозвалась она на стук Холмса.
— Я получил приглашение от мистера Чинга, который хотел бы видеть меня сегодня вечером, — сказал Холмс, осматривая женщину с некоторым интересом.
— Мистер Чинг, — повторила она задумчиво. Некоторое время она также изучала Холмса. — Ну, тогда входите, мистер…
— Холмс, мадам. Шерлок Холмс. А это мой друг, Реджинальд Месгрейв.
— Да, мистер Холмс. Располагайтесь в гостиной, джентльмены, а я… Нет, почему бы вам просто не подняться в комнаты? Второй этаж, первая дверь налево.
— Благодарю вас, миссис Ричмонд, — сказал Холмс.
Мы последовали в указанном направлении, и Холмс деликатно постучал в дверь Чинга.
Она открылась почти немедленно.
— Да?
— Меня зовут Шерлок Холмс, мистер Чинг. А это мой товарищ, Реджинальд Месгрейв.
— Ах да. Пожалуйста, входите. Я так рад, что вы приняли мое приглашение. Пожалуйста, садитесь здесь. Не хотите чаю? — Чинг позволил себе слегка улыбнуться. — У меня есть английский чай, есть и китайский.
— Какой вам угодно, — сказал я, и Холмс кивнул в знак согласия.
Мы сели в удобные кресла и осмотрели комнату. Я увидел, что она обставлена точно в том же стиле, что и другие студенческие комнаты, в каких мне только довелось побывать. Такие же груды книг, бумаг, записок на столе. Источником света служила масляная лампа, мягко освещающая темные панели стен и простой деревянный пол. В комнате почти не было посторонних предметов, необязательных для повседневной жизни студента университета.
— Возможно, мистер Холмс, вы ожидали увидеть китайские свитки на стенах или вазу эпохи Мин и лошадь эпохи Тан, — сказал Чанг, подавая нам китайский чай в чашках с зазубренными краями.
— У меня не было вообще никаких ожиданий, — сказал Холмс.
— Вы хотели отнестись ко мне без предрассудков?
Чинг сел на стул, гораздо менее удобный, чем те кресла, которые он предложил нам, и отхлебнул чай из своей чашки.
— Миссис Ричмонд не решилась позволить нам встретиться с вами в гостиной, где всякий бы мог догадаться, что она сдает вам квартиру в своем доме. Вы, должно быть, устали от такого обращения.
Чинг пожал плечами.
— Вам нравится чай?
Казалось, о моем присутствии он забыл. Холмс попробовал чай.
— Очень хороший.
Он подождал, вероятно, думая, что собеседник приступит к изложению своей проблемы, но Чинг, казалось, был доволен тем, что просто сидит на стуле и попивает чай, поглядывая на чашку из белого фарфора и ничего при этом не говоря. В нетерпеливом молчании прошло несколько минут — нетерпеливом по крайней мере для молодого жителя Запада, непривычного к китайскому порядку ведения дел.
— Скажите, — сказал наконец Чинг, — теперь, когда вы видели меня уже какое-то время, что вы можете сказать обо мне?
— Я не мистик, мистер Чинг, — сказал Холмс, — и не фокусник, читающий со сцены мысли на расстоянии. Я составляю систему наблюдения и дедукции, которая уже принесла некоторую практическую пользу мне и моим знакомым. Если нет никаких наблюдений, то нет и выводов.
— Надеюсь, вы не хотите сказать, что совсем ничего не наблюдаете.
Холмс покачал головой.
— Напротив, я хотел с самого начала дать вам понять, что вам следует ожидать от меня, мистер Чинг. Если вы надеетесь на какое-то магическое разрешение вашей проблемы, то вам, вероятно, придется разочароваться.
— Не совсем. И, пожалуйста, не называйте меня мистером Чингом. Эта неестественная конструкция, основанная на вашей английской системе личных имен. Я бы предпочел, чтобы вы обращались ко мне так, как меня называют на родине, — доктор Фу Манчу.
Холмс слегка кивнул.
Фу Манчу продолжал:
— Я как раз боялся, что вы будете утверждать, будто вне сферы науки находится область сверхъестественного. Вы должны понять, что я сторонник науки.
— Как и я, — добавил Холмс.
Оба собеседника вновь посмотрели друг на друга. Фу Манчу пожал плечами.
— Вы все еще не намерены говорить, — сказал он своим низким шипящим голосом.
Холмс глубоко вздохнул и начал:
— Хорошо, извольте. Насколько я знаю, вы приехали из Китая, хотя мне не известно, из какой провинции или города. Я также слышал, что в вашей стране вы по наследству получили какую-то собственность или определенный социальный статус, но, судя по вашему образу жизни в Англии, это не значит, что вы получили также и состояние. Этот дом, с квартирами внаем, расположен довольно далеко от университета, и цены миссис Ричмонд должны быть ниже, чем в более удобно расположенных заведениях. Далее, я заметил, что под вашей академической мантией вы носите одежду из хорошего материала, но плохого покроя, как будто у вас очень мало опыта общения с портными, здешними или китайскими. Мантия на вас и сейчас, но головной убор вы сняли, откуда следует, что вы спешили вернуться домой в ожидании нашего вечернего визита. Вы заварили чай, но не сняли мантию. Все занятия сегодня закончились до обеденного времени, и я не думаю, что у вас еще были какие-то планы на сегодня, раз вы заранее попросили меня о встрече. Я подозреваю, что вы где-то подрабатываете во внеурочное время, чтобы отчасти оплатить расходы на обучение. Исходя из всеобщих предубеждений к представителям вашей расы, это, скорее всего, черная работа, хотя вы человек образованный. Вне сомнения, вы устроились на работу в удаленной от университета части города, чтобы никто из сокурсников не застал вас за неподобающим вам занятием. Я также заметил необычную мозоль на внутренней стороне вашего правого указательного пальца, как будто от какого-то инструмента или орудия. Больше я ничего сказать не могу. Обстановка вашей комнаты не говорит ни о чем, кроме как о стремлении подражать вашим хозяевам, что доставляет вам немало хлопот.