Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

С отменой карточек в 1935 г. сеть коммерческих магазинов расширилась. Во многих городах открылись магазины мод, специализированные магазины, торговавшие промышленными товарами более высокого качества и по более высоким ценам, чем в обычных государственных магазинах. Новый нарком торговли И. Вейцер проповедовал философию «советской свободной торговли», предполагавшую ориентацию на покупателя и соревнование между магазинами в рамках структуры госторговли. В третьей четверти 1930-х гг. в системе торговли несомненно произошли значительные улучшения, в основном благодаря существенному увеличению государственных инвестиций, размеры которых во вторую пятилетку (1933-1937) были втрое больше, чем в первую[70].

Однако плодами этих улучшений по большей части могли пользоваться лишь наиболее обеспеченные слои населения. Даль­нейшее сокращение разницы между коммерческими и обычными государственными ценами происходило в такой же мере за счет повышения обычных цен, как и за счет снижения коммерческих. Если в начале 1930-х гг. граждан на всех уровнях советского общества тяготил в основном острый дефицит, то начиная с середины десятилетия от малообеспеченных групп населения не менее часто слышались жалобы на то, что их реальный доход слишком низок и потому товары все равно недоступны. «Я не могу позволить себе покупать продукты в коммерческих магазинах, все очень дорого, ходишь-бродишь, как тень, и только худеешь и слабеешь», — писал властям в 1935 г. один ленинградский рабочий. Когда в январе 1939 г. базовые государственные цены на одежду и другие промышленные товары удвоились (крупнейшее одномоментное повышение цен за десятилетие), НКВД отмечал сильнейший ропот среди городского населения и множество жалоб на то, что привилегированная верхушка равнодушна к мучениям рядовых граждан, а Молотов, обещавший, что цены больше не вырастут, обманул народ[71].

Спекуляция

Как мы видели, получить товары любого рода, от туфель до квартир, по официальным государственным каналам распределения было крайне трудно. Во-первых, товаров просто не хватало. Во-вторых, ведомства, распределявшие их, делали это исключительно неэффективно и были насквозь коррумпированы. В государственных магазинах были длинные очереди и зачастую пустые прилавки. Составлявшиеся местными властями списки очередников на жилье достигали таких размеров, а неформальные методы, помогавшие обойти их, процветали настолько, что фактически никто не мог дождаться своей очереди, не принимая каких-то дополнительных мер.

В результате огромное значение приобрело неофициальное распределение — т.е. распределение в обход формальной бюро­кратической системы. В сталинскую эпоху в СССР буйным цветом расцвела «вторая экономика» (хотя сам этот термин — более позднего происхождения); она существовала столько же времени, сколько и «первая», и фактически может считаться преемницей частного сектора 1920-х гг., несмотря на свой переход с легального, хотя и еле терпимого государством, на нелегальное положение. Подобно частному сектору времен нэпа, вторая экономика сталинской эпохи по сути распределяла товары, произведенные государством и принадлежащие ему, а продукция, произведенная частным образом, играла в ней явно второстепенную роль. Утечка товаров происходила в любом звене системы производства и распределения, на любом этапе пути от заводского цеха до сельского кооперативного магазинчика. Любой работник системы торговли какого угодно уровня мог быть тем или иным образом причастен к этому, потому-то данный род занятий, хотя и обеспечивал уровень жизни выше среднего, считался сомнительным и не давал высокого социального статуса.

Как указывали Дж.Берлинер и другие экономисты, сталинская первая экономика не могла бы функционировать без второй, поскольку вся промышленность опиралась на практику более-менее незаконного добывания необходимого сырья и оборудования, и промышленные предприятия содержали для этой цели целую армию искушенных во второй экономике агентов — «толкачей»[72]. То, что верно для промышленности, a fortiori было верно и для рядовых граждан. Каждому случалось покупать продукты или одежду у спекулянтов или доставать квартиру, железнодорожный билет, путевку в дом отдыха «по блату», хотя одни чаще прибегали к услугам второй экономики и лучше умели делать это, чем другие.

Советское руководство огульно называло «спекуляцией» любое приобретение товаров для перепродажи по более высокой цене и рассматривало подобные действия как преступление. Эту сторону советского менталитета можно объяснить марксистской идеологией (хотя очень немногие марксисты вне России столь страстно и категорически выступали против торговли), однако она, по-видимому, имеет и национальные русские корни[73]. Как бы то ни было, и спекуляция, и моральное осуждение ее крайне прочно утвердились в Советской России.

Кто такие были «спекулянты»? Среди них можно было встретить и преуспевающих дельцов преступного мира, ведущих рос­кошную жизнь и имеющих связи во многих городах, и задавленных бедностью старух, покупающих утром в магазине колбасу или чулки, чтобы несколько часов спустя с небольшой наценкой перепродать их на улице. Некоторые спекулянты в прежние времена занимались легальной торговлей: например, человек по фамилии Жидовецкий, осужденный к восьми годам заключения за спекуляцию в 1935 г., скупал в Москве отрезы шерстяных тканей и возил их для перепродажи в Киев. Другие, подобно Тимофею Дроботу, осужденному в Поволжье за спекуляцию к пяти годам в 1937 г., раньше были крестьянами, которых раскулачивание вырвало из родной почвы и заставило влачить существование отщепенцев, еле сводящих концы с концами[74].

Среди громких дел о спекуляции, описанных в газетах, самое крупное и сложное связано с деятельностью группы людей, якобы бывших кулаков и частных торговцев, развернувшей весьма приличных масштабов торговлю лавровым листом, содой, перцем, чаем и кофе, используя связи и точки в ряде волжских и уральских городов, а также в Москве и Ленинграде. Один из участников группы в момент ареста вез 70000 рублей, другой, как говорили, сколотил на этом деле в общей сложности свыше 1,5 млн рублей. Кустари из Дагестана Нажмудин Шамсудинов и Магомет Магомадов находились на низшей ступени по сравнению с бакалейной шайкой, но и у них были при себе 18000 руб., когда их арестовали за нарушение общественного порядка в ресторане в Грозном, столице Чечни, а кроме того, они только что отослали домой еще 7000 руб.[75]. Многие провинциальные спекулянты, чтобы приобрести товар, просто садились на поезд до лучше снабжаемых Москвы или Ленинграда и покупали его там в магазинах. Группа из 22 спекулянтов, в 1936 г. представшая перед судом в Воронеже, использовала этот метод, открыв легальную мастерскую по пошиву одежды для прикрытия перепродажи полученных таким образом товаров, среди которых на момент ареста группы находились 1677 м. ткани, 44 платья, а также 2 велосипеда, множество пар обуви, грампластинки и какой-то резиновый клей[76].

Однако в хорошо поставленном, с размахом ведущемся деле использовались более эффективные методы получения товара, нежели обычное приобретение его в государственных магазинах в числе других покупателей. Крупные дельцы зачастую имели «связи» с директорами магазинов и складскими работниками (или являлись директорами магазинов сами) и систематически забирали товар с заднего хода. Директор магазина и другие торговые работники могли участвовать в деле непосредственно, как, например, коммерческий директор ленинградского магазина одежды, которого судили за то, что он возглавлял шайку спекулянтов, получавшую товар прямо со склада магазина. Впрочем, в данном магазине не один коммерческий директор был связан со спекулянтами. Один из продавцов и начальник отдела пожарной охраны, например, заранее давали знать профессиональным спекулянтам, когда поступит товар, и пропускали их без очереди, зарабатывая на этом каждый раз по 40-50 руб.[77].

24
{"b":"223633","o":1}